Видео
В мире
У общества, возможно, нет большого представления о том, что делает в тюрьмах психолог. Какие у психолога обязанности, как проходит работа?
Наша работа основывается на трех базисах - консультирование, как в случае необходимости, так и после оценки, если считаем, что у конкретного человека есть риск возобновления преступной деятельности по возвращению в общество.
Второе дело, которым мы занимаемся - оценка рисков - ежегодно мы говорим с каждым заключенным, обсуждаем перемены, которые произошли с ним во время отсидки.
При этом и в этом случае проходит консультативный процесс - психолога можно посещать и чаще, если заключенный чувствует такую необходимость.
В свою очередь третье дело, которым мы занимаемся - это группы социальных знаний и социального поведения. Это программы, которые мы проводим, исходя из оценки. Смотрим, кому необходимо совершенствование социальных знаний, снижение стресса, не нужна ли мотивационная программа.
Кроме того, есть и другие занятия, которые мы считаем нужными каждой целевой группе. К примеру, заключенным показывают рефлексионное кино именно в связи с зависимостями. Эти фильмы не самые легкие, есть теория, что через фильмы, анализируя как свою жизнь, так и увиденное, заключенные начинают думать. Наша цель - не сказать, как жить правильно, а дать возможности выбора, показать, что все возможно делать иначе. Дать понять, что у действий есть последствия.
Много ли людей, попавших в места заключения именно из-за зависимостей и связанных с ними преступлений?
Да, к сожалению, таковых большая часть.
Что говорят сами люди, попавшие в тюрьмы из-за веществ, вызывающих зависимость? Как они обосновывают свой выбор?
Люди - очень разные. Есть такие, кто говорит, что проблемы появились в довольно раннем возрасте. Процентуально много таких, которые вышли из неблагополучных семей. С социальными, эмоциональными проблемами. Пережили насилие и такие дела, о которых, конечно, разрешают себе говорить минимально, это чувствительная тема.
Есть и люди, понимающие, что к этому их привела нехватка любви, которую они попытались заменить наркотическими веществами.
Плюс, однозначно, компании в молодом возрасте, специфические районы, в которых жили.
Кроме того, они сталкиваются с неспособностью решить такие дела, неспособностью отказаться от употребления. В принципе, очень часто это просто выбор, выбор так жить, выбор употреблять, выбор жить именно таким образом жизни.
Говоря о точке зрения государства к вызывающим зависимость веществам. К примеру, в Потругалии в 2001 году были декриминализованы все наркотические вещества. В стране тогда была героиновая чума. Они декриминализовали, как как поняли, что изолировать зависимого за то, что он употребляет наркотические вещества, еще ужаснее, это их только еще больше разрушает. Он выходит из тюрьмы и хочет лишь употреблять еще больше. Они больше не сажают в тюрьмы за употребление, а средства, которые давали тюрьмам, чтобы содержать этих людей, направили на ресоциализацию, реабилитацию людей.
Кроме того, выдаются кредиты на начало бизнеса, восстанавливаются семейные связи. Работают, чтобы люди возобновили отношения с другими людьми.
Этот процесс - употребления, смертности, СПИДа - невероятно снизился.
Статистику можно найти в интернете.
Это фантастические вещи, которые сделала декриминализация. То, что я здесь вижу - мы разрываем возможности человека коммуницировать. Зависимость - это все-таки желание отношений, близких, теплых отношений, без коммуникации. И мы, изолируя их, еще больше погружаем в ретравмацию, еще больше даем ощущение, что он никому не нужен, что он - никто, и никто его не хочет видеть. Тюрьмы сами по себе места, которые никто не хочет видить.
Это то, почему я здесь. Моя большая миссия в том, что я осознаю, каким этот человек выйдет, и это то, о чем забывает общество - он выйдет и не останется здесь. Хотелось бы, чтобы осужденный после наказания стал лучше, хоть немножко, чтобы понял о себе больше.
Говоря о декриминализации, как Вам кажется, нужно ли Латвии последовать примеру Португалии?
Да. Я, конечно, не говорю о больших наркодилерах, которые продают килограммами, что их не нужно наказывать. Но людей за употребление наркотических веществ, возможно, все-таки не нужно сажать в тюрьму, им нужно помочь найти другие возможности для реабилитации. Может быть принудительное лечение окажется более ценным. Сейчас те, кто освобождается, основываются больше на христианских делах. Но у нас нет дома «по дороге», где человек может восстановиться, медленно войти в общество.
Им нужно больше учиться развивать социальные навыки, так как многие из них просто не могут жить иначе.
Они не знают, как создавать отношения, как решать социальные проблемы. Многие из них - воспитанники детодомов, многие из них жили в интернатах, многие были брошены.
Или, например, не является ли причиной того, что подростки начинают употреблять наркотики и впоследствии попадают в тюрьму за преступления, связанные с наркотиками, то, что наркотические вещества сейчас - «запретный плод»?
Да, для части подростков актуальны различные эксперименты. Но не все, кто экспериментирует, доходят до того, что совершают преступления. Тут вопрос в том, насколько у человека тесные социальные связи.
Вы работаете и с людьми, которые являются рецидивистами. Как они поясняют - почему, к примеру, «сели» уже в четвертый раз?
Пояснения бывают разными. К примеру, иногда употребление наркотиков и другие действия - это их выбор. Они в своих действиях не видят ничего плохого, это ошибки мышления. Это заметно как у зависимых, так и у уголовных преступников, что так жить хорошо, правильно, и они не хотят отказываться от сиюминутных удовольствий, больших денег, развлечений.
Кроме того, многие просто не понимают, что их преступные шаги связаны с эмоциональными вещами, они не осознают так называемые спусковые механизмы, которые означают - если скучно, я не буду это переживать и искать какую-то поддержку, я лучше пойду употреблю.
У многих, осужденных за кражи, украсть деньги - это работа. Есть те, кто говорит - я вор, это моя процессия. При этом в какой-то момент я вижу, что у людей, которые попадали в тюрьму несколько раз и которым около 40 лет, появляется семья, дети, жена, серьезные отношение. Тогда у них начинает меняться система ценностей и появляется желание (а это уже много) понять, как можно жить нормально. Но это самые большие сложности - отказаться от стремления получить сиюминутное удовлетворение.
Часто после выхода на свободу людям попадают обратно в те же районы, где совершали преступления, встречают старых друзей. Необходима ли заключенным после освобождения смена окружающей среды?
Да, обязательно. Кроме того, актуален вопрос, сколько времени проведено в тюрьме. Иногда получается так, что человек попадает сюда пять раз на маленькие сроки ( у них маленькие сроки - это около года), после чего попадает уже лет на семь и появляется возможность задуматься, что совершать преступления нет смысла. Но однозначно - смена среды имеет значительное влияние, чтобы человек больше не вставал на преступную дорожку. Еще один из факторов риска, которого нужно избегать, это асоциальная компания, в которой он был до того, как попал в тюрьму.
Говоря о компании, часто дети выбирают не тех лучших друзей. Нужно ли родителям уделять большее внимание своим отпрыскам, чтобы после этого не думать, почему их ребенок попал в тюрьму?
С одной стороны, родителям не нужно много вмешиваться в жизнь ребенка, точно устанавливая, с кем дружить, но с другой стороны - следить за тем, кто друзья, нужно. Компания - одна из основных вещей, которые втягивают людей во вседозволенность, дает ощущение безнаказанности, с которым люди позже попадают в тюрьму, думая, что это к ним не относится.
Как вы оцениваете интернаты (учреждения, куда дети попадают с диагнозами), или образование поможет их удержать от совершения преступления?
Я десять лет отработала в специальной основной школе-интернате с детьми, у которых проблемы умственного развития, и нескольких из них я видела здесь.
Значит не все, кто заканчивает школы-интернаты, позднее удачно вливаются в общество?
Да, к сожалению, так и есть. Что-то там не работает, так как довольно многие попадают сюда. Я слышу и от своих клиентов, которые рассказывают мне - половина моего класса в тюрьме. Это еще с тех времен, когда я работала в интернате, не знаю, как сейчас.
Но, к примеру, те, кто старше 30 лет, говорят, что в те времена в школах-интернатах была иерархия, тебе нужно было подчиняться, было насилие, учились жить «в стенах». Они и позднее сравнивали эти стены со стенами интерната. Но не нужно думать, что это система, которая не позволяет детям развиваться, эти дети не просто так туда попали. У них диагнозы, и нам нужно принять во внимание, что они трудновоспитуемые подростки, у них имеются повреждения мозга, которые, скорее всего, исправить нельзя, и мы не можем ждать от учителей супер-результатов. Это тяжелые вещи, поэтому у них маленькие классы. Когда я работала в таком учреждении, у нас было 12 детей в одном классе, так как они гиперактивны, непослужны. У них нет социальных знаний, они не понимают, что нельзя деть все, что захочется.
«Диванные эксперты» могут сказать, что эти дети не получали хорошего пинка и поэтому так себя ведут. Как вы это оцениваете?
Точно нет. Их учат, как решать ситуации. Пинками и ударами ничего не добьешься, риск, что это приведет к насилию, только увеличивается. Он не только нарушит закон, он насильственно нарушит закон.
Вы работаете и с сексуальными преступниками. Что они говорят? Почему они делают то, за что попали за решетку?
У нас есть группы коррекции, которыми руководит служба пробации вместе с сотрудниками тюрьмы, меня в этих группах нет, они смогли бы ответить точнее. Но основные проблемы идут из детства людей, часто их самих каким-то образом унизили. Тут даже может не быть прямого сексуального насилия. Сексуальные преступники говорят о вседозволенности, что то, что они делают, не наказуемо, не понимают границ. Не понимают, что другой человек может сказать «нет». Непонимание того, что есть любовь, все нивелируется до того уровня, что это просто секс. Часто у них в семье был нездоровый пример того, что есть отношения, какими они должны быть. Это те вещи, о которых они говорят.
Многие считают, что таких людей можно «лечить» химической кастрацией. Ваше мнение?
Это сложный вопрос. Если бы мы могли полноценно и очень серьезно вовлечь этих людей в программы, которые доступны, возможно, в принудительном порядке, а не так - когда я хочу, тогда иду, чтобы понять в себе причины, понять, что такое склонность, реакция, и тогда, когда он это поймет, тогда будет возможность контролировать. Если мы могли бы в принудительном порядке обязывать таких людей работать со своими психологическими проблемами, я думаю, в плане рецидива процент был бы гораздо меньше.
Как к насильникам относятся в тюрьме? «Эксперты», которые и близко к тюрьмам не подходили, говорят - там их переучат другие заключенные.
Мы соблюдаем все нормы прав человека, к нам иногда приезжает наблюдательная комиссия Европарламента, интервьюирует заключенных об обстоятельствах, в том числе и насильников, и нет - сейчас насилия нет, ему нельзя быть, и в своей работе я о таких случаях не слышала. Эти люди живут здесь в тех же условиях, что и другие, и в случае необходимости их изолируют от тех, с кем встречаться им нежелательно.
Нет и никаких индикаторов, что против сексуальных преступников может происходить насилие?
Нет. Мы полностью за них ответственны, так как сейчас они находятся под нашим наблюдением и мы о них заботимся.
Говоря о людях, которые сами идут в тюрьме к психологу, возможно ли выделить людей, которые это делают?
Начиная с насильников и заканчивая обычными ворами, да и рецидивистами. Очень многие приходят к психологу с мыслью, что он не хочет сюда обратно, у них есть желание понять, где он оступился, понять причинно-следственные связи.
Кроме того, идут люди с зависимостью, они не желают попадать в ту же яму, в которой находились. Идут и люди, у которых только начался срок, а также те, у которых срок уже заканчиваются, это тяжелые дела, начинаются тревоги. Тогда, когда начинается срок, появляется невозможность поставить какие-то цели, заполнить время, нужно учиться планировать дни. В свою очередь, когда срок заканчивается, это огромная тревога, особенно для тех, кто провел в тюрьме длительное время.
Им страшно возвращаться в общество?
Чаще всего это тревога, они не знают, что снаружи, они не знают, как одеваться, как себя вести. Они десять лет провели в обществе мужчин, у них нет социальных связей, к ним никто не приходит в тюрьму, единственные люди с воли, которых они видят - это мы. Это очень серьезные вещи перед возвращением в общество.
Конечно, есть и заключенные, которые ждут решения суда. У них проблемы адаптации, бессонница и так далее. Осужденные уже больше приняли, что установленное время им придется провести в тюрьме.
Приходят и с делами, которые мы решаем за пределами тюрьмы - отношения с женой, с детьми, бытовые конфликты, тяжело жить с кем-то рядом.
Сколько заключенных живет в одной камере?
Начиная от одного в камере и заканчивая пятнадцатью людьми в одном помещении.
Заключенные не жалуются на то, что у них слишком мало личного пространства?
Сейчас все соответствует установленным нормам. В тюрьме перенаселенности нет, площадь достаточно. Число осужденных снижается. Меняется и Уголовный закон, чаще присуждаются принудительные работы, пробационный надзор. Но то, что у них нет личного пространства, это да - нет возможности остаться одному, но это не потому, что мало помещений. Заключенные со временем привыкают, привыкают один к другому.
Обращаются ли к тюремному психологу люди, которые попали за решетку за взяточничество?
Такие люди по собственному желанию к психологу преимущественно не идут. Те, кто идет и мотивирован, - это те, кто понимает, что проблема большая. Пьяные водители вообще редко когда считают, что сделали что-то плохое, коррупция в нашем государстве есть и все это делают. Это ошибки мышления, которые, в принципе, было бы желательно исправить. Они свои действия оправдывают тем, что так делают все, ничего в этом такого нет, я же никого не сбил.
Среди заключенных с зависимостями есть те, кто выбрал вместо наркотиков религию. Как вы это оцениваете?
Я считаю - если человек обратился в религию, это лучше, чем если он продолжит употреблять. Если это ему помогает, я полностью поддерживаю и как психолог не вмешивают в такие вещи. Если вера это то, помогает не употреблять, не пить и не совершать преступления, я полностью это поддерживаю.
Религия учит морали, которую он принимает. В религии есть заповеди, которые устанавливают, что можно, а что нельзя. Есть система ценностей.
Есть ли такие, кто просто не хочет ничего делать? У заключенных в тюрьме хватает, чем себя занять?
Такие есть и много, но что мы можем сделать с людьми? Мы и находящимся на свободе не можем сказать - себе надо меняться, так как не добьешься никаких результатов.
Говоря о самозанятости, это у кого как. У тех, кто хочет здесь чем-то заниматься, действительно не хватает времени. Это зависит от человека и его мотивации. Есть заключенные, которые освоили все возможные профессии, которые только можно здесь освоить, работают, читают книги, занимаются спортом, ставят перед собой маленькие цели, учат языки.
Но есть и такие, кто говорит - мне здесь нечего делать, умираю от скуки. Играет в игровую консоль весь день.
У них доступны игровые консоли?
Да, это разрешено. Есть телевизоры, игровые консоли, радио, это разрешено. Но это не покупает тюрьма, заключенные приобретают за свои средства.
Как вы оцениваете отношение общества к заключенным, меняется ли оно в последнее время?
Я не чувствую, что в обществе меняется отношение к заключенным. Я очень чувствую изменения, которые происходят здесь в сфере ресоциализации, сфере психологической заботы о здоровье. Над этим работается, чтобы все развивалось. Мы начинаем вводить семейные дни - 16 декабря у нас будет уже второй. На них создаются, содержатся социальные связи, которые очень важны. Мы не можем вырвать человека из среды и после этого ждать, что он изменится.
Заключенные начинают принимать, что психолог - никакой не балабол. Проходит и сотрудничество с некоторыми организациями, к примеру, Ghetto games, весной проводили турнир по флорболу. Эти и другие мероприятия не психологические, но они - великолепная возможность отлично провести время. После этого можно увидеть, что у заключенных появляется мотивация, желание чего-то достичь.
Таким образом, изнутри я чувствую сильные перемены, но в обществе, пока что, мне кажется, что люди все еще не хотят. Мы говорили с людьми, психологами, которые не работают в тюрьмах, они считают так же, пока я рассказываю, что он тоже человек со своей историей. Разъяснение другим, что заключенные тоже люди, требует больших усилий. Но я все еще слышу - нет, нет, нет, их лучше застрелить. Поэтому я спрашиваю - ты будешь тем, кто выстрелит?!
В заключение интервью Попе рассказала, что главным мотивом для работы тюремным психологом является желание сделать мир чуточку лучше. Однако людей, которые готовы работать тюремным психологом, недостаточно - в штате есть свободные места, поэтому она ждет новых коллег.
