Легкое дыхание Рождества

Несколько ночей рижане гуляли по улицам Риги, освещенным необыкновенным сиянием… "Сияй, Рига!" — звали за собой голубые и фиолетовые огни Верманского парка. "Сияй, Рига!" — шептали булыжники Домской площади, отражая белоснежные силуэты фараонов на черных фонах домов. "Сияй, Рига!" — пели фигурки девушек в туниках, кружащиеся на шпиле собора Святого Петра… Ночью в Старом городе бывает очень тихо. За эту тишину я люблю старые булыжники и улочки особенно. Я люблю мечтать — и всегда тысячи мыслей проносятся в моей голове, пока я прохожу Старый город насквозь. И вот накануне Дня независимости (а кажется почему–то, что уже почти накануне Рождества) Старый город засиял всеми цветами ночной радуги. И я со своими близкими оказалась в круговороте этих сияний. Сначала вдалеке, еще не доходя до кинотеатра "Рига", перед глазами расстелился глубокий сине–голубой туман откуда–то из глубин Верманского парка. В этом синем тумане, разрезавшем темноту, было много от тумана из снов Скарлетт О’Хары — когда бежишь и бежишь в неизвестное и так хочется поскорее дойти до света, до того далекого огонька, где все уже будет хорошо, где ждут тебя несомненный покой и счастье… Как сказал нам однажды в интервью лютеранский архиепископ Янис ВАНАГС, есть, есть свет на том берегу ночи… И множество рижан в темноте тянулись к этому голубому свету, к этим сияющим шарам, окружившим городской фонтан. И о каком свете мечтали взрослые, пока дети бегали, хлопали в ладоши и ловили крошечными пальчиками этот убегающий свет — ненадежный, призрачный, но так необходимый человеку, свет надежды и счастья? И мы идем, идем за ним, за этим светом — вместе с ручейками рижан — по темным, взрывающимся то одними, то другими огнями улицам. На подступах к Старому городу — золотое пятно: нищий, который сам себя назначил лучом света — и в "золотой" одежде, с покрытыми "золотом" лицом и руками сердито машет иностранным туристам: — Сначала доллар, потом фото… А рядом — залитая светом площадка, и если зайти на нее, то можно увидеть самого себя на экране, — и толпа человеческих душ (а как иначе назвать силуэты людей в темноте, когда лиц их почти не видно, но чувствуются, чувствуются, конечно, их души?). Эти души с удивлением и радостью смотрят на самих себя на огромном экране. Это и они, и не они, а как живут те люди, на экране? Может, неплохо, и даже сказочно, и даже чудесно в этих лучах прожекторов? Алмаз — огромный, пластмассовый — отливает пурпурно–розовым здесь же, на площади, но туристы и рижане, как один, спешат под "деревья счастья". Всего два маленьких, сияющих красными и фиолетовыми лампочками дерева — но каждый в глубине души уверен, что эти деревья особенные, что если сфотографироваться под ними, то счастье придет в твою жизнь и в твое сердце, и неслышно, но невероятно близко становится Рождество. А в Рождество случается все — и все надежды и мечты, конечно же, сбываются… На Домской площади огненная лиса прыгает по крышам и по фасадам зданий, за ней грозно выстраиваются в ряд отряды египетских мумий. Торжественно, странно, неожиданно… Ну что ж, в рождественские дни смотрят разные волшебные фильмы, бывает и "Ночь в музее"; пусть оживают все, пусть оживает вокруг каждая вещь, каждая картина, скульптура, каждый исторический персонаж и каждая эпоха. Пусть будет так. Но и в этом хаосе я, как и все рижане, ищу простой и теплый лучик света. Есть, есть свет на том берегу ночи… Наконец мы у собора Святого Петра. Девушки в туниках кружатся на старом каменном фасаде. Они танцуют — и они спокойны в своем танце. Это самая красивая инсталляция в городе. И семьи рижан особенно долго остаются здесь, у собора, и наблюдают за белоснежным танцем в темноте. "Lets go!" — кричат пьяные англичане, выходя из ирландского паба и пробегая до паба индийского. Мне кажется, они так громко кричат, потому что обижены: обычно на них обращают внимание в Старом городе, может, даже не как на экспонаты, нет, как на дыхание Европы, той, которая сегодня, которая теперь и в будущем. Но сегодня не их день, не их ночь — сегодня рижане поднимают головы вверх и смотрят на танец света. И думают о своем свете, о своем счастье, о своей надежде. Когда пьяные туристы, накричавшись, исчезают в индийском ресторане, снова наступает тишина, и бьется, как сердце, музыка в ровном и быстром стуке. И танцуют дальше фигурки свой танец… Рядом с нами стоят несколько семей, несколько влюбленных пар, несколько кампаний друзей. И понемногу из темноты, из "тумана Скарлетт О’Хары" выходят те силуэты, от которых идет свет, те, к кому бежишь в этом тумане и кто согреет тебя своими лучами. Это самые близкие. Это родные, друзья детства, любимые, мужья, жены, это дети — уже родившиеся и еще не пришедшие в мир, но готовящиеся прийти. Свет — не в прожекторах, не в инсталляциях, даже самых неожиданных и интересных, не в лучах Старого города. Свет — в каждом человеке. И в той любви, которую он нам отдает. В эти ночи в Старом городе было так светло и тепло, несмотря на первые морозцы и первый зимний ветер, потому что рядом были те, кого мы любим. Это их любовь — наш свет и наше тепло. Поэтому — дыхание Рождества, поэтому ничто так не любит человек на земле, как рождественские дни, когда все свои рядом. А если не рядом, то… все равно рядом, потому что в сердце. Есть, есть свет на том берегу ночи… "И пусть этого света будет много, пусть его хватит до конца жизни", — думала я, возвращаясь из ночного Старого города домой. Падал первый снег… Ника ПЕРСИКОВА. 4 декабря 2014. №49