Видео
В мире
Если хоть одному российскому фильму 2022 года и суждено остаться в истории, то пусть это будет «Сказка» Александра Сокурова.
Это его самый экспериментальный и радикальный фильм, одновременно легкомысленный (по жанру это почти черная комедия) и итоговый. Необходимый и Европе, и России, но с высокой вероятностью обреченный на то, чтобы не быть увиденным — как минимум на родине режиссера. Как уверяет сам Сокуров, «Сказка» — его последняя картина. Это делает особенно символичной премьеру в Локарно, где когда-то в разгар перестройки увенчали «Бронзовым леопардом» сокуровский дебют — пролежавший много лет на полке и лишь чудом не уничтоженный «Одинокий голос человека».
В первой же сцене «Сказки» Сталин встает из гроба: затекли руки и ноги, надоело валяться, а умирать он не собирается. Неподалеку лежит и стонет Иисус — у него вечно все болит, но сил встать нет. Диктатор же жив, бодр, полон планов, как и Гитлер, Муссолини и Черчилль, его товарищи по загробному миру (действие происходит именно там).
Христос не в состоянии ничего поделать, ему остается лишь надеяться, что Отец со всем разберется. Но Бог скрыт за гигантской, нечеловеческого размера дверью, которая иногда приоткрывается буквально на несколько секунд. Переступить порог пока не удавалось никому. А самое главное — никто не знает, кто именно находится за дверью. Что может быть современнее и яснее этой фабулы? И одновременно удивительнее?
Четыре главные роли играют не актеры, а сами Сталин, Гитлер, Муссолини и Черчилль. Их образы позаимствованы из хроники (создатели «Сказки» проштудировали сотни часов материала) и снабжены авторским текстом с подробными цитатами из оригинальных речей, у каждого на своем языке: немецком, английском, итальянском и грузинском. По-русски в фильме никто не говорит (пара реплик — не в счет). В какой-то момент мелькает Наполеон, гость из сокуровской же «Франкофонии», он говорит по-французски, Иисус — кажется, на иврите.
Но проблемы непонимания нет. Точнее, это вовсе не проблема. Похоже, диктаторы проживают один и тот же день раз за разом — они застряли в паттерне ницшеанского «вечного возвращения», пытаясь пробиться к Создателю и неизменно получая отказ. Это их адское наказание (хотя не все считают, что находятся в аду). Их любимые собеседники — не бывшие противники или союзники, а двойники: несколько Сталиных, Черчиллей, дуче и фюреров. С кем еще говорить диктатору, если не с самим собой? Кого еще слушать, кому верить?
Хроникальные герои искусно встроены в поражающий визуальный контекст, искусственный и изысканный, будто в призрачной книжной гравюре или иллюстрации. Узнаются образы Пиранези и Гюстава Доре. Перед дверью — сумрачный лес из «Божественной комедии» (поэмой Данте и ее возможной экранизацией Сокуров интересуется много лет), за ней — гигантское открытое пространство. Можно было бы назвать его Красной площадью Пандемониума, не будь «Сказка» по большей части черно-белой. Но в скалистых нагромождениях над площадью безошибочно опознается Мавзолей Ленина, разросшийся, как раковая опухоль.
На его трибуну Сталин пригласит товарищей по послесмертию, чтобы поучаствовать в митинге перед неисчислимой толпой мертвецов (невольно вспомнится толпа, идущая домой после праздничного салюта, в раннем документальном фильме Сокурова «Жертва вечерняя»). Только сказать диктаторам своей публике решительно нечего — лишь повторять обрывки уже сказанного, прожитого, вдвойне иллюзорного. Да и легионы погибших не хотят от былых вождей ничего. Ну, может, неплохо было бы их убить, но как убьешь того, кто давно мертв?
Можно считать «Сказку» завершением цикла фильмов Сокурова о тиранах — «Молох» о Гитлере, «Телец» о Ленине (мелькал там и Сталин), «Солнце» о Хирохито и, наконец, «Фауст» о вымышленном мифическом властолюбце.
Но можно и вывести генеалогию этого фильма из ранних документальных работ режиссера — его «Сонаты для Гитлера» и «И ничего больше», где автор впервые осмыслял встречу Сталина с Черчиллем. «Сказка» суммирует многолетние мучительные изыскания Сокурова на тему губительной природы власти: принципиально важно, что товарищами по несчастью становятся общепризнанно «плохие» диктаторы и их «хороший» современник-британец. И в то же время открывает возможности для новой творческой свободы, доходящей до абсурдных, сюрреалистических пределов.
В кадре мелькает унитаз с тремя бачками и писсуары (привет Марселю Дюшану?), упоминаются Малевич и сам Сокуров, диковинная карусель превращается в сервантесовскую мельницу, советские хоровые песни соседствуют с Шубертом и Вагнером, на чьей племяннице, сетует Гитлер, он напрасно не женился.
Это карнавальное действо — инфернально жуткое и неожиданно смешное. Сводить его к какой-либо морали, извлекать из этого головоломного уравнения квадратный корень чрезвычайно обидно: двусмысленность «Сказки» — ее преимущество, залог ее бездонности.
Такое впечатление, что здесь Сокуров, достигший за полвека многого, вышел на какой-то новый для себя уровень. Режиссер «не для всех», которого знают в лицо и по имени, но не по его картинам, редко показываемым в залах и не без труда отыскиваемым в интернете, на этот раз сделал универсальный — хоть и шокирующе оригинальный, вовсе не похожий на кино в традиционном смысле слова — фильм.
Зависимость каждого из нас от мелочных, инфантильных, капризных людей, по воле судьбы получивших неограниченную власть, сегодня переживается особенно остро. Возможно, сокуровская «Сказка» — то самое противоядие, которое необходимо, чтобы сбросить с себя этот морок и хотя бы на время просмотра почувствовать свою свободу от правителей и их неуемных амбиций.
