По словам старожила города Владимира Николаевича НЕСТЕРОВА, его сверстники до войны придумали для этого места еще одно название — вшивка. И старались обходить стороной.

А подержанный товар продавали тут не всегда – в XIX столетии у набережной Даугавы: начиная от улицы Марсталю и почти до железнодорожного моста. В ту пору там располагался главный продуктовый рынок, а рядом — блошинка. В 1882 году власти решили положить конец антисанитарии и подвинули толкучку дальше – к Тургеневской улице. Однако запреты устроили не всех: стихийные толкучки вырастают на Александровском рынке (ныне Видземский) и там же, где прежде.

Книги продавали со столов.

При самом известном градоначальнике Риги – англичанине Джордже АРМИТСТЕДЕ — начинают строить отдельное место для толкучки: в квартале нынешних улиц Тургенева, Гайзиня, Прагас и Маскавас. Огородили все каменным забором, построили кирпичные и деревянные строения. В 1910–м толкучка переезжает по месту своей официальной прописки.

Особенно людно тут по воскресеньям – к 900 постоянным торговцам добавляются до 3 тысяч разовых. Народу – море, часть товара раскладывается прямо на земле...

Блошинка занимала значительно бОльшую территорию, чем нынешний промтоварный рынок. Что–то продавали и в Гостином дворе (на его месте в 1950–е построили высотку Академии наук). К началу XX века Гостиный двор утратил статус эдакого супермаркета Старой Риги – там в основном располагались склады и непрезентабельные лавки. Уже тогда в них продавали бэушный товар, а с 1910 года место получило новое название – Второй толкучий рынок. Первым считался тот, что на месте нынешнего промтоварного.

Современники наделяли блошинку не самыми лестными сравнениями. Довоенный рижский литератор Ирина САБУРОВА в романе «Корабли старого города» пишет:

«…громадный четырехугольник толкучки. Деревянные ряды с низенькими ампирными колонками охряного цвета, пестрые ларьки за кирпичным забором. В рядах, на ларьках и просто на улице между ними – все, что только можно придумать и что никому не придет в голову покупать. Пестрые юбки и темные доски брюк болтаются пустыми рядами на вешалках, задевают лицо...»

Однако сюда приходили не только за подержанной одеждой, хозяйственной утварью, но и за редкими книгами. Довоенный рижский журналист Генрих Иванович ГРОССЕН вспоминал, что иногда попадались раритеты. Продавали книги со столов, работали букинистические лавки. Самыми желанными клиентами букинистов были вдовы почивших библиофилов. Они приносили библиотеки мужей. А покупали их ушлые букинисты, как правило, за бесценок – на вес. Часть сбагривали перекупщикам, а раритеты перепродавали коллекционерам — в разы дороже.

В 1920–е у барахолки новый хозяин — Комитет толкучего рынка. Городские власти сдали ему территорию в аренду. Появились тут и временные павильоны для торговли. К концу 1930–х конструкции снесли – очень неприглядно выглядели...

За свою историю рижская барахолка однажды горела. Правда, было это еще на заре ее существования – в 1870–е. За порядком тогда следили два полицейских, которых хорошо знали в народе.

Приходили на толкучку и за старой мебелью...

Современник писал:

«Располагавшийся у железнодорожного моста толкучий рынок с прилегающим к нему Придвинским рынком и громадным амбарным районом находились в заведении одного надзирателя Чучина и его правой руки – городового Андрея. Тысячи береговых рабочих и носчиков признавали лишь авторитет Чучина и Андрея, а другое начальство для них как бы не существовало. Если, например, носчика льна свалила на мостовой водка или он растянулся пьяный спать на тротуаре и на эту оказию наткнулся частный пристав и самолично вздумал бы убрать пьяного, то это было бы ему не под силу. Проснувшийся пьяный на приказание пристава уходить в свою очередь делал ему возражения, доказывая, что, мол, это не его дело, ведь он не Чучин и не Андрей.

Городовой Андрей славился своей геркулесовой силой. Был чрезмерно толст, и для него была установлена специальная скамейка на углу Московской и Пушкинской улицы, откуда Андрей обыкновенно не торопясь шествовал на место «происшествия» для раскидывания, в буквальном смысле слова, дерущихся…»

В 1950–е на месте блошиного рынка открыли промтоварный, а для блошиного выделили новую территорию — в конце улицы Лачплеша, у Даугавы. Рынок тянулся по направлению к Спортивному манежу. Это тогда был островок — Звиргзду сала.

Библиофил Анатолий РАКИТЯНСКИЙ вспоминал, что впервые побывал там в 1950 году – вместе с отцом.

— Чего только не продавали, — рассказывал он вашему автору. — Ржавые гвозди и золотые червонцы, мебель ампир и табуретки, швейцарские часы и резиновые калоши. Предлагали «голландскую живопись», «изделия Фаберже» и «скрипки Страдивари». Конечно, это мало имело отношения к оригиналам, но продавцы не смущались. «Купите скрипку Страдивари!» — иногда неслось над рядами...

Женщина ищет товар на «блошиннике».

Отца Анатолия антиквариат не интересовал. Он искал на барахолке домашнюю утварь, которой в послевоенное время не хватало: табуретки, посуду. Пока выбирал, сын разглядывал старинные книги – часто в роскошных переплетах, с золотым тиснением. Большинство – на немецком. Однажды он заметил книгу стихов на русском. Без переплета и титульного листа. Автор был неизвестен, но Анатолию очень понравились стихи о море. Купил. Потом оказалось, что это было первое издание стихов Осипа Эмильевича МАНДЕЛЬШТАМА «Камень»...

Через пару лет и эту барахолку прикрыли. Промтоварный рынок прожил куда больше – его закрыли несколько лет назад.

Рижские блошиные рынки и сегодня часто меняют прописку – открываются то в одном, то в другом месте. Однако, как и много лет назад, привлекают они не только тех, кто ищет бытовую утварь, но и коллекционеров.

Не ровен час старую блошинку, которой за ее век досталось немало нелестных эпитетов, снесут. Спешите увековечить, пока есть что. Ведь это часть нашей истории – первый стационарный рижский блошиный рынок, открытый в далеком 1910–м...

неизвестное об известном

В Европе история блошиного рынка началась в XIX веке во Франции, хотя название «блошиный» пришло к нам из Германии, ведь по–немецки это звучит как Flohmarkt. При этом Floh переводится как «блохи» или «вши».

Почему же такое название у рынка старых вещей? Дело в том, что раньше здесь царила полная антисанитария, старьевщики собирали на помойках разный хлам и несли его продавать в специально отведенные для этого места. А старые вещи они не стирали, поэтому одежда и мягкая мебель кишели блохами и прочими паразитами...

Илья ДИМЕНШТЕЙН
Все фото – из архива