Евросоюз не хочет видеть изменения баланса сил в Европе

Кризис отношений России и Запада из-за Украины перешел из стадии конфликта в новое состояние. «Лента.ру» попробовала разобраться, что стоит за стремлением западных лидеров лишний раз переговорить с Москвой.

Больше не периферия

Корни нынешнего конфликта Москвы с Брюсселем куда глубже, чем просто противоречия относительно судьбы Украины и ее ориентации. Проблема в том, что Евросоюз принципиально не хотел учитывать изменения баланса сил в Европе, произошедшие за последние 20 лет. После окончания холодной войны прежние правила игры между Советским Союзом и Европейским сообществом канули в лету вместе с СССР и Организацией Варшавского договора. Брюссель теперь позиционировал Москву как периферию ЕС с функцией поставки энергоносителей и рынка сбыта для европейских компаний. России отказали в праве всех великих держав на сферу влияния. Москва тогда была слишком слаба и поэтому молчаливо приняла навязанные ей Евросоюзом условия. Поскольку российско-европейские отношения, в том числе и особые контакты между Москвой и Берлином, развивались именно в такой парадигме, все считали их крепкими и перспективными. Но после прихода к власти Владимира Путина и усиления России парадигма в корне изменилась. Москва постоянно выступала с предложением ее модификации через большее вовлечение России в европейские дела (в частности, предлагала создать систему коллективной безопасности от Владивостока до Лиссабона, отменить визовый режим и сблизить экономики России и ЕС), однако Евросоюз отмахивался от всех этих вариантов. Пока сохранялась надежда по-хорошему договориться с Евросоюзом, Москва не раскачивала лодку и особо не реагировала на цветные революции у своих границ, в Грузии и на Украине. Однако когда ЕС перешел от попыток контроля над постсоветским пространством к претензиям на контроль над «периферийной» Россией (в том числе через вмешательство в ее внутренние дела и, как считают в Кремле, к стимулированию цветной революции в РФ), российские власти поняли: договориться не удастся. Стало очевидно, что ЕС принципиально не готов воспринимать нынешнюю российскую власть как равноправного партнера, не готов уважать интересы и сферу влияния РФ. И позиция Москвы резко ужесточилась. Евросоюз не услышал звоночек августа 2008 года, поэтому России пришлось ударить в набат весной 2014 года, просто напросто разрубив гордиев узел и перечеркнув все правила игры девяностых и нулевых годов. Естественно, что это вызвало крайне болезненную реакцию в странах-лидерах ЕС, прежде всего в Германии. Брюссель попытался принудить Россию вернуться к прежнему состоянию через санкции и иные меры воздействия. Однако они не сработали — несмотря на санкции и их последствия, Россия не только не меняла свою позицию по Украине, но и наносила Европе болезненные контрудары (ответные продовольственные санкции и «Турецкий поток», давший Анкаре эффективный инструмент давления на Евросоюз). В итоге Европа очень медленно, но все же приходит к осознанию необходимости выстраивания новой системы на руинах старой. Системы, основанной на балансе сил и интересов по состоянию на 2015 год, а не 1991-й. Системы, где постсоветское пространство признается сферой влияния России (не исключительного, разумеется), где установлены четкие и понятные правила российско-европейской игры на этой территории. Все понимают, что если этого не сделать, то Россию и ЕС ожидает не только обострение «битвы за Украину», но и новые фронты противостояния, например, вокруг Приднестровья.

Крымский прецедент

Для Соединенных Штатов крымская ситуация имела особое значение, и их реакция вполне объяснима. Вернув Крым, Москва нанесла серьезный удар по системе однополярного мира, выстроенной американцами после холодной войны. Одной из основ этой системы была специфическая форма применения международного права. Согласно ей Соединенные Штаты — гарант мирового порядка — ради всеобщего блага и гуманитарных причин имели привилегию это право нарушать. И нарушали его во время гражданской войны в Югославии, косовского конфликта, войны в Ираке и Ливии и ряда других событий, получивших название «гуманитарные интервенции». В итоге никакого универсального международного права уже не существовало, и стабильность системы сохранялась только потому, что США позиционировали себя как «уникального» нарушителя, не позволяя другим странам следовать их примеру. И в 2014 году Россия стала первой из великих держав, фактически заявившей, что раз Вашингтону можно нарушать определенные нормы международного права, то и Москве можно. Тем самым Россия создала прецедент, которым могут воспользоваться другие страны (прежде всего Китай с Ираном) и на фоне продолжающегося ослабления американских позиций в мире окончательно пустить вразнос глобальную безопасность. Для того, чтобы нанесенный Россией удар не превратился из серьезного в фатальный, Соединенным Штатам нужно было действовать по одному из двух сценариев. Оптимальным был бы «кувейтский сценарий»: США наказали бы Россию и восстановили довоенный статус-кво. Этот сценарий полностью поддержали бы в Киеве и Прибалтике. Однако Россия — не Ирак, и военный конфликт с ней легко бы мог закончиться ядерной зимой. Поэтому Соединенные Штаты взялись за реализацию второго сценария — сделать приобретение Россией Крыма максимально затратным, чтобы потенциальные нарушители американских правил игры понимали, чего им это будет стоить. США не только вводили собственные санкции против России, но и побуждали к этому европейцев. В итоге свою задачу они, по их собственному мнению, выполнили — Барак Обама отчитался о том, что «российская экономика разорвана в клочья», а Владимир Путин признал, что из-за санкций Россия потеряла 160 миллиардов долларов только в виде недополученных инвестиций. И теперь, когда основная задача США в ходе этого кризиса выполнена (как, впрочем, и дополнительная — разрушить российско-европейские отношения), Соединенные Штаты могут начать с Россией процесс стабилизации отношений. Обама понимает, что дальнейшая эскалация кризиса подразумевает более активное вовлечение Белого дома в украинские дела, продолжение сближения Москвы и Китая, усиление позиций республиканцев перед президентскими выборами, а также ряд других ненужных Америке осложнений, да еще и без дивидендов, которые уже получены. Собственно, американцы были к этому готовы еще с конца прошлого года. По некоторым данным, Вашингтон постоянно отправлял сигналы Москве с предложением начать секретные переговоры о поиске взаимоприемлемого решения кризиса. Однако Кремль отвечал отказом. Москву не устраивал формат переговоров — российские власти хотели открытых и публичных дискуссий, сам факт которых нанес бы серьезный удар по мифу об «изоляции» России. Американцы упорно отказывались, однако, судя по визиту Джона Керри и Виктории Нуланд, вынуждены были в конечном счете согласиться на этот вариант.

О чем договариваемся?

Сейчас Москва и коллективный Запад находятся в самой начальной стадии сложнейшего переговорного процесса. Для того чтобы иметь хотя бы шанс на его успешное завершение, нужно решить ряд важнейших вопросов. Прежде всего требуется стабилизация на Украине. Конечно, интересы сторон относительно будущего этой страны несколько различаются. ЕС и Россия склонны к замораживанию конфликта или его политическому решению через федерализацию, Белому дому больше выгоден вялотекущий кризис. Однако все три ключевых игрока едины в одном — им не нужна резкая эскалация гражданской войны и срыв Минских соглашений. Атмосфера конфликтности достигла такого уровня, что обострение украинской гражданской войны может вызвать более активное вовлечение Москвы, Брюсселя и Вашингтона в конфликт, вплоть до ввода собственных войск. Проблема в том, что именно такой эскалации и пытается сейчас добиться официальный Киев через разговоры о вводе миротворцев, поставках на Украину оружия или же проведении выборов в ДНР и ЛНР на абсолютно неприемлемых для ополченцев условиях. Киеву невыгодна нормализация российско-западных отношений, поскольку все прекрасно понимают, что это произойдет за счет интересов нынешних украинских властей. Долгое время единственной стороной, критиковавшей Киев за такое поведение, была Россия. Однако сейчас критика прозвучала и от Европы, а также США, которые устами Виктории Нуланд (побывавшей в украинской столице на прошлой неделе) потребовали у украинских властей выполнять политическую часть минских соглашений без всяких предварительных условий. Реализация минских соглашений не только сама по себе создаст необходимый фон для переговоров, но и поможет решить еще один важнейший вопрос — судьбу антироссийских санкций. Пойдя по пути введения против России ограничений, коллективный Запад попал в практически безвыходную ситуацию. Санкции не только не решили декларируемую задачу восстановления статус-кво, но и оказались крайне деструктивными. Как с точки зрения финансовых потерь, так и в аспекте контроля Запада над институтами глобального управления (в первую очередь финансового). Злоупотребление Штатами своим положением и использование этих институтов для наказания России за ее политические шаги побудили ряд других стран, прежде всего Китай, всерьез заняться созданием альтернативных институтов (того же Банка БРИКС), а это серьезно подрывает нынешнюю модель мира. Однако снимать ставшие обузой санкции просто так ЕС и США не могут, поскольку это означало бы их публичное поражение и унижение. Идти на существенные уступки для снятия санкций Москва принципиально отказывается. В Кремле понимают, что любые переговоры об этом создадут прецедент, и позволят ЕС шантажировать Россию санкциями и по другим вопросам мировой политики. Именно поэтому и был найден наименее болезненный выход — снятие санкций привязали к исполнению Минских соглашений. Причем Запад определяет, что означает «исполнение», и это дает ему свободу маневра, позволяет оказывать давление на Россию в нужный момент и в нужном объеме. Например, если к июню переговоры между Москвой и Брюсселем не продвинутся, то ЕС может сказать, что Минские соглашения не выполняются в нужной мере и продлить действие антироссийских санкций. Но самый сложный вопрос — крымский. Легитимация вхождения Крыма в состав России (о том, что полуостров вернется под украинскую юрисдикцию, уже никто из серьезных аналитиков и не помышляет). Технически ничего сложного в этом нет — достаточно провести еще один референдум, на этот раз признанный международным сообществом, с наблюдателями от США, ЕС, ОБСЕ и пусть даже Украины (причем это не означает денонсацию первого референдума — шотландский прецедент показал, что референдум по одному и тому же вопросу можно повторять). Всем понятно, что тогда единственной интригой будет то, какая доля избирателей проголосует за Россию: 80 или 90 процентов. Однако для проведения такого согласованного референдума нужна атмосфера доверия между сторонами. Восстанавливать ее придется в ходе многомесячного переговорного процесса.