Многие до сих пор считают, что где-то в британских архивных сейфах лежит та самая секретная папка, из которой можно узнать, как, почему и зачем первый заместитель Гитлера оказался перебежчиком — а затем пожизненным узником. Забавно при этом, что в реальности дело Гесса уже три года как рассекречено — и не стало никакой сенсацией.
Суть и смысл дела Гесса — совсем не архивного свойства, это случай не столько для военных историков, сколько для психологов и социологов. Рудольф Гесс был идеальным фашистом, человеческим типажом, который позже назовут «авторитарная личность» и будут исследовать под микроскопом. И свой фатальный демарш он совершил как и положено авторитарной личности — с широко закрытыми глазами
Провал полета
Жизнь Рудольфа Гесса распадается на две почти абсолютно равные половины, как будто кто-то делил по линейке. Первая часть — 47 лет и две недели, вторая — 46 лет и три месяца. Разделительная черта проходит по дате 10 мая 1941 года. В этот день Гесс, будучи формально вторым человеком в иерархии Третьего рейха, фактически угнал самолет с тренировочной базы концерна «Мессершмитт» и через несколько часов полета приземлился на территории Англии — можно сказать, во вражеском логове. Уникальность события только подчеркивает его абсолютную, неправдоподобную опереточность.
Свой демарш Гесс тщательно готовил около полугода — но после приземления его немедленно арестовали, буквально с парашютом за спиной, как диверсанта из анекдота. Никаких переговоров с ним никто вести не собирался — Черчилль, говорят, даже не стал прерывать то ли просмотр развлекательного фильма, то ли приятный дружеский обед, когда ему сообщили сенсационную новость. Гесс оказался в заключении, где ни с одним высокопоставленным представителем британского правительства ему повидаться так и не удалось — только со следователями военной разведки. Из тюрьмы он не выйдет до конца жизни. Это и будет вторая половина.
Летел Гесс на тайные переговоры с британской элитой, которую надеялся склонить к мирному договору с Германией
— и тем самым то ли предотвратить превращение войны в мировую, то ли просто развязать фюреру руки на восточном направлении. Был ли этот план бредовым? Ответ на этот вопрос зависит от одной подробности, которая долгое время тоже очень занимала историков (а тех из них, которые склонны к конспирологии, занимает и по сей день): летел ли Гесс с ведома Гитлера или без оного? Поверить в самодеятельность одиночки сложно. Но опять же, оглядываясь на опереточные подробности, все же приходится.
День 10 мая 1941 года очень подробно описан сотрудниками и посетителями берлинской рейхсканцелярии. Лучшее описание находится в выдающихся «Воспоминаниях» Альберта Шпеера: в тот день он был вызван на доклад к фюреру, но, войдя в здание, увидел мечущихся в панике адъютантов Гесса, которые принесли письмо своего начальника, адресованное Гитлеру. Разумеется, и само письмо, и то, что Гитлер, прочитав его, впал в форменную истерику, тоже можно при желании считать запутыванием следов. Но запутывать следы имело смысл лишь после того, как стало известно, что миссия Гесса (если она была согласована) провалилась.
А орал Гитлер в то время, пока самолет еще находился в воздухе. Более того, в рейхсканцелярию вызвали высокопоставленных представителей люфтваффе — фюрер требовал просчитать вероятные траектории полета и доложить, есть ли какой-нибудь шанс, что самолет снесет в море, что он разобьется о скалы — короче говоря, что Рудольф Гесс просто не долетит. Чины из Люфтваффе были оптимистичны и предрекли, что авария весьма возможна, а то и вовсе неотвратима. Это улучшило настроение Гитлера. Но Гесс был хорошим пилотом, он долетел. В Берлине в это время уже шли аресты людей, которые были с ним прямо или косвенно связаны. Первыми в тюрьму отправились два адъютанта, передавшие письмо.
На следующий день новость о «перебежчике» была опубликована английскими СМИ — до этого момента в Берлине просчитывали два варианта, объявлять ли Гесса сумасшедшим или предателем: для надежности выбрали оба варианта. Имя Гесса в присутствии Гитлера с этого дня больше не упоминалось.
Косвенное свидетельство того, что полет действительно был самодеятельностью (хотя и не совсем одиночки, но об этом ниже), можно найти в британских протоколах допросов Гесса. Он как мог объяснял суть того «мирного плана», который собирался обсуждать с британцами.Только вот ключевым и первым пунктом этого плана было отстранение от власти Уинстона Черчилля. И это более или менее автоматически превращало его в бред сумасшедшего, человека, уже почти двадцать лет живущего внутри нацистского кадрового произвола. Гессу как-то не приходило в голову, что он, по сути, требует государственного переворота как предпосылки к миру.
История Рудольфа Гесса — это история не одной политической тайны, а история одного политического психоза. В этом психозе сошлись несколько обстоятельств, которые потом десятилетиями изучали люди, посвятившие себя исследованию так называемого «фашистского человека». Рудольф Гесс, можно сказать, был идеальным «фашистским человеком». Не только до 10 мая 1941 года, но и после (в интервью 1974 года на вопрос, хотел бы он что-нибудь изменить в своей прошлой жизни, если это было бы возможно, он без колебаний ответил: «нет»). То, что он оказался почти на 50 лет, как в капсуле времени, в тюремном заключении, превратило его в своего рода персонажа кунсткамеры, лабораторный объект, для которого время остановилось.
Война как прибежище
Когда началась Первая мировая война, Гессу было 20 лет, и он как раз понял с окончательной ясностью, что не хочет наследовать место в отцовской торговой фирме, лучше уж на фронт. На фронте он был ранен несколько раз и выучился на военного летчика. Капитуляция 1918 года была для Гесса еще и финансовым крахом: родительская фирма, которая находилась в Египте, перешла в руки британцев.
Но среди всех «оскорблений», который Версальский мир нанес Германии, для людей вроде Гесса наихудшим было сокращение армии до 100 000 человек. Людей, которые четыре года жили в условиях фронтового братства, буквально «ломало» от того, что братство это должно исчезнуть. Лимит начали обходить сразу же: по всей стране формировались фрайкоры, псевдо- и полулегальные боевые соединения. Разумеется, Гесс был в рядах фрайкоров — и принимал участие в кровавом погроме недолгой Баварской республики в 1918–1919 годах. Фрайкоры были прототипом и исходным материалом всех нацистских карательных организаций, от штурмовиков до СС.
Навязчивая идея геополитики
Участие в боевых дружинах совершенно не мешало Гессу продолжить учебу в университете (экономика, юриспруденция, история), где он попал под опеку профессора Карла Хаусхофера, человека, крайне примечательного. Хаусхофер был офицер и географ — это только звучит странно, но в эпоху, когда открытия и завоевания еще шли рука об руку, военное дело и академическая наука были естественными союзниками.
В Хаусхофере и того и другого было примерно поровну. Он был человеком выдающейся образованности и, если можно так сказать, обучаемости — однажды за две недели выучил основы японского языка, поскольку был отправлен в соответствующую командировку. К несчастью, география и стратегическое военное мышление синтезировались у него в голове в политическую конструкцию, которую тогда как раз начали называть геополитикой и которая выводила все особенности политического и общественного развития государств из их географического положения.
У Хаусхофера было несколько заветных идей, одна из которых состояла в том, что идеальное мироустройство возможно лишь тогда, когда Германия, Россия и Япония образуют руководящую и направляющую ось мира. Вторая же идея принадлежала не самому Хаусхоферу, но он был ее самым известным адептом: это была идея так называемого жизненного пространства (Lebensraum), которая стала и одной из главных навязчивых идей Гитлера. Идея о том, что для беспрепятственного развития немецкого народа нужно больше пространства, в принципе, звучит не очень сложно, обычный экспансионизм.
Но для Хаусхофера это было философией. Вот всеми этими осями мира, жизненным пространством, предстоящей великой миссией Хаусхофер, повторим, будучи сам человеком чрезвычайно культурным и образованным, пичкал Гесса, который все это воспринимал с восторгом и вскоре стал ассистентом Хаусхофера. Кстати, именно Хаусхофер и его сыновья в 1941 году помогали Гессу спланировать и организовать перелет через Ла-Манш. И план геополитического «примирения» с Британией (по плану Гесса Британия получала весь мир, а Германия — свободу рук в отношении России и Японии) профессор, очевидно, помогал вырабатывать своему бывшему ассистенту. Вся семья Хаусхофера в мае 1941-го оказалась под арестом.
Тщательно продуманная иррациональность
Гесс с юности испытывал большой интерес к разным видам секретного знания. Настоящая истина не может быть общедоступной — это стремление приобщиться к иррациональным сферам, к современному колдовству в разной степени было у большинства нацистских лидеров. Гиммлер был оккультистом и эзотериком, у Геринга место «тайного культа» занимали наркотики и коллекционирование предметов роскоши. Геббельса принято считать железным рационалистом, но для рационалиста он слишком похож на религиозного фанатика самого страшного извода.
Гесс, который всю жизнь был ипохондриком и действительно человеком не слишком могучего здоровья, интересовался главным образом эзотерическими оздоровительными практиками и гармоничным развитием духа и тела. Формально в Третьем рейхе большая их часть была признана нежелательной, но считается, что именно при поддержке Гесса довольно долгое время держались, например, антропософские общины. Из врачей он больше всего доверял гомеопатам, а собираясь в Англию, несколько раз переносил дату полета, сверяясь со специально составленными гороскопами — согласно им, 10 мая 1941 года должно было стать днем судьбоносной удачи и для него лично, и для обеих стран.
После ареста Гесса хуже всех пришлось антропософам — их школы были закрыты, общины разогнаны, частичный запрет превратился в полный и безоговорочный. При этом страсть ко всему иррациональному и вера в силу судьбы у нацистов остались — и чем ближе был финал Рейха, тем больше в судьбу верил сам Гитлер. Как известно, уже в апреле 1945-го, услышав новость о смерти Рузвельта, он решил, что провидение его спасло и перелом в ходе войны наступил.
Обретение хозяина
В большей степени, чем все остальные высшие чины Третьего рейха, Гесс был заворожен Гитлером. О природе воздействия фюрера на окружающих писали многие приближенные к нему люди, которые дожили до того времени, когда об этом можно стало написать. Сложные натуры вроде того же Шпеера отдавали себе отчет в опасности той притягательной силы, которая от него исходила. Гесс не был сложной натурой — он познакомился с Гитлером весной 1920 года и больше от него не отходил.
Он был его секретарем, денщиком, нянькой и глашатаем. В 1921-м он выиграл конкурс студенческих сочинений, подав работу на тему «Каким должен быть человек, который снова поведет Германию за собою к высотам» — это был словесный портрет Гитлера, идеализированный, но узнаваемый. Гесс стоял рядом с Гитлером во время «пивного путча» 1923 года и вместе с ним отправился тогда в тюрьму.
Там он под диктовку Гитлера записывал «Майн кампф». Он женился, равнодушно и по необходимости, когда в партийных кругах над его привязанностью к фюреру начали двусмысленно шутить. Он выкликал имя фюрера на партийном съезде (и на следующий день еще раз, в пустой студии, для камеры Лени Рифеншталь). Он видел в Гитлере хозяина — без которого все торжество тысячелетнего рейха было не только невозможно, но и лишено всякого смысла. То, что его называли почти в глаза собакой при Гитлере, его, скорее всего, даже не оскорбляло. Он старался не просто выполнить любые пожелания вождя, но перевыполнить их — что неоднократно приводило к конфузам, которые Гесса совершенно не обескураживали.
Вся история полета Гесса в Англию становится гораздо понятнее, если на нее смотреть как на часть этой безграничной привязанности и безграничной зависимости, а не на часть политического заговора. Это история неуместного рвения глубоко влюбленного человека. Гесс понимал, что союз с Англией весной 1941 года для Гитлера был бы примерно таким же драгоценным подарком, как луна с неба. Он отправился добыть ему эту луну, не думая о том, есть ли у него реальные возможности и шансы.
Служебный рост, отнимающий влияние
Быть «собакой фюрера» в Третьем рейхе означало занимать очень высокую позицию, никак не ограничивавшуюся обслуживанием нужд и амбиций одной персоны. Гитлер, безусловно, не считал Гесса человеком большого ума, зато он в нем и не сомневался — и поэтому без колебаний брал его с собой, поднимаясь по лестнице политической и государственной иерархии. Гесс всегда стоял там на одну ступень ниже — но только на одну. А это значит, что, начиная с 1925 года, он постоянно обрастал званиями и должностями. Он был личным секретарем Гитлера, затем председателем Центральной политической комиссии НСДАП, адъютантом рейхсфюрера СС и личным адъютантом фюрера в СС, затем обергруппенфюрером СС, заместителем Гитлера в НСДАП, рейхсминистром без портфеля, одним из членов президиума Академии права, членом Секретного министерского совета и членом Совета обороны. С 1933 года он обладал официальными полномочиями контролировать и проверять на идеологическую благонадежность любые действия государственных органов.
С 1935-го — контролировать назначение представителей НСДАП во все коммунальные органы власти и проверять благонадежность всех претендентов на высокие государственные посты. С 1936 года ему подчинялись заграничные подразделения НСДАП. В 1939 году Гитлер официально объявил Гесса и Геринга своими преемниками на случай внезапной смерти. Все это нагромождение обязанностей и полномочий выглядело как неограниченная власть, но в действительности ею совсем не было. Фашистское государство только очень поверхностному взгляду кажется жестко структурированной машиной, в которой царит орднунг. На самом деле у историков для национал-социализма есть даже специальное определение — поликратия.
Его смысл в том, что все функции и полномочия не распределялись, а бесконечно дублировались самыми разными инстанциями и организациями. Высшая нацистская бюрократия находилась в состоянии постоянной конкуренции и перетягивания каната. Гитлер эту конкуренцию не ограничивал, а поддерживал — таким образом, у каждого провала всегда было множество виновников, а любую победу можно было приписать разным триумфаторам. В результате титулов у Гесса все время прибавлялось, а его реальное влияние к 1941 году заметно упало, причем его более удачливыми конкурентами были не только люди более или менее равные ему по положению в иерархии, но и стоящие гораздо ниже. И одной из причин полета в Англии было, безусловно, желание Гесса вернуть себе всю полноту доверия фюрера и снова стать реальным номером два в государстве.
Бессмысленная ценность
Закрыв Гесса, англичане довольно скоро обнаружили, что у них в руках оказался экспонат бесценный, но при этом довольно бесполезный. С одной стороны — заместитель и наследник Гитлера, второе лицо в партии и третье в государстве. С другой — пропагандистский и политический, то есть публичный, успех, который можно было из этого обстоятельства извлечь, оказался недолговечным.
Через несколько недель вермахт вторгся на советскую территорию и война обрела совсем новые масштабы. А практическая польза от Гесса довольно быстро свелась к минимуму — он мог массу всего рассказать об устройстве и работе фашистского государства, но оно как раз в это время менялось на глазах, чем дальше шла военная агрессия, тем меньше ценности представляла та информация, которой обладал Гесс, у нее просто внезапно истек срок годности. У него были сильные провалы в памяти, которые он к тому же частично симулировал, а частично — нет, то есть мера правдоподобия в его рассказах была не то чтобы низкая, а просто не поддающаяся измерению. Допрашивающие его офицеры отмечали бедную, заторможенную речь. Но по многим вопросам второму лицу после Гитлера и сказать было нечего.
В Берлине он был настолько занят партийно-политической текучкой, идеологической благонадежностью чиновников и прочими каждодневными вопросами, что совсем ничего не мог вспомнить о плане «Барбаросса» — его обсуждали, когда Гесса не было в рейхсканцелярии. Так он говорил на допросах — и это же повторил почти тридцать лет спустя, в 1974 году, в берлинской тюрьме, когда резона что-то скрывать или лукавить уже совсем не было. «Может быть, что-то и слышал, но не обратил внимания».
Какой-то смысл в дальнейшем существовании Рудольфа Гесса появился в 1946 году — в качестве одного из главных обвиняемых на Нюрнбергском процессе. Но и здесь для суда он был скорее импозантной обузой: его было несложно подвести под статьи трибунала как одного из главных соавторов «окончательного решения еврейского вопроса» — но дальше все обрывалось, никакой практической деятельности с мая 1941 года обвиняемый не вел, военные преступления ему вменить было сложно.
50 лет в кунсткамере
По рангу Гессу полагалось отправиться на виселицу или покончить с собой, как Геббельс и Гиммлер,— скорее всего, он так и поступил бы, оставаясь на свободе (попыток самоубийства Гесс предпринял несколько, но все неудачные, вплоть до последней, в 1987 году). Но вместо этого его отправили в тюрьму Шпандау, пожизненно. В соседних с ним камерах оказались еще шесть человек, приговоренных в Нюрнберге к разным срокам. Но и здесь Гесс в результате оказался обузой для тюремщиков: все остальные освободились, отсидев свое, а он все жил и жил — единственный заключенный в целой тюрьме, которую содержали только ради него одного.
Жил, постепенно превращаясь в мученика для членов праворадикальных группировок и в вечный источник вдохновения для разного рода конспирологов, в фашистскую «Железную маску». Когда он наконец в возрасте 93 с лишним лет был найден мертвым в августе 1987 года, военные власти с облегчением констатировали самоубийство (повесился на электрическом проводе), а конспирологи убедительно доказали, что Гесса задушили (в этом был уверен последний ухаживавший за ним медбрат, выходец из Туниса, который дал по этому поводу нотариально заверенные показания).
Тюрьму после смерти Гесса, кстати, снесли, чтобы не создавать культового места все для тех же правых радикалов, а еще через несколько лет по той же причине уничтожили и его могилу. Рассекреченные в 2017 году английские протоколы так и не стали источником никаких сенсационных открытий — похоже, в них не обнаружилось ничего заслуживающего внимания. Разумеется, до сих пор кто-то верит, что его убили, чтобы вместе с ним умерла какая-то ужасная тайна, которую Гесс так и не разгласил за 46 лет. Но с гораздо большей степенью вероятности можно предположить другое.
Было ли это самоубийство или убийство — Рудольф Гесс просто всем уже давно смертельно надоел.
Ольга Федянина, Коммерсантъ.