Родился Игорь Георгиевич Явейн в Санкт–Петербурге в 1903–м, в семье известного медика — профессора Императорского клинического института. Мать тоже была врачом, а еще председателем Всероссийской лиги равноправия женщин. Представительницы этой организации добивались через Госдуму равенства женщин в избирательных правах.
После революции семья эмигрировала в Европу, где отец архитектора умер. И если при его жизни родные ни в чем не нуждались: ведущие клиники и университеты почти всех стран мира принимали его в свои почетные члены, охотно предоставляли работу, — то после смерти кормильца им пришлось туго. Тогда–то и решено было вернуться на родину. Семье удалось даже вселиться в свою петербургскую квартиру, которую, правда, уплотнили.
Игорь Георгиевич стал первым, кто нарушил семейную традицию и не занялся медицинским образованием. Зато к архитектуре он тяготел с детства. Поэтому и поступил в Ленинградский институт гражданских инженеров, преподавали в котором известные архитекторы — профессора Андрей Андреевич ОЛЬ и Александр Сергеевич НИКОЛЬСКИЙ.
Вокзалами Явейн «заболел» еще в студенческие годы. Даже темой дипломного проекта выбрал одну из таких станционных построек. Игорь Георгиевич поставил перед собой сложную задачу: создать проект вокзала, который отвечал бы духу новой архитектурной мысли. Консультации профессора Никольского были кратки: «Проект хорош, но вы можете лучше". Так продолжалось до тех пор, пока однажды профессор не вымолвил: «Мне нечего здесь добавить».
Один из новаторских проектов Явейна – проект Музея сельского хозяйства в Москве, 1927 год.
В 1932 году на Всесоюзном открытом конкурсе на проект Курского вокзала в Москве работа Явейна под девизом «Комплекс семи видов транспорта» вызвала самые горячие споры. По сути, это был фантастический план — состыковать воедино автобусы, поезда, метро и даже аэропланы, но он был настолько органичным, что получил самые высокие оценки жюри.
"У меня все куда–то едет", – говорил Явейн о своих работах. Он и сам стремился все время вперед, реализуя детскую мечту о кругосветном путешествии.
Когда он был еще мальчишкой, отец обещал показать ему весь мир. В силу ряда причин позднее мир сузился до размеров одной, хоть и огромной, страны. Но до конца своих дней Игорь Георгиевич жил дорогой. Загружал семью в поезд, самолет, а когда, уже на седьмом десятке лет, приобрел первый автомобиль, то и в машину — и мчался открывать неведомое. И в этом ему здорово помогали вокзалы.
За свою жизнь он создал их немало. Около 20 вокзалов на направлении Москва — Курск, а еще в Великом Новгороде, в Юрмале – в Дубулты.
Доводилось читать, что Явейн был любимым архитектором Лазаря Моисеевича КАГАНОВИЧА. Это преувеличение, но «железный министр» ценил его знания и способности. В 1938–м Явейн написал единственную в СССР монографию, посвященную истории и архитектуре железнодорожных вокзалов. Она стала настольной книгой Кагановича. Однако Явейн никогда не был «придворным архитектором», руководствующимся принципом «Чего изволите?».
Вокзал в Новгороде, к работе над которым он приступил вскоре после войны, стал сочетанием идей русского авангарда и традиций русской исторической архитектуры. Когда в 1953 году вокзал был введен в эксплуатацию, коллеги–архитекторы прозвали Явейна «конструктивистом, ушедшим в новгородское подполье".
Некоторые детали своего проекта Явейн отстаивал с боем. Любопытная история приключилась со станционным колоколом. Поначалу архитектору пытались запретить его установку. Потом выяснилось, что ни одного подходящего колокола в Новгороде нет. Тогда на какой–то маленькой станции нашли старый настоящий станционный колокол и перевезли его в Новгород. Зодчий радовался ему, как дитя игрушке. И первое время сам звонил в него, оповещая об отправлении поездов...
Вид на Юрмалу сверху в районе Дубулты — Майори в 1970–е.
Архитектор женился поздно. Его жена — филолог, на четверть века моложе мужа — подарила ему двух сыновей. Архитектор был прекрасным отцом. Никита и Олег до сих пор вспоминают, какие потрясающие города, крепости и флотилии он строил им из пластилина и картона, какие баталии они вели.
Зато приятели детей побаивались строгого высокого человека с сильным и властным голосом и военной выправкой и за глаза звали его «недорезанным буржуем".
А подчиненные в нем души не чаяли и сидели у него на голове. Иногда, правда, он взбрыкивал, ставил их на место, но через неделю все возвращалось на круги своя. При этом в окружении Явейна были только два институтских товарища, кому разрешалось говорить ему «ты".
Он был дворянином, но и когда кичиться родовитостью стало модно, не говорил об этом. Даже когда кто–то упоминал о его предках, он резко обрывал: «Вы ошиблись"...
Вокзал в Дубулты, построенный в 1978–м, — последняя работа архитектора, скончавшегося спустя два года. Союзные архитекторы отмечали экспрессивность проекта, необычность для архитектуры тех лет. Местные же говорили, что он «нефункционален», «не вписывается в традиционную юрмальскую архитектуру». Однако говорили об этом, о других проектах, которые им не нравились, на кухнях, на дачах, но не в кабинетах тех, кто принимал решения. Иначе бы не было бетонных «коробок»–санаториев в дюнах (почти что на пляже) в Майори.
Ваш автор — не архитектор, но мне Дубултский вокзал нравится. Посмотрите на него со стороны проспекта Дубулты – навес напоминает балтийскую волну. Во всяком случае, вокзал этот куда интереснее станции в Майори, построенной в конце 1990–х. Вот где штамповка – иначе не скажешь.
Электричка возле Дубултского вокзала в 1985 году.
А кто мешал рулившим тогда в городе поборникам национальных традиций в архитектуре сохранить деревянный вокзал в Майори? Еще в начале 1980–х тогдашний архитектор Юрмалы Леонид АЛКСНИС говорил, что в нем можно и после строительства нового вокзала оборудовать своеобразный музей – с экспозицией, кафе, сувенирным киоском. Допустим, в 1980–е, по уверениям местных, союзный центр мешал, а потом–то кто?
Как–то, проезжая мимо одного из своих проектов, поставленных вопреки воле автора не там, Явейн сказал: «Не должен был он здесь стоять. Это неверно. Каждая дорога должна иметь свое лицо».
Дубултский вокзал имеет свое лицо, о большинстве же других взморских вокзалов этого не скажешь...
Илья ДИМЕНШТЕЙН.