Видео
В мире
"В советское время врач был винтиком системы и действовал строго по плану, а сейчас каждый сам себе предприниматель", - анализирует разницу в подходах Виктор Дергунов, анестезиолог с богатейшим опытом. Начинал в сельской больнице, потом были рижский роддом, Алжир, землетрясение в Армении — есть с чем сравнивать...
-Доктор, почему мы 27 лет реформируем здравоохранение, а оно становится все хуже и хуже?
- Многим это покажется примитивным, но здоровье человека в первую очередь держится на профилактике болезней и здоровом образе жизни. Еще в самом начале советской власти, в 1920-е, большевики понимали, что ни на какое лечение у такой бедной страны денег не хватит. Это, как говорил Жванецкий, рассчитано только на тонкий слой.
Поэтому они создали систему профилактики, а это, в первую очередь, массовые профосмотры простых смертных. Хотя это было очень просто — доктор поговорит, заглянет в рот, послушает — и то ловили очень много болезней в начальной стадии. При сегодняшнем технологическом рывке результаты могли бы быть еще эффективнее.
- Так в чем проблема — семейные врачи разве не проводят профосмотр?
-Его вообще никто не проводит! Профосмотр подразумевает массовый осмотр населения. Раньше врач был винтиком системы, и каждый знал, что ему делать. А сейчас системы не стало, и каждый врач сам по себе занимается непосредственно медициной — что болит, то и лечит. Профосмотры случаются, но не массовые, а фрагментарные. Смотря на что дадут заказ в Европе.
- А почему их нет — массовых?
-Никто не требует от врачей — системы-то нет.
Взять проверку на туберкулез, который был и остается проблемой, его можно свести к минимуму при помощи простейшей вещи — своевременной и обязательно массовой флюорографии. Но важно добиться охвата, близкого к ста процентам.
-Теперь говорят, что тогдашние профосмотры были показухой, на самом деле болезнь выявляли разве что в последней стадии.
-Да что вы! Ловили болезни в начальной стадии и очень часто! Тот же туберкулез, например, имеет разные формы, большинство которых протекают бессимптомно. Выявить их можно только при помощи флюорографии.
Почему туберкулез трудно было полностью искоренить даже тогда — не могли созвать на нее абсолютно всех жителей, находились те, кто увиливал. Поэтому пробовали, например, такой метод: оцепляли квартал и всех жителей поголовно привлекали к флюорографии. В результате, во всяком случае, в европейской части страны, заболеваемость резко снижалась.
- Помню, без справки о флюорографии даже стипендию не давали.
- Система была очень жесткой — не пройдешь флюорографию, гинеколога (у мужчин — уролога), зарплату не получишь. После 40 лет меряли глазное давление, у мужчин — обязательная проверка простаты.
Сегодня представители минздрава о заболеваемости туберкулезом говорят: «Чуть-чуть хуже, чем в Европе». И так во всем - на самом деле просто стараются не сравнивать показатели с советскими.
На сайте минздрава отсчет идет с 1995 года. Советская власть в этом плане была честнее, она брала за точку отсчета 1913-й год — год расцвета российской империи.
- Похоже на пропаганду социалистической идеи.
- Так ведь факты.
Вчера разговорился с коллегой. Она вспомнила, как тогда «на грипп» ходила. Что это значит: во время эпидемии врач придет к тебе домой и выпишет лекарства, чтоб ты не шатался по улицам и других не заражал.
А сегодня семейные врачи нередко записывают к себе пациентов с условием, что они не будут ходить на домашние визиты. Закон это допускает, потому что семейный врач у нас частнопрактикующий доктор - по сути бизнесмен. Я, честно говоря, вообще не представляю, как лечатся люди, у которых нет среди родственников-врачей.
- Вот «Латвияс авизе» недавно предлагала лишить медицинских страховок политиков и чиновников. Похоже, там и корни проблемы: они ж не лечатся, как простые смертные, не ждут записи на обследования месяцами, денег на лечение не считают.
- Советское здравоохранение начиналось с простой вещи — статистики. Просчитывалась обеспеченность населения врачами, фельдшерами, сестрами: отдельные таблицы составлялись, графики.
Все кричали, что это экстенсивный показатель - согласен, конечно, он должен был меняться. Но надо понимать, с чего начиналась советская система, в том числе, в Прибалтике. До 40-го года Латвия была буржуазным государством и, соответственно, никто не утруждался охраной здоровья.
Когда я только начинал работать в Краславе после окончания рижского мединститута, старожилы рассказывали, что на всю Краславу был один доктор. А уже в середине 70-х даже в отсталых районах СССР на село полагался фельдшер, доктор сидел в непосредственной близости.
Хоть и не очень бодро, но система развивалась и становилась доступнее массам. Врачей стали готовить быстрее, но их стало больше.
- В каком смысле «быстрее»?
-В Российской империи на медфакультете учились 5 лет, где-то в 30-е годы докторов готовили по 4 года - распланировали возможности. Рывок советская медицина совершила во время Великой Отечественной. Война породила очень много первоклассных хирургов. Например, Амосов один из них, он даже докторскую умудрился защитить, работая в полевом госпитале. Этот опыт медицинской помощи большим количествам людей оказался потом очень полезным в мирной жизни.
-Чистый опыт!
-Конечно, доктор ведь как делается: человек нуждается в помощи, ты делаешь то, что умеешь. К следующему разу ищешь дополнительные знания и так постепенно растешь. Как говорил наш профессор Маргулис: «От болного к книге, от книги — к болному».
-Нынешний социальный комфорт не убивает у молодых медиков интерес к медицине - ехать на чужбину не заставляют, войны нет, готовые схемы лечения спускают из ЕС?
- В сущности, во все времена остается неизменным процент людей, которые обостренно чувствуют чужую боль. Он не зависит ни от политического строя, ни от объема зарплаты. Слово «лекарь» точнее всего отражает суть профессии — тянет людей лечить других. Такое призвание.
Хотя есть и просто хорошо обученные специалисты. Именно такие в последние годы рулят медициной. В чем разница: одни действуют по интуиции, часто наперекор правилам, но добиваются гениальных результатов. Другие — строго по схеме. Но вдруг реальный результат не совпадет с планом? А в жизни именно так чаще всего и бывает.
- Но среди советских руководителей далеко не все были талантами - сколько отъявленных карьеристов...
- Согласен, но все двигались в русле одной системы. Взять хотя бы те же детские лагеря — все взморье ими было усеяно от Меллужи до Слоки. Отдыхали на море все поголовно с четырехразовым питанием за чисто символическую плату, а теперь это удел избранных. И здоровье находилось под полным контролем медиков.
- Это да, но сколько было приписок?
- По этой части нынешние руководители давно обогнали советских. А на низшем, врачебном уровне, все было очень жестко. Вот у меня есть друг - гинеколог, в Краславском районе. Рассказывал: выезд на ферму, молокозавод. Все сто-двести работниц обязаны его пройти. И какие там приписки? Что увидел, руками нащупал, то и засек.
У каждой взял мазок — отправил на анализ. По результатам - дальше на обследование. Все ж фамилии в наличии. График выездов врача жестко согласован, не то что отказаться не можешь, - и мертвого пошлют.
Знакомого хирурга в Даугавпилсе лет пять гоняли по заводам. Рассказывал: смена человек семьдесят мужиков, и всех надо посмотреть ректально. За день палец в мозолях, но два-три случая аденомы или рака обязательно вскрывались.
Мальчишек в военкоматах тщательно осматривали, я уже не говорю про систему бесплатных кружков и секций, которые вели опытные педагоги — там и контроль, и оздоровление. Я своего тренера по баскетболу Артурса Пуравса до сих пор добрым словом вспоминаю.
Сейчас какая проблема — в регионы не приходят молодые врачи. В той же Краславе средний возраст - за пятьдесят. Последний молодой врач пришел в 90-е, все тихо умирает.
- Не советское время — права человека соблюдают, силком никого отправлять нельзя.
- Тогда было жестко: раз образование бесплатное - должен его отработать. Три года, куда пошлют. Правда, закон обязывал обеспечивать квартирой, меня и обеспечили. В район ежегодно приезжали по 3-5 молодых врачей. Конечно, не все задерживались. Я, например, уехал через 7 лет, некоторые остаются до сих пор, как Борис Шульман.
- Интересно, что минздравом нашим постоянно руководят опытные специалисты, но поднять отрасль почему-то не удается.
- На моей памяти был только один министр - Вильгельм Вильгельмович Канеп. Который пришел на свой пост лет в 35 в середине 60-х. У него была харизма и цель: построить достойную систему здравоохранения, которая будет доступна каждому жителю Латвии. И все про эту цель знали, несмотря на то, что интернета не было.
Что это значит: в каждом районе (а их было 26-27) надо было построить мощную современную больницу, оснащенную новейшей техникой, обеспечить ее медперсоналом. Людей обучали, больницы строили — к началу 1980-х цель была выполнена. Тот же «Гайльэзерс» - чисто народная больница, построен на деньги от субботников.
- За что вас ругали в те времена?
- За маленькую рождаемость ругали. Хотя она была вдвое выше нынешней: 45 тысяч родов в год, а сейчас еле-еле 20 тысяч. При этом по уровню материнской смертности мы теперь догнали беднейшие африканские страны. У нас умирает 7-10 женщин в год - это позор.
Когда я работал в рижском роддоме, смерть роженицы была ЧП союзного уровня. Копию истории отправляли в Москву, создавалась комиссия с участием москвичей.
Было, конечно и такое, как наказание невиновных и награждение непричастных, но, в общем, комиссия состояла из профессионалов, которые разбирали случай досконально.
Роддом тогда новый построили, расширялись. Старый принимал по 15-20 тысяч родов в год. Сейчас столько по всей Латвии. В Даугавпилсе теперь меньше тысячи родов в год, хотя к ним свозят рожениц со всего региона, а в начале моей карьеры в одном только Краславском районе было по 500 родов в год.
-Как выглядела советская медицина на мировом уровне?
-Чисто технически она, конечно, была слабее западной. Но выигрывала из-за профилактики болезней и своей доступности, поэтому в целом наше население было здоровее западного.
Аппаратура-инструментарий — это у нас было хуже, плюс постоянные проблемы со снабжением, потому что изначально для заводов это был побочный продукт. И все поставлено на поток — чтоб подешевле.
Сейчас наркозный аппарат стоит, как хороший внедорожник. И деталь к нему - бешеные деньги. Сломается - надо менять. В советское время наркозник ломаться не имел права, поэтому врач либо сам развивал в себе технические навыки и учился ремонтировать, либо привлекал умельцев.
Так мой коллега из Талси, доктор Ромуальд Даудзе, анестезиолог с инженерной жилкой, возглавил отделение анестезиологии в Гайльэзерсе. Инициативных людей администрация отмечала.
- А что, Канеп советовался с врачами — на чем держалось его управление?
-Ни один министр сам по себе сделать ничего не может. Перед Канепом стояла цель, и он знал, куда ему двигаться: модернизация отрасли и стопроцентный охват населения.
Для этого рассчитывали необходимое количество больниц, врачей. Заранее готовили условия для работы людей и техники. Не в отсутствие денег упираются промахи нынешних руководителей, а в отсутствие порядка в головах. У нас не профессионалы руководят делом, а политики. Потому настоящая работа замещается лозунгами, и никто в итоге ни за что не отвечает.
- Языковые проблемы тогда тоже в медицине случались?
- Конечно. Когда две национальности живут рядом, трения - дело обычное. Вопрос в том, как относится к ним общественное мнение — порицает или поощряет. И воспитание врачей многое значит.
Когда я работал в Алжире, например, мы по контракту должны были хотя бы минимально владеть французским. Но местные женщины его не знали, и нам в реанимации иногда с переводом помогал местный фельдшер.
Однажды он сказал про одного нашего врача: «Плохой доктор, плохо говорит с людьми». Я стал объяснять, что нам трудно дается французский, но мальчик ответил, что дело не в языке — чисто по-человечески доктор плохо разговаривает с людьми.
У меня в Краславе был случай: залетает бабушка и быстро-быстро говорит на латгальском. Я латышский знал хорошо, поскольку с детства играл с латышами в баскетбол, но тут ничего понять не могу.
Хорошо, фельдшер была местная, помогла с переводом, но, в принципе, все зависит от желания врача объясниться в пациентом. Хотя брежневская конституция фиксировала, что человек имеет право на общедоступную, квалифицированную и чуткую (!) медицинскую помощь. Пусть формальность, но это мы тоже учили.
- Что можно сказать в защиту сегодняшнего безобразия: СССР позиционировал себя как государство социальное, а нынешняя Латвия изначально заявлялась либеральной, где никто никому ничего не должен.
- И кто этим «либерализмом» доволен? Только малоумие этнократического порыва могло подвигнуть людей разрушить систему, которую они же сами десятилетиями строили. Все-таки умные люди сохраняют крепкий фундамент и улучшают постройку, а мы все разломали и блуждаем среди развалин.
Елена СЛЮСАРЕВА
