Видео
В мире
"Из-за скандала в психоневрологической больнице в Айнажи я решил поделиться своим опытом в работе с этим учреждением и мнением о состоянии детской психиатрии в нашей стране. Описанное происходило год назад, - пишет в своем блоге Валтерс из Мазсалацы.
Введение
В 2016 году наша семья пополнилась приёмной дочерью. Она была недавно изъята из своей биологической семьи и помещена в кризисный центр. Нам было сказано, что у ребёнка лёгкие психические расстройства, а также проблемы с поведением. Это нас немного волновало.
В частности, в описании указывалось, что она может резать себе руки. Мы не боялись психически нездорового ребёнка, мы боялись того, можем ли мы быть уверены в безопасности других своих маленьких ещё детей. Психолог в кризисном центре успокоила, сказав, что у девочки нет склонности к суициду, у неё неспособность справиться со стрессовыми ситуациями, и что в других странах таким людям в ходе терапии даже предлагают специальные «бритвы», которыми они не могут причинить себе серьёзный ущерб.
Позже мы поняли, что такого эмоционально травмированного ребёнка не следует отдавать в медучреждения, потому что там ее личность будет полностью разрушена.
Девочка была очень скрытная, почти не говорила. По мнению окружающих — очень депрессивная. Однако понемногу мы видели, что она начинает разговаривать с нашими детьми, которые и стали ключом к тому, чтобы она открылась. Но это происходило очень медленно.
Трудности начались со школы. Пару раз мы заметили, что на руках у девочки появились новые раны, и попытались выяснить, в чем причина. Началились прогулы. А потом все развивалось лавинообразно.
Борьба шла на трёх фронтах - попытки выяснить, что происходит с ребёнком; написание объяснительных в полиции; и управление повседневной жизнью своих детей. Мы поняли, что есть что-то, что вызывает у девочки ненормальное, даже паранормальное беспокойство. Нам угроз и грубостей она не говорила, агрессии не проявляла. В выходные мы отправились куда-нибудь отдохнуть, и она вела себя как обычный тихий ребёнок. Тут и начался наш первый опыт с детской психиатрией в Латвии.
Детский психиатр
Начнём с того, что если у ребёнка есть психические расстройства, нельзя просто обратиться к специалисту, вы должны записаться в очередь. Ясно, что не бесплатно. (вообще-то это возможно, но не к «самыми свежим» психиатрам).
Может это отчасти и хорошо, потому что мы искали самую быструю возможность и оказались в медицинском центре Vivendi у действительно профессионального психиатра. Уже в первый раз врач сказала, что, похоже, у девочки нарушения аутического спектра, и это создаёт ребёнку серьёзные трудности с ориентацией в ситуации, в которой она находится. Она рекомендовала провести тестирование, которое позднее подтвердило мнение врача.
Диагностика АСТ помогла понять, как этот ребёнок смотрит на мир, но не потушить огонь. В течение 12 лет особые потребности девочки игнорировались, уже накопились энные слои травм. А сама она толком ничего не могла рассказать.
В результате, к ноябрю нам больше некуда было обращаться, чтобы помочь нашему приёмному ребёнку. В школу ее отпускать было невозможно, а полиция дышала в затылок, чтобы ребёнка сдали в учреждение для перевоспитания несовершеннолетних. Окружающие молчаливо задавались вопросом, почему мы не возвращаем ребёнка обратно?
Единственной рекомендацией психиатра была медленная и терпеливая работа, но для того, чтобы понять, как дальше учить ребёнка, который постоянно убегает из школы и как оправдаться перед полицией, нам было необходимо серьёзное медицинское заключение.
Тогда единственным решением казалось помещение ребенка в психоневрологическую больницу в Айнажи. Чтобы поставить диагноз и назначить лечение.
Айнажи
О больнице мы слышали не лучшие вещи. Детей там якобы накачивали лекарствами и т. п. Но мало ли о чем люди судачат. Глава больницы по телефону была очень учтивой, с профессиональным подходом. Первое впечатление было очень позитивным.
Второе впечатление чуточку менее позитивным, так как это была наша первая встреча с психиатром больницы. Но первое впечатление часто обманывает.
Мы не видели, где девочка будет жить, потому что в те помещения посетителей не пускают. Нам сказали только, что поначалу она будет в комнате на пять человек, а позже переселят в двухместную комнату. Я немного обрисовал особые потребности девочки, как ребёнка с АСТ. Для нее очень важно иметь отдельную комнату, личные вещи, у нее повышенная чувствительность к касаниям, шуму, каким-то мелким деталям, вкусам, запахам и т. Д. Палата на 5 человек не выглядела подходящим решением. Итак, в начале декабря мы оставили нашу приёмную дочь в Айнажи.
Примерно неделю спустя, когда я хотел приехать навестить ребёнка, глава больницы порекомендовала подождать еще неделю. Чтобы дать время освоиться на новом месте.
По телефону девочка говорила довольно спокойно и безразлично. Ей там было скучно. Я спросил, а что доктор делает, спрашивает ли о чем-то. Ответ - ничего. Заходит 2 раза в неделю, смотрит, спрашивает как дела и уходит. Она просила меня поговорить с кем-нибудь, чтобы разрешили ей использовать свои собственные вещи - зубную пасту, шампунь, ручку и т.п. Сама она боялась спросить (это была одна из ее «особенностей» - страх попросить о простых вещах). Я обещал, что сделаю. На этой неделе у девочки начали выявлять приступы агрессии по отношению к себе самой.
Неделю спустя мы встретились, с персоналом вроде бы договорился, чтобы ей выдали личные вещи. Дома решили, что на Рождество ребёнок уже будет не в больнице, но это обещание оказалось невыполнимым, поскольку все еще велось «наблюдение».
Обострение ситуации
Через неделю я позвонил директору. Сказал ей, что хочу снова приехать и вывести пациентку на прогулку, но мне в этом было отказано. После последней встречи ребёнок стал более беспокойным. Можно приехать, но никуда не выводить, на месте. Это было рождество.
Встреча была похожа на посещение заключённого. Девочку привели в комнату, где мы с женой могли вручить ей подарки (которые она не сможет держать у себя). Очевидно, она находилась под действием медикаментов. Просила снова попросить у медсестры какие-то повседневные мелочи.
Я уже упомянул о трудностях, с которыми сталкивается наш ребенок с АСТ. Процедура в больнице очень четкая. Родители приносят ребенку вещи для личной гигиены, отдают завхозу, их позже предоставляют детям по мере необходимости. Чистка зубов по вечерам выглядит следующим образом: все зубные щетки на подносе, каждый берет свою, а сотрудник больницы выжимает каждому зубную пасту.
Вроде ничего такого. Но для нашей девочки очень важна ее личная зубная щетка и ее зубная паста. Она их тщательно выбирала в магазине. Мы попросили у сотрудницы выдать этому ребенку ее вещи отдельно. Это не сложно, но дело принципа: позволишь одному, захотят все. Но из-за этих, казалось бы, мелочей, у нашей приёмной дочери возросло беспокойство, которое она пыталась унять самоагрессией, припадками истерии. Как этого не могли понять профессионалы?
После этой встречи я почувствовал огромное чувство вины за то, что мы празднуем Рождество, пока наш ребёнок там один борется со своими демонами.
Ребенок перестал есть и пить и его отвезли на скорой в психиатрическое отделение детского Гайльезерса.
Обстановка на первый взгляд там была хуже, чем в Айнажи. Обшарпанные помещения, неприветливые медсестры, стены исписаны. Ребёнок чувствовал себя виноватым, просил потом отвезти обратно в Айнажи.
Гайльезерс
К счастью, в Гайльезерсе психиатр убедила меня, что в данной ситуации пациентке нужен более серьёзный уход. В то время я не понимал, в чем разница.
Вкратце, чтобы понять, что случилось с ребенком в больнице: она поранила себя настолько, что уже началось довольно серьезное воспаление от укусов, ран, царапин, да и психическое состояние было очень неустойчивым. В Гайльезерсе наша дочь была самым тяжелым пациентом. В комнате она была либо одна, либо с другой пациенткой, можно было хранить все свои личные вещи, печенье, фрукты, одежду, книги. Можно было пойти в кафе, пойти на прогулку. Мы выходили раз в неделю.
В клинике Гайзезерс я узнал, что есть такая фиксация, когда привязывают к кровати. В то время приемная дочь стала просить меня пообещать, что я никогда больше не отвезу ее в Айнажи. Я сказал: ты же сама хотела. Она ответила, что здесь ей как-то лучше, и ее, по крайней мере, так долго не держат привязанной к кровати, а, если и привязывают, то хотя бы оставляют свободными ноги.
Наш ребёнок в Гайльезерсе в прошлом году был единственным, к которому применяли фиксацию. Кроме того, она считает, что это нормально, потому что в Айнажи привязывали на всю ночь, так, что не поворочаешься и не поспишь. Еще селили в палату, где другая девочка часто кричала ночью и громко говорила (ребенка, который чувствителен к любому шуму).
Я спросил, фиксировали ли еще кого-то в Айнажи. Ответ - да, других намного чаще, в некоторых самых серьёзных случаях дети почти все время были привязаны. Если это нельзя назвать пыткой, то что такое пытка? Даже собак надо выгуливать, а не держать на цепи все время, а тут дети!
