Из-за такой диспропорции между страницами о первом и втором двадцатилетии правления Франко складывается иллюзия, что превращение Испании в европейскую демократию после смерти диктатора было делом предрешенным и заранее запрограммированным. Что генерал чуть ли не сам был в душе либерал и прогрессист, но просто понимал, что пока еще не время. А вот в середине 1970-х время пришло, и все испанцы сразу, в едином порыве и с легкой душой, в эту европейскую демократию отправились.
Престон в биографии Хуана Карлоса, где большая часть посвящена как раз годам позднего Франко, благополучно развеивает ложные стереотипы о стремлении франкистского режима к демократии и тем более о скрытом либерализме самого Франко. Наоборот, в книге Престона хорошо видно как раз обратное — что предопределенность и диктатура в принципе несовместимы. Потому что любая ясная картина будущего смертельно опасна для диктатора.
Если правитель планирует задержаться надолго, то впереди должен быть только непроглядный туман и зловещие сполохи. Вся страна от рабочих завода SEAT до министров из Opus Dei должна плохо спать ночами, переживая, что же с нами будет, если старик умрет. Опять война, голод, бедствия, красный и белый террор? Нет, только не это, уж лучше долгих лет ему.
И его годы будут действительно долгие. В начале книги, осенью 1936 года, сын свергнутого короля Альфонсо XIII и отец Хуана Карлоса дон Хуан едет из Франции в Испанию — сражаться с красными в рядах восставших националистов. Будущее видится ему простым, понятным и близким: старшие братья дона Хуана отказались от прав на престол из-за морганатических браков, Франко побеждает в гражданской войне под монархическим лозунгами, еще немного и Испания снова заживет под данной ей богом и Людовиком XIV властью дома Бурбонов.
Националисты вытолкают дона Хуана обратно во Францию уже через пару дней. «Высочество, вы у нас один, мы вами рисковать не можем, — лицемерно напишет Франко наследнику, — подождите в безопасности за границей».
Ожидание затянется. Сначала три года — до победы националистов в гражданской войне в 1939 году. Потом еще восемь лет — до 1947 года, когда Франко проведет референдум о Законе о престолонаследии и обозначит Испанию как вроде бы монархию, но по-прежнему с собой во главе. Еще через девять лет, в 1956 году, будет попытка монархического переворота, но тоже без толку. А с начала 1960-х станет понятно, что дон Хуан ждет уже не один. По соседний дорожке к трону бежит его сын Хуан Карлос, которого Франко пригласил получать образование в Испании еще в 1948 году, в 10-летнем возрасте.
Франко знал толк в неопределенности: помимо двух главных претендентов, у него было еще несколько второстепенных, от боковых ветвей, в том числе его собственный правнук Франциско де Бурбон. Расторопная жена генералиссимуса донья Кармен, понимая, что муж у нее не вечный, а о семье заботиться надо, пристроила их единственную внучку замуж за другого внука Альфонсо XIII, сына одного из тех старших братьев, которые в 1930-е уступили дону Хуану право на престол из-за морганатических браков. От брака родился сын с кровью Бурбонов и Франко одновременно — чем не наследник?
Из этого хоровода наследников вокруг дряхлеющего генерала и состояла политическая жизнь последних 20 лет правления Франко («последние 20 лет правления» — мало кто может похвастаться таким словосочетанием). К 1960-м годам все знали, что когда-нибудь потом монархия точно будет. Но вот какая? Синяя, то есть фалангистко-фашистская? Консервативно-католическая, в стиле XVI века? Регентская, когда король окажется в руках проверенного генерала-сподвижника Франко?
Даже в книжке Престона, где позиционная война наследников занимает пару сотен страниц, этот процесс кажется бесконечным. Испанцы провели в этом застойном ожидании около 20 лет.
Вот 1962 год, у 70-летнего Франко уже очевидная болезнь Паркинсона, руки дрожат так, что приходится прятать. Тем не менее генерал по-прежнему рвется на охоту. Патрон взрывается прямо в ружье, ему отрывает палец, большая потеря крови, госпитализация. Лидеры неформальных фракций бросаются уговаривать: «Экселенсия, назначьте наследника, а то, случись с вами что, Испанию ждет хаос». — «Да, ждет, — соглашается генерал, — но надо время подумать».
Год, второй, третий, генеральский голос все слабее, даже небольшие публичные выступления даются ему с трудом. Отчаявшись дождаться однозначного решения, нотабли предлагают регламентировать законодательно хотя бы порядок передачи власти. Франко согласен, но не торопится — только в 1967 году будет принят Органический закон о том, как Испания должна быть устроена после его смерти, но пока без имен.
В конце 1960-х генерал начинает ходить на публичные мероприятия в солнечных очках. Не потому что в Испании солнце вдруг стало еще ярче, а потому что глаза у старика слезятся, взгляд пустой и потерянный, не может сосредоточиться ни на чем даже на несколько минут — от людей такое лучше прятать за темными стеклами.