Видео
В мире
(смеется) Я что, так старо выгляжу?
Мы только начинаем! А все остальное было, как говорят спортсмены, разогревом.
За прошедшие лет шесть с выхода альбома Liebe ist für alle da был выпущен, кажется, только один альбом вашего проекта Lindemann и один диск фортепианных переложений песен со старых альбомов. Так где же начало?
Наша музыка продолжает развиваться. Сейчас у нас накопилось достаточно опыта, мы хорошо знаем новую музыку и семплы, и мы используем этот опыт для записи следующего альбома. Это будет альбом с очень современным звучанием. Мы останемся в хард-роке, но добавим больше мелодики. Такие своего рода шлягеры от хеви-метала.
Вообще кажется, что, начиная с Mutter, ваши альбомы становились все более мелодичными. Как вы собираетесь достичь еще большего мелодизма?
Мой голос тоже развивается, сейчас я пропеваю некоторые вещи гораздо смелее.
Говоря о голосе, с какого времени в своей карьере вы можете сказать, что вот тогда я уже научился петь. Я помню, про ранние альбомы говорили, что Тилль не умеет петь.
Нет какого-то особого момента, когда это случилось. Но как-то я вернулся из тура, и мне сказали: «Ты хорошо пел». Думаю, как и в любом деле, если ты много им занимаешься, начинает получаться лучше. Но на самом деле я помню, как мама как-то сказала: «Ты издаешь только шум, попробуй научиться петь».
Вашу манеру пения очень трудно воспроизвести. Есть ли в ней что-нибудь кроме опыта? Вы брали уроки пения?
Я два года брал уроки у оперной певицы, два раза в неделю. Она жила в Берлине на другом конце города. Я это ненавидел. Сами по себе поездки были очень долгими, а она была очень суровой. Она пела в немецком театре, была звездой оперы Гершвина «Порги и Бесс». Мне приходилось петь, держа стул над головой — для работы с диафрагмой, или, например, во время пения надо было отжиматься.
Как корейские идолы. Они часто поют на бегу, поднимаясь по лестнице и т. д., когда тренируются.
Да-да. Дыхательная техника отрабатывалась таким образом. И это мне очень пригодилось в дальнейшем, когда на сцене нужно много двигаться. К тому же у нас на сцене много дыма. Пиротехника тяжелая, огонь. Приходится задерживать дыхание, отворачиваться и ждать, пока дым рассеется. Это не так легко. Тут уже мало просто воздуха из легких, нужно работать диафрагмой.
Давайте вернемся к мелодизму. Кто в группе пишет мелодии для песен?
Сейчас у нас всех есть своя роль. В начале карьеры каждый пытался внести свою лепту во все, а потом, с годами мы научились понимать свои сильные и слабые стороны.
И какие у кого сильные и слабые стороны?
Давайте я не буду называть имен, но, допустим, есть кто-то, кто хорошо работает над гитарными рифами. Есть кто-то, кто хорошо работает с мелодиями.
Кто?
Как правило, два гитариста. Басист прекрасно пишет баллады, и кстати, у него очень высокий уровень игры на классической гитаре. Клавишник занимается фортепианными семплами, всем тем, что звучит как хоры. Барабанщик хорошо разбирается в компьютерах и программировании, редактировании музыкальных отрезков.
А вы наполняете звук текстовым смыслом.
Да, я занимаюсь текстами.
Но мне все же интересно узнать про какую-нибудь конкретную песню. Вы можете сказать, например, кто автор мелодии песни Mutter?
Хорошо, давайте возьмем ее. Интро писал Рихард. Я старался разместить там строфу текста, но это не очень получалось. Припев, честно говоря, родился уже в студии. Каждый предлагал что-то свое, так что это результат командной работы. Изначально припевом был второй куплет. Но в какой-то момент мы поняли, что там было слишком много слов. В конце концов мы просто решили сделать припевом слово Mutter.
Я так понимаю, что вы сначала пишете музыку, а потом под нее подбираете тексты.
Да.
Вы придумываете тексты специально под музыку или берете их из какого-то загашника?
У меня всегда есть с собой блокнот, так что у меня полно всяких набросков и идей (показывает телефон с заметками). Вот это я набросал сегодня утром: «Плохая репутация — это неплохо». Я записываю всякие маленькие выражения и обороты. В Москве я бы написал много текстов. Движение здесь — это кошмар, ты все время стоишь в пробках.
Ваша книга — это отходы производства песен или наоборот?
С издателем оговорено, что из своей собственной книги я могу украсть пару-тройку строчек, чтобы сделать из них тексты песен.
Как вы распределяете, что куда пойдет? Что в книгу, что в песни?
По большому счету, что идет в песни, решаю не я, а мои коллеги. Я постоянно делаю какие-то предложения, и вариантов текста иногда бывает очень много. Рекорд был 43 — это ich bin die Stimme aus dem Kissen (строка из песни Mein Herz brennt. — Прим. ред.).
К настоящему моменту вы перебрали, наверное, уже все провокационные темы на свете...
Нет, я нашел еще одну. Вот увидите!
Уже был всевозможный инцест: бабушки, мамы, сестры, братья. Вы затроллили толстых, спели про клонов, спели про геев, затроллили Америку и Россию — все на свете. Но количество девиаций и перверсий в мире ограничено.
Каждый день что-то происходит.
СОткуда вы берете сюжеты? Из новостей, интернета?
Отовсюду. Интернет — отличный источник. Это такой бак, дополна наполненный дерьмом. Где-то по соседству что-то постоянно происходит. Но не забывайте, что у нас есть и хорошие песни, где мы не поем об извращениях. Мои коллеги, конечно, избалованы. Можно было бы взять эту книгу и набрать оттуда текстов песен, но они хотят чего-то нового. Они, правда, как маленькие избалованные дети. Придираются даже не к срочкам, а к отдельным словам. Но когда до этого доходит, тут я уже говорю: стоп.
Чтобы писать такие стихи, как те, что пишете вы, нужно уметь хорошо проникать в чужую психику, обладать эмпатией, если не буквальной, то интеллектуальной. Ведь один человек не может содержать в себе все пороки. Как вы это делаете?
Я думаю, что у меня есть особый дар хорошей фантазии. Я могу сесть на стул, закрыть глаза и оказаться в совсем другом месте. Я умею очень быстро переключаться и проживаю то, что представляю.
Как вам при этом удается не сойти с ума?
Не удается.
В чем разница между предыдущей книгой, Messer, и этой?
Прошло целых 10 лет. Скажем так, прошлая книга была более невинной. Нынешняя книга — результат более осознанного творчества. Когда я писал Messer, это было что-то, что просто шло изнутри. In stillen Nächten — более осознанная, она в большей степени идет от головы.
Вы сначала стали рок-звездой, а уже потом начали прокладывать себе дорогу как поэт. Вы не можете не осознавать, что люди, которые завтра придут, чтобы вы подписали им книгу, — это не любители поэзии, а фанаты Rammstein. Они придут не ради ваших стихов, а чтобы увидеть рок-кумира.
Ну, я надеюсь, что они попробуют себе представить, что было бы, если бы эти стихи были окружены музыкой. Я также надеюсь, что это откроет двери новой аудитории. Той, которая не очень любит тяжелую музыку, но читает книги. Может быть, они купят книгу и им понравится.
Какое было самое большое разочарование за время вашей карьеры?
Не то чтобы разочарование — это было ударом. У нас был концерт в Мексике, и как раз в этот момент была стрельба в школе. Два школьника с автоматами пришли в школу и положили 20 или 30 детей и учителей. Быстро выяснилось, что один из них был заядлым фанатом Rammstein. Пресса начала возлагать вину за стрельбу на Мэнсона и Rammstein. И газета в Германии с самым большим тиражом вышла с заголовком, где они связывали это преступление с нашей группой.
Всегда есть люди, не отличающие метафору от прямого смысла. Но вы же не можете не ожидать таких вещей, осознавая, насколько провокационные у вас тексты.
Это абсолютно разные вещи. Одно — искусство. Другое — то, как люди его через себя пропускают. Но активные действия — это уже совсем другая история.
Но никто не может застраховаться от дурака.
Да, дураки есть везде, в этом проблема. Но это не значит, что я перестану писать тексты.
Сноб.ru
