Видео
В мире
Через несколько дней сессия Всекитайского собрания народных представителей (ВСНП — формальный законодательный орган КНР) скорее всего одобрит принципиальные поправки к конституции Китая, которые, кроме прочего, дадут нынешнему руководителю китайской компартии и государства Си Цзиньпину возможность править своей страной до конца его жизни. О том, как это событие вписывается в политические процессы, происходящие в России и Европе, рассуждает обозреватель "Росбалта" Сергей Шелин.
Намеченное увековечение власти Си Цзиньпина вызвало у нас понятный интерес. Не стану участвовать в споре о том, сильно ли повлиял на товарища Си опыт Владимира Путина. Даже если и да, то значение внутренних китайских обстоятельств явно было больше.
Гораздо важнее вопрос не о том, кто первый придумал автократию нового типа, а о том, почему в двадцать первом веке перестали работать объяснительные схемы века двадцатого.
Долго считалось и даже изображалось как нечто самоочевидное, что при достижении какой-нибудь страной достаточного уровня экономического развития и состоятельности граждан диктатура (если она там была) почти автоматически превращается в демократию.
В 1960-е годы прогрессивная часть вождей позднефранкистского режима даже называла конкретные размеры ВВП на душу (придуманные, правда не ими, а какими-то американскими учеными энтузиастами), подойдя к которым, Испания сможет без опасности для самой себя освоить демократические стандарты. Именно это в 1970-е там и произошло.
Теория о демократии, порождаемой ростом ВВП, срабатывала то в одной стране, то в другой — и понемногу стала восприниматься как точная научная истина, наподобие законов Ньютона и Эйнштейна.
Образом будущего для континентального Китая долго считали Тайвань. В 1949-м остров остался под контролем Гоминьдана — Националистической партии, почти не отличавшейся по идеологии от китайской компартии и тоже революционной по происхождению, но вынужденной в новых для себя обстоятельствах меняться быстрее. Гоминьдановская диктатура принялась строить на Тайване капитализм с китайской спецификой, чрезвычайно в этом преуспела и через сорок лет, в конце 1980-х, санкционировала переход к демократическому режиму, частью которого Гоминьдан является до сих пор. Ждали, что дэнсяопиновская КНР пройдет такой же путь.
И вот после начала реформ Дэна прошли те же сорок лет. Сегодняшняя КНР по уровню развития и народного богатства (18% мирового ВВП по покупательным паритетам при доле в населении планеты 18,5% и объеме ВВП на душу $16,6 тыс.) вполне соответствует тайваньским индикаторам 1980-х годов. И, пожалуй, превосходит испанские 1970-х. Но политическая система движется там совершенно в другую сторону.
Это можно было бы назвать причудой истории, если бы нечто сходное не случилось в XXI веке и у нас, и в Турции, и — с разной степенью радикализма — в большом числе прочих стран среднего и малого калибра, включая, например, вполне европейскую вроде бы Венгрию. А сейчас клуб правителей нового образца пополняется самым могущественным человеком на Земле. Ведь «несменяемый» Си Цзиньпин, возглавляя одну из двух нынешних экономических и военных сверхдержав, будет влиятельнее, чем президент Соединенных Штатов, твердо ограниченный (пока, по крайней мере) и в сроках правления, и в правах.
В XXI веке становится системой то, что во второй половине прошлого если и случалось, то в виде исключения.
Придуманные тогда «законы истории» оказались совершенно не похожи на законы физики и безо всякого предупреждения вдруг перестали работать. Ничего не поделаешь, пора придумать новые. Причем более скромные — претендующие хотя бы на объяснение того, что происходит. Претензии на предсказание магистрального пути человечества лучше пока отложить.
Любители классификаций не склонны менять знакомые и как бы понятные термины на новые. Идя им навстречу, назову происходящее в XXI веке в Китае, в России, в Турции и во многих прочих краях повальным крахом термидорианских режимов.
Термидор — вещь куда более простая и распространенная, чем думают. Если в стране происходит заслуживающая этого названия революция, то, помимо прочего, там меняется правящий слой. Некоторое время спустя он устает от подвигов и пытается устроиться поудобнее, пожиная плоды побед и закрывая свои ряды от посторонних. Это и есть термидор, впервые осуществленный в 1794-м французскими революционерами.
В нашей стране большевики 17-го года не получили термидора, к которому тянулись — их истребил Сталин. Новое поколение номенклатуры свергло в 1964-м Хрущева и жировало потом двадцать лет. Это и был советский термидор. Когда их режим прогнил, у нас произошла очередная революция, которая подняла новый руководящий слой, получивший свой термидор в 90-е годы и разложившийся куда быстрее предыдущего. Правление Путина можно рассматривать как растянутый во времени антитермидорианский переворот.
Что-то похожее пережила Турция. На рубеже прошлого и нынешнего веков там был разгромлен типично термидорианский режим созданного когда-то Ататюрком военизированного правящего класса. Пришедшие ему на смену исламисты пережили собственный краткий термидор и были зачищены Эрдоганом.
А в Венгрии премьер Орбан (в более мягких, конечно, формах) зачистил прошедший через термидорианское перерождение политический класс, возникший после мягкой революцией конца 1980-х. Сейчас что-то похожее происходит и в Польше.
С пониманием этой логики вернемся в Китай.
Как назвать режим, который создал Дэн Сяопин? Конечно, термидорианским. Миллионы сосланных Мао Цзэдуном номенклатурщиков вернулись на руководящие посты и разгромили сначала выдвиженцев культурной революции, а потом — протестующую молодежь, вышедшую на Тяньаньмэнь.
А теперь — принципиально важное уточнение. Термидорианцы — совсем не обязательно социальные паразиты. Их видовой признак — устройство хорошей и спокойной жизни для себя и замкнутость в своем кругу. Но нередко они еще и хорошо управляют собственными странами. Китайское хозяйственное чудо тому пример. Однако вовсе не единственный. Польские термидорианцы, гонимые сейчас националистами, превратили Польшу в продвинутую страну. Сокрушенные Эрдоганом исламисты-гюленисты сделали очень много для развития и просвещения Турции. Растоптанная у нас система 90-х, при всех своих пороках, несла в себе и великие шансы.
Все эти термидорианские режимы пали, независимо от того, богател при них народ или беднел. За сорок лет система Дэна принесла среднестатистическому китайцу куда более состоятельную жизнь, чем когда-либо в истории этой великой страны. Но с ней, похоже, прощаются без слез. Причина в том, что человек хлопочет вовсе не об одной зажиточности. Тем более, когда она и так есть. Если система выглядит несправедливой, алчной, разложившейся и наглухо закрытой, то автократия может показаться более очевидным выходом, чем демократия, подозреваемая в том, что она станет новой формой жирования тех же самых надоевших лиц.
У термидорианских режимов до сих пор был только один способ превратиться в демократические.
Вернемся к Тайваню. 1980-е были там не только временем экономического чуда. В политике чудес произошло не меньше. Главным либерализатором режима стал тогда Ли Дэнхуэй, продвинутый Гоминьданом в тайваньские президенты. Меньше всего он был похож на задававших до этого тон бежавших в 1949-м на остров гоминьдановских номенклатурщиков, пламенных китайских националистов, ветеранов антияпонской и антикоммунистической войны. Ли был уроженцем Тайваня, а во время Второй мировой — офицером японской армии.
Гоминьдановские термидорианцы осознали необходимость расширить ряды. А чуть позже ряды расширились еще сильнее — частью руководящего класса стала новосозданная Демократическая прогрессивная партия, весьма далекая от идеалов Чан Кайши, которая с тех пор, чередуясь с Гоминьданом, и правит Тайванем.
В общих чертах что-то похожее произошло и в Испании в 1970-е. Франкистская номенклатура тоже преодолела термидорианский синдром и осознала необходимость открыть систему для тех, кого она некогда победила в Гражданской войне. Благодаря этому мудрому решению ее наследники до сих пор остаются частью испанского правящего класса
Почему термидорианцам XXI века почти нигде не удается, а пожалуй — и не хочется сделать что-нибудь похожее, объяснить не берусь. Может, духовный климат на планете изменился, может, еще что.
Так или иначе, выгодополучатели местных термидоров в нынешнем веке всюду разлагаются, теряют инициативу и проигрывают. Назовем ли наступающую эру, раз уж у нас тут в ходу французские аналогии, эпохой бонапартизмов? Ничто не мешает это сделать.
Надо только помнить, что аналогии — плохой инструмент для предсказаний. Слишком часто дают осечки. Не буду поэтому строить гиптезы о сроках существования и путях эволюции. Но то, что амбиций у всех вождей и у всех режимов нового типа больше, чем у их предшественников, видно безо всяких аналогий.
Амбиции того же Китая были на подъеме в последние годы, и вряд ли при новой системе они перестанут расти. Взыскательность нашего великого соседа наверняка тоже вырастет, и вести себя с ним придется еще более обходительно. Обойдется или нет, гадать не стану.
