Видео
В мире
Дебаты по поправкам к Закону об обороте алкогольных напитков, состоявшиеся в Сейме 9 мая, можно разделить на несколько блоков. Первый - это неизменная убежденность правительства в том, что регулированием можно создать в обществе правильный порядок. Именно об этом процитированная выше реплика Мариса Спринджукса (Объединенный список).
Однако не могу отказать себе в удовольствии процитировать и Андриса Кулбергса, депутата от той же партии: «Наша культура потребления алкоголя сильно пострадала за годы оккупации, нашим бичом стал крепкий алкоголь, завезенный нашим восточным соседом. Я считаю, что это самая большая проблема».
Если я правильно понимаю, то латышское пьянство, описанное, например, в «Временах землемеров», было так - детскими играми в песочнице. Я бы предложил не останавливаться: увлечение курением в Латвии также началось после 1940 года и является следствием оккупации.
Что ж, самоидентификация очень многих наций основана на воспоминаниях о «золотом веке», в котором почитался труд, люди были добродушнее, образованнее и так далее. Оказывается, в этот набор иногда входит и правильное употребление алкоголя (Кулберг: «Мы помним историю Латвии [...], нашу пивную культуру»). В итоге для некоторых из нас идея о том, что «раньше трава была зеленее» оказывается настолько сильной, что даже распитие напитков на этой травке (а возможно, и сексуальные отношения?) в сказочном прошлом проходило как-то более по-латышски.
Главный спорный момент дебатов - стоит ли повышать возрастной ценз на покупку алкоголя с 18 до 20 лет - решался с помощью традиционных рассуждений о том, что если 19-летний может голосовать, жениться, идти в армию, то какой смысл запрещать ему покупку алкоголя. Но меня больше интересует тенденция говорить о «молодых людях» как о группе с очень похожими интересами и поведением. Это странно. Я думаю, что люди в возрасте пятидесяти или сорока лет скептически отнеслись бы к попытке втиснуть их в одну страту с общими ценностями и пороками». Не стоит ли допустить, что взрослые люди переносят свои комплексы и фобии на «молодых»? Например, убеждение, что «вся молодежь сидит в телефонах» не связано ли с тем, что улицы наводнены представителями старшего поколения, уткнувшимися в смартфоны? Может быть, то же самое происходит и с употреблением алкоголя?
Однако, возвращаясь к преувеличенной оценке г-на Спринджука, ключевой вопрос заключается в следующем: что питает веру в то, что разнообразие людей и ситуаций может быть успешно контролируемо с помощью многочисленных регул и правил? Вот на прошлой неделе 9 мая отмечалось относительно мирно, но не было недостатка в предупреждениях и напоминаниях о том, чего не следует делать. При этом, живя в центре Риги, я слышал по меньшей мере три ночных фейерверка. И что? Даже если предположить, что муниципальная полиция прибудет на место, кто помешает празднующим объяснить, что фейерверк устроен в честь двухсотлетия 9-й симфонии Людвига ван Бетховена?
Противоречие, пронизывающее общественную жизнь, таково: с одной стороны, о человеке говорят как о ценности, с другой - человеку не доверяют. Человек не может, оказывается, быть предоставлен самому себе - а то еще такого натворит!
Вот история двух демократий в первой половине XX века. Когда в Германии к власти пришли нацисты и стали сжигать книги, политики в США были шокированы. Забыв, что относительно недавно, в 1917-1918 годах, в нескольких американских штатах также уничтожались «немецкие книги». А после вступления США в Первую мировую была закрыта половина из нескольких сотен немецких газет и возбуждено около 2 000 уголовных дел по обвинению в симпатиях к Германии.
Возможно, эти меры и имели смысл, но они никак не помешали многим американцам впоследствии симпатизировать Германии, причем уже нацистской Германии. Например, нацистским орденом в 1930-х были награждены Генри Форд, отец автомобильной промышленности, и Томас Уотсон, глава IBM.
А вот в Британии «Моя борьба» Гитлера была не запрещена даже в годы Второй мировой войны. Во время войны публиковались статьи, критикующие политику правительства, но только две книги были запрещены к распространению. Более того, запрет на одну книгу был основан на опасении, что в Германии сообразят, что британцам уже удалось взломать немецкие коды «Энигмы». И США, и Великобритания сражались на правильной стороне; очевидно, что и в Великобритании были поклонники нацизма, но британцы добились того, чего хотели, больше доверяя себе и меньше контролируя людей, полагаясь на их разум.
В каждом обществе были, есть и будут люди, которые будут употреблять одурманивающие вещества в разрушительных для себя и окружающих количествах или симпатизировать тоталитарным режимам. Никакие уговоры и запреты этого не изменят. Есть страны, которые уже запретили или собираются запретить TikTok (Индия, Киргизия и т. д.). Уменьшилось ли от этого количество полуправды, лжи и просто глупости в этих странах? Нет. Так что вопрос в том, стоит ли ради нескольких человек навязывать "правильную жизнь" всему обществу, регулируя сколько и чего пить, как вести личную жизнь, какими средствами массовой информации пользоваться, какие символы использовать?
Я готов допустить мысль, что инициаторы и защитники этих правил руководствуются благими намерениями. Христианская церковь в первые, скажем, десять веков своего существования тоже считала, что простецам не надо давать в руки святой Писание, а то мало ли чего они там вычитают (например, находились энтузиасты, которых в Библии больше интересовала борьба с иудеями, чем идеи Ииуса). Проблема в том, что эти энтузиасты и без Библии найдут повод ненавидеть, а вот зарегулированность духовной жизни привела к тому, что заповеди Божьи многие перестали воспринимать всерьез. Так происходит с любым регулированием. Мне кажется, что прагматичнее мириться с раздражающим или пугающим разнообразием собратьев и начинать бороться с ним только тогда, когда одно разнообразие (например, любители «сильной руки») вздумает бороться с другими разнообразиями".
