«Идет бой под Марьинкой, [украинцы] стоят в 200 метрах, их окопы визуально видно. Высовываюсь, вскидываю автомат, открываю глаза в больнице, рядом капельница», — вспоминает нацбол Дмитрий Колесников лето 2015 года. Он пересказывает мне диалог с вошедшим тогда в палату нейрохирургом.

— Мы откачали вас более-менее, из Донецка доставили кровь, мы ее влили, но сердце у вас останавливалось.

— Так, дальше.

— Мы вас ввели в состояние искусственной комы, но переборщили. Собрали консилиум, и он решил, что вы уже из комы никогда не выйдете.

— Никогда?

— Ну да. Вас должны были вывезти в Барнаул, но через двое суток вы вышли из комы. У вас шесть осколков в голове.

Выписавшись из госпиталя, Колесников вернулся в Россию на обследование. «Врач в Санкт-Петербурге сказал, что осколки — это не смертельно, что тысячи людей так живут, а если их вытащить, то я на 100% не смогу ходить», — рассказывает нацбол. Мы разговариваем в московском кафе, Колесников немного заикается, на виске шрам. Одет он в камуфляж — на следующей неделе, несмотря на осколки в мозге, он собирается обратно на Донбасс.

Колесников состоит в «Другой России» (наследница запрещенной в России НБП — Национал-большевистской партии). Вскоре после начала военного конфликта на востоке Украины другороссы (они же — нацболы) создали добровольческое движение «Интербригады», по линии которого переправили на Донбасс около 2000 человек.

Сталин, Берия, ГУЛАГ

Философ Александр Дугин и писатель Эдуард Лимонов, который после развала Советского Союза вернулся в Россию и начал активно участвовать в политике, создали Национал-большевистскую партию (НБП) в 1993 году после провала Октябрьского путча. Идеология новой, радикальной партии сочетала в себе ультралевые и ультраправые идеи. В модном тогда НБП состояли музыканты Егор Летов и Сергей Курехин, Паук, поэт Александр Непомнящий. До прихода к власти Владимира Путина НБП в основном боролась с Ельциным и либералами у власти: например, в 1999 году нацболы пришли на съезд «Демвыбора» Егора Гайдара и скандировали там свой главный лозунг тех лет: «Завершим реформы так: Сталин, Берия, ГУЛАГ».

В первой половине 2000-х нацболы прославились решительными акциями прямого действия (АПД). Например, они захватили приемную администрации президента и Минюст, выбросили из кабинета главы Минздрава Зурабова портрет президента, вывесили на гостинице «Россия» транспарант «Путин, уйди сам», облили майонезом Чубайса и забросали помидорами генсека НАТО.

За такие акции нацболов сажали в тюрьмы, а в 2007 году НБП и вовсе запретили, признав экстремистской организацией. Тогда Лимонов пошел на сближение с либералами на почве общей ненависти к президенту Путину. Сначала Лимонов вместе с Гарри Каспаровым и Михаилом Касьяновым вошел в коалицию «Другая Россия», прославившуюся «Маршами несогласных», а потом придумал «Стратегию-31» (одним из организаторов акций в защиту 31-й статьи Конституции была известная правозащитница Людмила Алексеева).

С ним мы разговариваем в офисе «Открытой России» экс-главы ЮКОСа Михаила Ходорковского. Как ни странно, помимо Сочнева там трудятся еще несколько бывших членов НБП, всегда выступавшей за передел собственности.

Лидер протеста

«Стратегия-31» в 2009—2011 годах была самой массовой и значительной акцией оппозиции. «После того как Каспаров сдулся, Лимонов назначил себя лидером протеста. [В партии] была установка его таким образом продвигать. Он как учитель всех поучал, вошел в эту роль и сам себя убедил, что к нему прислушиваются не только нацболы, но вообще все оппозиционеры. Он считал, что видит будущее, и был абсолютно уверен, что люди за ним пойдут, ведь только нацболы знают, что нужно делать, чтобы прийти к власти», — говорит Сочнев.

10 декабря 2011 года Лимонов выступал на площади Революции около памятника Марксу и с ужасом наблюдал, что слушают его только несколько десятков нацболов, а остальные люди уходят в сторону Болотной площади, где и состоялся один из крупнейших митингов против нечестных думских выборов. «Немцов, уведший тогда людей на Болотную площадь, был для него сосредоточением зла. Лимонов до сих пор не может понять, как он столько положил времени, столько писал, а люди ушли. Но это история не только предательства, но и самообмана», — уверен Сочнев.

От того удара Лимонов не оправился до сих пор и вспоминает о нем в каждом интервью на любую тему. Вот и в феврале 2017 года он говорит мне: «Мы ведь все подготовили, на Триумфальной (там проходила «Стратегия-31» — Ред.), где люди теряли страх, но потом внезапно наступила кульминация, и нас предали либералы. Не только нас, но и себя, да и все население России. Увели людей в ловушку».

Поход к Центризбиркому, уверен Лимонов, был первым шансом нацболов вернуться в большую политику, а может даже, прийти к власти. «На исполкоме после Болотной все сидели мрачные, сказать никто ничего не мог. Лимонов взял слово и сказал, что с либералами нам не по пути, а сами мы не потянем. Он добавил: «Ну все ребята, всем *****, в России наступает долгая эпоха реакции», — вспоминает Сочнев.

Расставание с либералами нацболам далось легко.

— У нас была общая цель — борьба с режимом, — объясняет мотив союза бывший пресс-секретарь, а ныне один из лидеров «Другой России» Александр Аверин.

— Эта цель куда-то делась? — спрашиваю я его.

— Нет, но, к сожалению, большинство либеральных союзников перешло от оппозиции Путину в оппозицию к России в целом.

Спасительный Крым

От медленного угасания — а судя по брошюре Аверина «Краткий курс истории нацболов», в 2012 и 2013 году партийцы провели лишь три значимые акции — Лимонова со сторонниками — спасла Украина. «Нацболы прибыли первыми еще в Крым. Сами. Не дожидаясь никакой команды, они индивидуально, но во множестве посыпались туда как град», — говорит мне Лимонов.

Одним из посыпавшихся был и Колесников. «Мы уже тогда догадывались, что на 90% будет война на Донбассе, но въехать туда было еще сложно. Даже с парома в Крым СБУ в феврале снимала людей, поэтому я прилетел на самолете в Симферополь, а пограничникам соврал, что мне надо вывезти тетю-инвалида, пока не началась война», — рассказывает он.

При этом Колесников не идеализирует Путина за решение присоединить Крым. «Путину Крым на самом деле нужен не был. Да, перед референдумом были введены войска, но захват Верховного совета Крыма в Севастополе был осуществлен не российскими войсками, а инициативной группой бывших военных, которых возглавлял Стрелков. И это точно не было заданием [сверху]», — рассказывает нацбол.

Он говорит, что позже был «с теми ребятами» в Славянске. «Грубо говоря, сумасшедший в хорошем плане Стрелков эту акцию осуществил, поставив Путина в такую ситуацию, когда тот уже не мог отказаться», — говорит Колесников.

Но Лимонова и руководство «Другой России» присоединение Крыма к России воодушевило. «Саму независимость Украины мы считаем актом сепаратизма, а Лимонов еще в 92-м году говорил, что за Крым придется воевать», — говорит Аверин.

«Я был арестован в Крыму в первый раз в 1994 году, а в 1999 году четыре отряда нацболов приехали, оккупировали башню Клуба моряков, откуда вывесили лозунг «Севастополь — русский город» и швыряли листовки», — вспоминает Лимонов. По словам Сочнева, на нацболов «сильное влияние тогда оказала какая-то публикация про США, которые теперь собираются разместить в Севастополе свою базу».

На Донбасс

Тот же Колесников участвовал в ходе крымского референдума в охране местного ЦИКа, но в целом делать там после прихода России нацболам было нечего. «Мы сразу ломанулись на Донбасс! Вообще любой разумный непарламентский политик поступил бы точно так же на нашем месте, но у остальных нет таланта, интуиции, нет ума, а только сплошная глупость», — говорит Лимонов, как всегда, беспощадный к конкурентам.

Нацболы еще с 90-х годов сотрудничали с организацией «Донецкая республика» (на тот момент совершенно маргинальной), которую возглавлял будущий глава Народного совета ДНР Андрей Пургин. «Она тогда не представляла никакой силы, людям ничего не оплачивали, но в Донецке был стихийный подъем, так как люди думали, что у них так же получится, как в Крыму», — говорит Колесников.

Как и в случае с Крымом, нацболы уверены, что и на Донбассе все пошло не по плану Кремля. «[Фсбшники], которые были в здании администрации, сами были в **** [шоке], они пытались рулить ситуацией, но Стрелков им палки в колеса поставил со Славянском (захватив горотдел милиции и СБУ с запасом оружия. — И. А.), и они не понимали, как бы это все прекратить», — говорит мне нацбол Симон Вердиян.

Когда в конце мая 2014 года начались бои в Славянске, Колесников и нацболы сидели в Краматорске. «[Мой товарищ] Моня сказал: «Ну что, Колесо, либо грудь в крестах, либо жопа в кустах. Добрались до Славянска, через два часа получили оружие на руки, и нас раскидали по блокпостам», — рассказывает Колесников.

Боевого опыта у Колесникова и его соратников не было.

— Я научился воевать уже там, в ходе боев, ведь перед ними максимум, что показали, — это как оружие стреляет и как окопы с блиндажами рыть, — говорит мне дослужившийся до командира взвода и звания старшего лейтенанта Колесников.

— Нашли свое призвание, выходит?

— Получается так, хотя я имею судимость в России за отказ от призыва.

В 2006 году Колесников, возглавлявший тогда нацболов в Алтайском крае, участвовал в захвате приемной ФСБ в Барнауле и получил 15 суток ареста. «Меня с суток пытались забрать в армию, но это был вопрос принципа. Привезли в военкомат в наручниках и говорят: «Так как биография у вас очень плохая, вы едете в стройбат в Смоленск». А я отвечаю: «Не поеду! Я сейчас схвачу нож канцелярский со стола и вены себе перережу». Меня отпустили [как сумасшедшего], а через полтора месяца возбудили уголовное дело за отказ от призыва и в августе дали год условно», — рассказывает Колесников.

Условный срок он «не отходил», так как получил реальный. В 2007 году он в отделении милиции, куда доставили его соратницу по партии, избил полицейских, за что получил два года колонии-поселения.

Нацболы на войне

Война всегда привлекала Лимонова. Он любит рассказывать, как в 90-х воевал в Боснии, а в 2001 году с несколькими сторонниками пытался организовать восстание в Северном Казахстане (там живет много русских), но был арестован и осужден на 4 года. «Я пытался сделать то, что сделали в Крыму, но ремесленным способом, домашним», — Лимонов вспоминает о тех событиях с гордостью (как и о последующем тюремном опыте). «В Казахстане был, грубо говоря, прообраз Донецка, но народу у них было мало — потом кого-то казнили, кого-то отправили на пожизненное. Мы в той истории — это просто четыре автомата Калашникова», — вспоминает Колесников, тоже участвовавший в казахстанской авантюре.

О военном конфликте в ДНР Колесников говорит достаточно откровенно (наверное, потому, что нацболам хранить секреты Путина незачем).

«Наши военные там, конечно, были. Обучали. И оружие из России, конечно, идет. Отрицают [в Москве] это, потому что доказать-то невозможно. Российские военные сами города не брали, но артиллерия российская есть. Пехоты нет, хотя был, например, случай под Луганском — я сам видел — когда зашла тактическая рота наших вэдэвэшников, и почти все полегли. Думали, что «укропы» вообще воевать не умеют», — рассказывает нацбол.

По его словам, основная масса на Донбассе воюет за идею, но есть и те, «кто мотается по всему свету, по войнам, потому что им это нравится». «Рядовой боец получает 15 тысяч рублей, и это не те деньги, за которыми нормальный человек поедет», — добавляет он.

Колесников к войне пристрастился — недаром, несмотря на ранение в голову, всерьез собирается назад. «Я нашел две колоды карт и ходил по полю, раскидывая их на трупы врагов. Обе колоды ушли вчистую. «Это кощунство», — упрекнули меня товарищи. Стоя посреди выжженного поля, разоренных окопов и разбитой укроповской техники, я ответил: «Нет, это апокалипсис сегодня». «Укропов» не жалко», — писал  Колесников в марте 2015 года.

— Похоже, война вам нравится? — спрашиваю его.

— На самом деле нет. Куда-нибудь в Сомали или в Азию я бы не поехал. Я воюю абсолютно идейно, а война как данность мне не нравится. Я провел зиму с 2014-го на 2015 год в окопах, и это довольно нерадостное развлечение — сидеть под украинской артиллерией.

— Но «укропов не жалко»?

— Абсолютно не жалко. Мы их не рассматриваем как людей, это боевые единицы. Гуманизм тут очень быстро проходит. На войне убивать — это твоя задача, и ты знаешь, за что ты дерешься. У меня вот родственники по материнской линии из-под Мариуполя, похоронены тут, так что я эту землю считаю своей.

Аверин, также около года проведший на Донбассе, ненависти к украинцам не испытывает. «Я был на Донбассе в качестве ополченца. Я счел, что это мой моральный долг, как человека, который призывал ввести войска и призывал ехать туда добровольцев, как руководителя партии, отправившего на фронт сотни людей. «С украинцами есть расхождения по земельному вопросу, и есть четкое понимание, что они политические враги. Но чтобы убивать человека, не нужно его ненавидеть, это требуется московским или киевским пропагандистам», — говорит он.

Правда, бывший нацбол Вердиян утверждает, что Аверин на войне убил двух гражданских. «Мне стало неприятно, что такой человек вдруг стал героем, и я решил вытащить эту информацию. Я наблюдал реакцию Лимонова на эту новость. Он бегал из стороны в сторону и говорил: «****** [чертов] Аверин, ****** [чертов] Аверин, ***** [зачем] я его туда отправил?!» Случилось это по пьяни, на блокпосту, ему крышу сорвало. Я сам этого не видел, но все в партии знают, что это правда», — рассказывает Вердиян.

Аверин все отрицает: «Ему кто-то наплел на уши, а он поверил. Человек он возбудимый, нервный, и вера перешла в уверенность». Лимонов говорит мне, что о таком не слышал и добавляет:

Вердияна, кстати, из партии выгнали «до предоставления им справок из психо- и наркодиспансера».

Лимонов, выросший на рабочих окраинах Харькова, от гуманизма тоже далек.

— Много ведь мирных людей на Донбассе из-за вас погибли, — говорю я Лимонову.

— Ну что погибли! Этого нельзя избежать, это должно быть. Исторические события не оцениваются количеством смертей, не так это должно быть.

— Но число смертей лучше уменьшать.

— Причем тут смерти. Смерть — это избавление. Индийцы в это верят, и я тоже.

— Не думаю, что жители Донбасса думают так же, — нахожу я убойный аргумент, но Лимонов не сдается.

— На смерть есть разные взгляды! Это европейцы предпочитают умереть, от рака все заколотые, не похожие на людей, только чтобы держаться до последнего. Это спорно!

— Вы отрицаете, что ли, принципы гуманизма?

— Да, я отрицаю, они заблудились с принципами гуманизма. Я не сторонник ИГИЛ (запрещенная в России террористическая организация. — И. А.) и не стал бы головы отрезать, но на здоровую смерть я смотрю совершенно спокойно.

Писатель без запинки повторяет принятый на Донбассе и в Москве за аксиому тезис о том, что войну на востоке Украины инициировал Киев. Но у нацбола Колесникова и тут особое мнение.

— [На Донбасс] в любом случае бы вошли войска, но, если честно, только идиот в ополчении будет отрицать, что войну спровоцировали мы, в Славянске. Но она бы неизбежно случилась, — признает он.

— Но ведь можно было попробовать избежать жертв?

— Народ поднялся сам, его не устраивала новая украинская власть, откровенно русофобская, откровенно националистическая. Хотя украинцев в принципе называть так нельзя, ведь это те же русские, а украинский язык — это диалект русского языка, — повторяет Колесников прописные для защитников Донбасса истины.

— Если это один народ, то зачем тогда воевать?

— США многое делали для взращивания русофобии — вот и получилось, что получилось. Если бы не было Майдана, эта война случилась бы, но позже, потому что народ Донбасса считает себя русским.

Пушечное мясо

Кроме желания защитить русский народ в нашествии нацболов на Донбасс были и политические мотивы — во всяком случае, для Лимонова и верхушки партии.

«Мы, естественно, хотели туда [в политику самопровозглашенных республик] воткнуться. Мы хотели там участвовать в политической жизни, чего нам не позволяют делать в России», — объясняет мне писатель. «Мы рассчитывали иметь свой военный отряд и что нам предоставят свободу политической деятельности в народных республиках, там на месте. Мы отчетливо понимали, что всю власть в ДНР нацболам никто просто так не отдаст, но куском власти могли бы и поделиться. В итоге право воевать под чутким руководством специально обученных людей нам предоставили, а политическая деятельность нам была запрещена», — вспоминает Аверин.

Сам Лимонов, которому уже за 70, на Донбасс не поехал, а отправил туда члена исполкома «Другой России» Сергея Фомченкова (Фомича). Тот сначала ехать не хотел, ссылаясь на желание видеться с женой Таисией Осиповой (она получила 8 лет тюрьмы за хранение и сбыт наркотиков и вышла на волю по УДО в феврале 2017 года, «Мемориал» считал ее политзаключенной). «Революционер не имеет права заслоняться личной жизнью от исполнения своего долга», — сказал тогда Лимонов, и Фомченков подчинился.

Впрочем, с задачей открыть на Донбассе отделение партии он не справился. «Огромное количество людей на Донбассе обладает оружием, и хотя беспредела там нет, с политикой сложновато. Она там в принципе отсутствует», — Колесников объясняет провал Фомича объективными причинами.

Не видя результатов, Лимонов в декабре 2014 года отправился в Луганск (где тогда базировался Фомченков и остальные нацболы) сам, но остался крайне разочарован увиденным.

Во-первых, его не приняли руководители ЛНР. Во-вторых, Лимонов сделал вывод, что нацболов на Донбассе не уважают и используют как пушечное мясо. «С нашими военными обращались, так же как с другими единицами, не позволяли нам иметь командира выше взводного. Как только в одном месте скапливалось большое количество нацболов и членов «Интербригад», их разделяли. Бывали случаи, что просто грузили в автобусы и везли на передовую», — жалуется Лимонов.

Писатель говорит, что нацболы в дни популярности Донбасса могли сформировать один или даже два батальона, «потому что людей было невпроворот».

Но больше всего Лимонова поразило, что нацболов разместили на позициях в Сокольниках, выдававшихся «карманом» вглубь украинской территории. «Я спросил одного из высокопоставленных военных, почему здесь сидят только 50 человек, которых 1000 украинских военных, расположенных вокруг, могут одним щелчком угробить». Он ответил: «Если укры решатся на это, то тут-то мы и начнем войну». То есть их хотели принести в жертву», — вспоминает Лимонов.

Одной из потенциальных жертв был и Колесников. «Нас там располагалось 38 человек, мы держали важный участок, рядышком были украинцы — справа «Айдар», спереди ВСУ, а слева Нацгвардия. Их было несколько тысяч, но разведка работала так, что они думали, что нас там очень много. Когда я еще не подъехал, 6 ноября 2014 года наши, в том числе нацболы, выкопали окопы и сидели, а тут ВСУ сделали попытку атаки. 6 или 7 часов боя они шли и шли волнами. Это как в советском кино было — ребята сами удивились — они в полный рост шли. Что это было, мы так и не поняли. Так не воюют просто-напросто. Наши 24 человека сделали 247 убитых и раз в 5 больше раненых. У нас было только трое легкораненых», — рассказывает нацбол историю, в которую, кажется, верит.

Политический провал

Донбасский эксперимент нацболов Лимонов довольно подробно описал в вышедшей в 2016 году книге «... И его демоны». «Ф[омич] послужил могильщиком не только партийного проекта «Донбасс», но могильщиком партийной мечты о Земле, где нет зла. Он похоронил их шанс», — написал Лимонов. «История проста как две копейки. Когда создавались «Интербригады», Лимонов подумал, что Фомич может ****** [украсть] партию и устроить раскол, хотя Фомич и близко не хотел такого», — говорит нацбол Вердиян. В итоге Лимонов объявил Фомича единственным виноватым.

Сейчас Фомич по-прежнему воюет на Донбассе.

У нацболов с финансами в столице, действительно, проблемы. Во всяком случае, и Аверина, и Колесникова на интервью пришлось угощать кофе.

Вторую попытку закрепиться в политике Донбасса нацболы предприняли в уже не в Луганске, а в Донецке. Вердиян утверждает, что в начале 2015 года Лимонов отправил его на восток Украины «со всеми полномочиями, чтобы создать отделение партии в центре Донецка и зарегистрировать партию или движение». Удалось только первое. «Мы умудрились открыть офис под эгидой Пургина на улице Артема, оклеили его плакатами и стали партийные собрания созывать», — говорит Лимонов.

По словам Аверина, нацболы собирались вести на Донбассе агитацию, рассказывать, чем занимается партия, и создать влиятельную местную организацию. «Одного человека я в партию прямо на передовой принимал, вручил ему настоящую лимонку вместо партийного значка. Но вообще местным в первую очередь нравилось, что приезжают добровольцы из России. Мы считали важным сначала себя проявить в военном плане. Когда приходит непонятный хрен с горы и начинает толкать за идеологию воюющему человеку, тому это не очень интересно. Но наша идеология многим нравилась, и люди с удовольствием носили наши нацбольские значки с лимонкой», — вспоминает Аверин.

Но в целом жителям ДНР и ЛНР было, конечно, не до маргинальных российских партий. «Там воюют обычные мужики, гопники. С ними про политику начнешь разговаривать — они не але вообще», — говорит Колесников.

— А чего вы хотели вообще добиться? Прийти к власти? — уточняю у Лимонова.

— Вы серьезно не понимаете? Честно? После ужасающего поражения, нанесенного всей оппозиции предательством либеральных вождей, следующим шансом был Донбасс. Еще больший, чем в 2011-м.

— Но на что шанс-то?

— Вы не понимаете, как функционирует политическая организация! Она ищет шансы как, собака, которая бежит и принюхивается, где еда. Мы смогли бы тут нормально конкурировать с нашими идеями, а они у нас яркие. Плюс у нас тут вооруженные люди, впервые в истории партии, и против этого никто особо не возражал… Но ничего не получилось из-за вмешательства России, — резюмирует Лимонов.

Москва вмешалась, да так, что вышедших 1 мая на митинг троих нацболов задержали и отправили «на подвал», а через несколько дней МГБ закрылоштаб партии. «Пока в ДНР делили места, люди были на передовой, а потом усилилось влияние России, наладило работу МГБ, которое, видимо, исполняло указания друзей из Москвы, которые сказали, что нельзя. Штаб накрыли, людей положили мордой в пол, оружие изъяли и сказали, возвращаться обратно. Остались только фанатики, которые были верны идее, что надо отстаивать русскую землю», — говорит Сочнев.

— То есть это не благородный был порыв русских защищать, а хотели политикой заняться? — спрашиваю я Лимонова.

— Никто не отделяет зерна от плевел, все слилось в один поток. Вы же не объясняете себе, почему вы женщину любите. Так и тут, — отвечает писатель.

По словам Аверина, «поддержать порыв Донбасса — это моральный долг, а политические надежды шли бонусом, который не случился».

Похоже, что в только что созданной «стране», живущей по законам военного времени, нацболы увидели возможность реализовать положения своей короткой, но доходчивой партийной программы, чего в России им не удастся никогда. В ней, например, есть такой пункт: «Народный социализм вместо либерального капитализма. Мы — за тех, кто работает. Основой экономической деятельности в масштабах страны должно стать достижение социальной справедливости, а не обогащение узкой группы лиц. Для богатых будет введен налог на роскошь, а для государственных сверхкоррупционеров — смертная казнь».

«Нацболы были объединены идеей создания другой России — не той, что здесь, а независимой», — подтверждает Сочнев. «Эти мысли и сейчас есть, еще не вечер. В ДНР и ЛНР нет четкой власти», — говорит мне Колесников.

После Крыма могло даже показаться, что нацболы поддерживают Кремль не просто так, а о чем-то договорились с ним — например, о послаблениях для партии в российской политике. Но нацболы какие-либо контакты с администрацией отрицают. «Если государство тоже поддержало восстание народа на Донбассе, то мы сделали это независимо друг от друга. Лимонов с администрацией разговаривал один раз — в 2004 году с Андреем Илларионовым (тогда — советник президента РФ. — И. А.) сразу после ареста нацболов-декабристов. Говорил, что надо освободить политзэков, но разговор закончился неудачей, и больше ничего подобного не было», — добавляет Аверин.

Крушение надежд

На таком фоне донбасская эйфория у нацболов прошла, признают партийные лидеры. «Кто-то рассчитывал на большее, кому-то не понравилась массовая гибель популярных полевых командиров. Минские соглашения, кураторы из Кремля, которые всем управляют на местах, чиновники, которые вернулись на те же должности, которые занимали до событий 2014-го… Лимонов разочарован, да и нацболы говорят, что нет того драйва, который был раньше — энтузиазм упал, и оттуда почти все добровольцы уехали», — объясняет Аверин.

Показательна история нацбола Вердияна, которого в январе 2017 года выгнали из партии. По образованию он режиссер-постановщик, в апреле 2014 года женился и через две недели, не выдержав до конца медового месяца, отправился на Донбасс. «Столько показывали по телевизору, что мне стало интересно. Думал чем-то помочь, ну и посмотреть на войну. Приключений хотелось, чего уж там», — объясняет он мне.

Приключения долго ждать себя не заставили. В конце апреля он попал в 1-й медицинский отряд ДНР, возил медикаменты, а через месяца полтора-два попал в плен. На видеозаписи СБУ пленный Вердиян показывает свой российский паспорт и будто читая по бумажке говорит: «Я осознал, что конфликт на территории Луганской и Донецкой областей спровоцирован и поддерживается Россией, а страдают от этого местные жители. За время пребывания в Украине я не видел ни одного бендеровца, зато знаю о фактах обстрела украинских сел и городов со стороны РФ и сепаратистов из установок «Град». Обращаюсь к вам, граждане России, — прекратите воевать и сложите оружие».

Вердиян вернулся из плена, поработал в комиссии по делам военнопленных, но потом ее расформировали, отдав ее функции омбудсмену ДНР Дарье Морозовой. «Она была любовницей Захарченко и очень хотела зарабатывать на пленных, а не вытаскивать людей из того ужаса, что происходил на Западной Украине», — говорит Вердиян. Не нравилось ему не только это: «Изначально в донецкой администрации было 80% идейных людей, но потихонечку их начали убирать и подчищать. Кого-то сажали, кого-то прикапывали, кто-то сам уходил вовремя. К середине 2015 года они Донецк подчистили полностью. Они — это администрация президента, как ты понимаешь».

С ним согласен и Лимонов. «До того, как созрели институции новых республик, Россия успела стать незаменимой. Россия обеспечивает существование этих республик, но она превратила их в маленькие «московии», достаточно отвратительные», — говорит писатель. Он уже давно уговаривает партийцев перестать собирать гуманитарную помощь. «Это бесполезно. Если вы хотите слегка поддрачивать и помогать, то давайте, но это бессмысленно, потому что тысячи тонн гумконвоя от власти там прошлись и делают вашу помощь смехотворной. Тем более что граждане практически перестали что-то давать», — объясняет писатель.

По его мнению, судьба ДНР и ЛНР «превращается в жалкую историю Приднестровской республики». «Та в 90-х годах могла стать ого-го, а стала тем, чем стала. На нее смотрели как на плацдарм сохранившегося советизма, который мог послужить и левым, и реваншистским силам для последующего завоевания России», — говорит он.

Вердиян считает, что ДНР — это «классическая история полного ****** под соусом пушек и гранат».

Не разочаровался в борьбе за русский народ на Донбассе среди моих собеседников только Колесников, потому что для него вопрос политического будущего партии вторичен.

Похоже, единственное, что принесла «русская весна» Лимонову, — это его возвращение в телевизор.

«С осени 2014 года меня дружно стали приглашать и к Соловьеву, и к Норкину. Но я сразу увидел, насколько это отвратительно, обнаружив перед собой попугаев. Люди, которые пару лет назад говорили противоположные вещи, теперь повторяли мои идеи, которые я сформулировал еще в 90-е. В этой атмосфере крика, глупости и бахвальства унизительно находиться», — объясняет он мне. Однако в феврале 2017 года писатель снова стал активно появляться на федеральных телеканалах.

Гематома

В марте 2016 года Лимонов чуть не умер. «Все началось с клавиатуры, у меня [все время] не те буквы выскакивали. Я думал, что-то с клавиатурой, мне сменили клавиатуру, потом браузер, потом поставили Windows 10. Ни хрена. Я не мог завязать шнурки, не мог влезть в брюки, хотя казалось бы! Два отверстия — раз, и все. Но это казалось невозможным. Тогда до меня дошло, что это у меня внутри проблема, а не в компьютере», — рассказывает мне Лимонов, сидя за столом с тем самым компьютером.

Он чуть ли не с гордостью говорит: «У меня огромную гематомищу нашли! Совершенно неожиданно, я же совершенно здоровый человек, никогда не болел. А тут гематома! 142 на 38 мм. В башке! Она стала давить на какое-то из полушарий, и мне стало все отказывать».

Рентгеновский снимок мозга Лимонова с выделенной красным цветом гематомой украшает обложку «Демонов», где он много рассуждает о смерти и пишет, что гематома едва не разрушила его надежды на насильственную смерть. «Я хочу, чтобы меня застрелили или взорвали бы! Мне не нужны шторы на окнах!» — писал Лимонов.

Впрочем, для человека, рассчитывающего на то, что его убьют, Лимонов слишком осторожен. Он много лет почти не выходит из квартиры (их он часто меняет), а согласившись на интервью, отказывается сообщить место, где оно состоится. В назначенное время у памятника Маяковскому меня встречает его охранник и, прихрамывая, долго ведет до дома писателя. «Сходи в магазин, мне кое-что надо», — говорит Лимонов охраннику, когда мы заходим в квартиру. Но тот оставлять писателя со мной наедине отказывается. «Да его я давно знаю, он покушаться не будет, иначе бы уже покусился», — смеется Лимонов, но охранник даже не улыбается и в магазин не уходит.

— Удивительно, другие люди отправлялись прямиком на тот свет от кровоизлияния во время операции! Так что я живу следующую жизнь и хочу с вами поделиться, что после всей этой истории я стал намного умнее. Это правда, не выдумка, — уверяет меня Лимонов.

— Значит, хорошо все в итоге вышло.

— Зачем-то я нужен. Продлили дни.

— Что ж, давайте поговорим про нацболов, — перехожу я к теме интервью.

— Да зачем про нацболов, давайте про меня! — ревниво откликается Лимонов.

Триумвират

Он пытался найти достойного преемника в партии, но не нашел. «Пятнадцать человек на сундук мертвеца, но было некому. Один был недостаточно энергичен, другой энергичен, но идеологически не надежен. Третий сам не захочет взваливать такой груз», — писал Лимонов, имея в виду Аверина, писателя Захара Прилепина и члена исполкома партии Сергея Аксенова (он также отсидел за попытку переворота в Казахстане).

Соратники по партии говорили своему лидеру, что только Прилепин обладает достаточной известностью и сможет привлечь необходимое финансирование, однако Лимонов был уверен, что тот «уведет партию прямиком в сателлиты власти, не по злому умыслу, а по глубокому убеждению». И это не все претензии Лимонова к коллеге. «Председатель видел в нем подростка. У того слишком удачно складывалась жизнь. Никаких зазубрин, случайных смертей не наблюдалось. Страданий тоже. Удачная жизнь», — писал он в книге.

В результате «Другую Россию» возглавили сразу трое (так называемый «триумвират») — Аверин, Андрей Дмитриев из Санкт-Петербурга и Алексей Волынец из Подмосковья. «Врач запретил Лимонову нагрузки, и он решил, что в его возрасте треволнения, связанные с непосредственным управлением партией, не нужны. От текущего управления он отошел, передав его триумвирату, но все стратегические рычаги по-прежнему у него в руках, и его поклонники могут не волноваться. Мы, что называется, играем роль генеральных директоров, а он председатель совета акционеров», — объясняет мне Аверин.

Несмотря на свое открытое недоверие триумвирату, побывавший на краю смерти Лимонов уверен, что партия сможет существовать и без него: «Я достаточно наговорил и наделал, парням хватит». Тут с ним согласен даже вышедший из партии Сочнев: «Организация вождистская, но и без Лимонова нацболов будет объединять тип личности самих решительных людей, которые не боятся подставить собственную шею».

Батальон «Захар»     

Прилепин едва ли сильно расстроился, что не стал председателем «Другой России». Хотя недавно писатель, который с 1996 года состоит в партии нацболов (об этом, в частности, его роман «Санькя»), стал членом исполкома, публично он об этом никогда не говорит.

Тем не менее, именно ему удалось реализовать мечту Лимонова — в феврале 2017 года Прилепин объявил, что еще с прошлой осени является заместителем командира батальона в армии ДНР. Сделал это Прилепин без Лимонова, но с Фомичем (он стал командиром) и в полку главы ДНР Александра Захарченко.

Лимонов, конечно, ревнует.

— И никто не задал ему вопрос: «Какую идеологию политрук Прилепин будет загружать в солдатские мозги?» Может, вы зададите? Но одно я знаю точно: это не национал-большевистская идеология, — говорит мне Лимонов.

— Почему?

— Захар — член партии и член исполкома партии, но не упоминает об идеологии нацболов и о партии в своих интервью.

—  А зачем он тогда в исполкоме?

— А вот и я спрашиваю, почему он до сих пор в исполкоме! Получается определенное противоречие. Но, знаете, Захара сейчас травят [либералы], и зачем я еще стану предъявлять претензии? Мы ждем инициативы с его стороны, потому что, действительно, это нонсенс.

Во второй половине февраля Прилепин приехал в Москву, чтобы презентовать свою книгу «Взвод» про великих русских писателей на войне (по счастливому совпадению вышла из печати она сразу после шумной новости про его батальон).

Очередь из желающих получить автограф Захара Прилепина растянулась почти на всю длину магазина «Москва». Писатель опаздывал — в тот же день, 21 февраля, он давал пресс-конференцию в ТАССе и читал лекции студентам Литинститута и МГУ. Среди поклонников, терпеливо ожидавших писателя, были и мужчина в камуфляже с нашивкой «Агент Путина», и трепетные девушки, и бабушки, дискутировавшие о том, что болваны с «Эха Москвы» против присоединения Крыма, а Прилепин — настоящий мужчина, раз воюет на Донбассе.

Я отлавливаю Прилепина после автограф-сессии и задаю ему лимоновский вопрос про политрука и идеологию.

Впрочем, сейчас, говорит писатель, его больше волнуют «куда более важные вещи — тактика и стратегия, и тут пока не до идеологии», а политруком он назвался для «красного словца». «У нас в батальон очередь человек в 100 стоит, но ставки закрыты. Романтиков из России мы не зовем, потому что это профессиональная армия. Нового набора нет, да и сил для пополнения армии достаточно в самом регионе», — уверяет меня писатель-политрук.

Лимонов вспоминает, что свой проект батальона в составе полка Захарченко Прилепин представлял на исполкоме «Другой России», но коллеги его не поддержали.

В том, что Фомичу власти ДНР не дали создать батальон из нацболов, Прилепин трагедии не видит. «Москва, да и Донбасс совершенно рационально не хотят, чтобы московские партии были там представлены. Ряд донбасских политиков вылетели со своих должностей, потому что пытались привести туда «Единую Россия». Как сформулировал [журналист Андрей] Бабицкий, ДНР — это одна пророссийская партия, поэтому партии тут не нужны. И когда [нацболы] начали заниматься партийной деятельностью, получили проблемы, а на создание военного подразделения просто не хватало военных мощностей, которые появились у меня. А так никто им не мешал», — объясняет он.

Прилепин уверен, что Лимонов вскоре снимет претензии к нему и к Фомичу, ведь, уверен писатель, он воплотил фантазии нацболов в жизнь. Сам Фомич разговаривать со мной отказался, написав лишь: «Я слишком долго пытался сделать из инфантильных подростков нормальных людей, но у меня не получилось. Мне гораздо интереснее и проще тут, с «псами войны». Я их понимаю, они мне доверяют. Тут я на своем месте».

«Идеалы нацболов Прилепин где-то оставил, забыл, не захотел взять с собой. Он сейчас даже не говорит что член партии, и ему это, безусловно, мешает», — жалуется Лимонов. Прилепин и не спорит: «Я в партии 21 год, а после такого срока из партии уже не выходят. Взгляды у меня сохранились национал-большевистские, в том самом первом изводе. Но зачем говорить, что я нацбол? Это ни для чего не нужно. У нас есть боевые задачи, и мы их выполняем. Зачем себя позиционировать как политическая организация?» — заочно отвечает писатель писателю.

Претензии в работе на Кремль (Вердиян, например, утверждает, что «у Прилепина всегда были дела с Кремлем, а сейчас он работает на [первого вице-премьера] Шувалова») отвергает: «Лимонову и очень многим так кажется, но я никаких отношений с Кремлем не имею, никаких партийных поручений от него не получаю, ни рубля из кремлевской кассы не получал. Я понимаю, что какие-то мои действия там вызывают одобрение, а какие-то не вызывают. Они мне не докладывают об этом, я просто понимаю. И мне до этого дела нет, у меня есть свои цели».

Проблемы в партии

Пока партийцы воевали на Украине, на родине «Другая Россия» пришла в упадок.

— Партия в очень плохом состоянии, и я не сижу не кривляюсь, что все распрекрасно. Не утешает и то, что другие — в еще худшем состоянии. Так будет не всегда. Надо партии найти в себе силы не возродиться даже, а переродиться. Мало пассионариев, надо больше, — говорит мне Лимонов.

В книге он пишет о партии в еще более мрачных тонах: «Партия стала меньше, чем ты. Она потеряла кураж, драйв, сделалась обычной. Если они не сумеют ее возродить или накачать новой кровью, она умрет. Партия топчется на месте, копирует свои же АПД». Лимонов переживает, что постарел не только он сам, но и его окружение: «Пацанам, которые меня окружали, сегодня за сорок лет».

Писатель говорит, что сейчас в партию идет «активная и энергичная молодежь», но Вердиян утверждает, что приток партийцев уже давно иссяк.

Фоновый режим репрессий

Власть как плачевного состояния «Другой России», так и изменения ее отношения к себе как будто не заметила. 20 февраля 2017 года в офисе партии прошел обыск с участием центра «Э», задержали 14 человек, изъяли компьютер и ноутбуки. 22 февраля в клубе «Драйв» на нацбольском концерте были задержаны 50 человек. «Ну что ты будешь делать с этой властью... Абсолютизм и умеренные репрессии», — как-то по-отечески мягко пожурил ее в ответ Лимонов.

Новости эти напоминают хронику 2000-х годов. «Для кого-то это было бы репрессиями, но для нас это фоновый режим. У нас каждую неделю кого-то задерживают, причем по беспределу. Мы рассчитывали, что [после Крыма] хотя бы освободят политзэков, но их не освободили, а наоборот, посадили новых», — говорит Аверин. Действительно, за годы войны на Украине у нацболов появились новые «политические заключенные» — например, Олег Миронов и Юрий Староверов.

В сентябре 2014 года Миронов сорвал выступление Андрея Макаревича (которого тогда за концерт в Славянске шельмовала вся страна), прокричав «Макаревич — предатель родины». В августе 2015 года Миронова за эту акцию приговорили к 3 годам колонии строгого режима. «Макаревич здравствует, выступает, а Миронов сидит в тюрьме! Просто люди либеральных убеждений являются социально близкими для Кремля, а нацболы — нет», — говорит Аверин, и в его словах сквозит обида.

В том же 2014 году судили главу нижегородского отделения «Другой России» Юрия Староверова, но тогда он отделался условным сроком за «применение насилия к представителю власти» (на митинге в 2012 году он одернул избивавшего митингующих прапорщика полиции). Впрочем, в конце 2015 года суд заменил ему условный срок на реальный (3 года) за «нецензурную брань» и два других административных дела. То, что Староверов возглавлял тыловую службу «Интербригад» и отправлял на Донбасс добровольцев, его не спасло.

Политзаключенных могло быть и больше, если бы за годы военного конфликта на Донбассе нацболы не забросили внутрироссийскую повестку. «Геополитическая ситуация дала возможность поднять старую пыльную риторику про внешнего врага на наших границах НАТО. Все силы были брошены на это, в том числе потому, что это легкий путь, когда нет других идей. Но Лимонов на этом поле на десятых ролях», — говорит Сочнев.

В 2014—2016 годах акции прямого действия нацболов были направлены в основном против иностранных посольств. Например, в ноябре питерские нацболы атаковали консульство Украины, забросав его дымовыми шашками и говяжьими костями. «Жрите кости, а не людей!» — скандировали нацболы.

Сейчас сам Лимонов призывает товарищей заниматься именно внутренней повесткой. В январе 2017 года питерские нацболы провели акцию у офиса «Газпрома». Заблокировав вход, члены «Другой России» сожгли вывешенные у входа флаги компании и заменили их советскими полотнищами, скандируя: «Капитализм — дерьмо!», «Наша Родина — СССР!»

Теперь главной темой, по словам Аверина, для нацболов будет не только имперская внешняя политика, но и социальная справедливость.

— Хорошо, отнимете и поделите, а дальше что? — спрашиваю я.

— Для начала: национализация нефтяной и другой крупной промышленности, чтобы доходы шли. У нас ведь колоссальное социальное неравенство, и нужно перераспределение собственности. Мы отменим итоги залоговых аукционов, по которым олигархи за бесценок получали имущество, а доходы пойдут государству.

По словам Аверина, «перераспределение собственности — это назревшая тема в России», а нацболы «заостряют ее, так как для нашей партии заострение — единственный способ быть услышанными».

С Вердияном, считающим, что нацболы «просто заняли нишу шутов под администрацией президента и придерживаются ее», он не согласен. «Мы империалисты, считающие, что Россия должна вернуть утраченные в конце 20 века территории. Мы ни на йоту не отступали от этих принципов никогда, и даже в период союза с либералами мы поддержали военные действия в Южной Осетии. Мы никогда не меняли своих убеждений», — говорит Аверин.

Несмотря на давление власти, оппозицией лидеры нацболов себя стараются не называть. «Слово «оппозиционный» имеет негативные коннотации, как и слово «демократ», с 90-х. Мы независимая партия как от Кремля, так и от Запада», — говорит Аверин. «Владимир Владимирович своим поступком по Крыму заткнул оппозицию и сделал ее незначительной. Что бы мы ни выкинули, мы не можем сравниться со взятием Крыма. Оппозиция стала глупой говорильней. Это так. И мы тоже часть этого, но одновременно мы должны жить и спасаться как многоголовое политическое существо», — говорит мне Лимонов.

За Путина

Только старший лейтенант Колесников уверенно именует нацболов оппозицией. «У меня к Путину отношение сугубо отрицательное. Ему ведь ничего не стоило ввести после Крыма на Донбасс войска, это две минуты войны. Мы откровенно оппозиционная организация и остаемся ею. Если бы мы хотели выразить Путину поддержку, то стали бы проводить митинги в его поддержку с НОДом и другими отморозками, но мы этого не делаем, а значит, мы оппозиция», — говорит он.

До развода с либералами и Лимонов (а значит, и вся партия) был настроен к Путину максимально критично. Например, в 2006 году у него вышла книга «Лимонов против Путина», где говорилось: «Режим Путина должен быть осужден, как бесчеловечный. Невыносимо высокомерное по-чекистски, антидемократическое, антицивилизованное, средневековое отношение к человеку — вот в чем главный изъян». Сочнев вспоминает: «[Путин считался] предателем национальных интересов, предателем всех союзников, которые были у страны по наследству. Это истории с базой НАТО в Ульяновске, сдача базы в Камрани, сдача Кастро. Для нацболов он был продолжателем Ельцина и еще хлеще».

Но после «Крымнаша» писатель свое мнение изменил и периодически читает Путину едва ли не панегирики: «Я потрясен, удивлен, что он это сделал! Я был о нем значительно более низкого мнения и думал, что он никогда на это не решится. Я не ожидал от него. Браво! За то, что он решился и нашел в себе, как говорят американцы, guts, то есть достал из себя кишки, чтобы взять Крым, — за это ему, конечно, аплодисменты, хвала и слава».

— Не слишком ли сильны ваши аплодисменты?

— Я отношусь к национальному лидеру с огромной толикой скепсиса, но я не давал клятвы, что буду его ненавидеть. Он данность, тут ничего не поделаешь, мы живем под ним уже 18 лет, и делать вид, что его нет или презирать и ходить как школьники с «Россия без Путина» — это *****-***** [полная чушь]. Не будет Путина, будет какой-то [другой] говнюк.

— Того же Навального вы ругаете куда больше, чем Путина.

— Я откровенно не люблю Навального. Я не думаю, что он значительный человек, это и раздражает. Может, я перехлестываю, перестарался, ведь я тоже страстный человек. У меня если неприязнь, так неприязнь.

— На кого?

— Не знаю, но нужны другие вожди, не такие запятнанные и просто глупые! Я бы даже опять, черт с ним, пошел бы с ними на союз, — неожиданно признается Лимонов.

Другие нацболы чуть менее доброжелательны к президенту и стараются сгладить слова вождя. «Эдуард как русский писатель и человек в возрасте, как мудрец имеет право оценивать власти России по гамбургскому счету. Он смотрит на Путина с исторической точки зрения, сверху. Когда тот что-то делает правильно, то почему бы его не похвалить? Путин, кстати, вырос над собой за 15 лет. Мы не являемся поклонниками его политических взглядов, но то, что он стал более умелым политиком, отрицать трудно, и внешнюю политику властей РФ мы во многом разделяем. Надо просто трезво оценивать своих противников», — рассуждает Аверин.

— Но он все же противник?

— Противник, конечно. Этому режиму не нужны союзники, — с грустью отвечает член триумвирата «Другой России».

Обвинения в симпатиях к власти Лимонов при этом гневно отвергает: «Пускай все идут со своими дряхлыми задницами подальше! Они еще меня будут обвинять, эти люди, прожженные в придворных интригах. [Сравните] Венедиктова, бегающего за Путиным, и меня, живущего в гордом одиночестве», — кричит Лимонов.

Критикует Путина писатель не за репрессии в отношении нацболов, а за недостаточную твердость во внешней политике и за то, что он не дошел до Киева или Львова. «Нам нужен более мощный лидер, не оборачивающийся, как Горбачев на Тэтчер и Рейгана, взглядом захолустного деревенского [мужичка]. Я нахожу огромное количество ошибок и преступлений [у Путина], и основная — это нерешительность во внешней политике. У меня позиция ястреба — человека, который желает большего».

Вердиян на вопрос о том, действительно ли Лимонов так полюбил Путина, усмехается: «Сомневаюсь, что Лимонов вообще способен кого-то полюбить». «Он думает, что сейчас у него нет других вариантов остаться в политике, думает, что если будет заигрывать с властью, то его будут где-то печатать и показывать по телевизору. Вот только такие действия не могут сочетаться с прошлыми заявлениями про борьбу за власть. Сейчас получается, что мы понимаем, что помираем, но хоть что-нибудь надо успеть выжать», — говорит Вердиян.

— Хоронить партию не пора? — интересуюсь я у Лимонова.

— Если бы нужно было хоронить, мы бы похоронили ее и без вас, — отвечает он и смеется. — Нет, я думаю, что те идеи, которые были в партию заложены, никуда не делись. Более того, я верю, что спрос на наши идеи будет в будущем, ослепительном или мрачном.

— То есть будут еще шансы?

— Я в свою звезду верю, и даже слишком. Я думаю, что победа нацболов все равно неизбежна! Они все равно победят, но вопрос во времени, со мной или без меня, — отвечает Лимонов.

— Победят — в смысле придут к власти в России?

— Будут жестокие времена, и нужны будут люди очень решительные. Я все годы учил нацболов решительности. Хотя они, конечно, не так решительны, как я.

novayagazeta