Эрик Адольфович ЖАГАРС один из тех немногих историков Латвии, кто после независимости не поменял взглядов.
В первый класс Эрик ЖАГАРС пошел в Москве – в 1943–м. Родители уехали в советскую Россию из Латвии еще в 1920–е: они были убежденными коммунистами. В годы «больших чисток» отца – преподавателя Народного университета — упекли в лагерь. А сразу после освобождения Риги от фашистов Эрик с мамой возвратился назад – ее пригласили в наркомат сельского хозяйства республики.
...Уже в октябре 1944 года по городу ходили трамваи. Номеров не было – маршруты узнавали по цвету кружочков над кабиной вагоновожатого. Зеленые, красные, белые…
За порядком в домах следили дворники, которые на ночь запирали парадные. Хочешь к кому–то попасть — вначале свяжись с дворником. Поэтому неожиданных ночных визитеров в домах в неспокойное время не было.
Продукты выдавали по карточкам. Без них можно было отовариться на рынках и в Центральном универмаге. Последний еще с довоенных времен считался эксклюзивным торговым местом — он тогда назвался Армейским экономическим магазином.
— При немцах простым смертным вход туда был запрещен – только истинным арийцам и притом элите: офицерам, высшим чиновникам, — отматывал ленту прошлого рассказчик во время нашей былой встречи. — Точно так же с поездами: были вагоны только для немцев. Вот вам их истинное отношение к латышам…
Большинство послевоенных школ Риги были семилетними. Средние в центре можно было сосчитать по пальцам. Мальчики и девочки учились раздельно: 22–я была мужской, а 10–я, 15–я и 17–я – женскими. Латышских средних было больше, но родные Эрика – мама и тетя, которая активно занималась его воспитанием, решили, что он пойдет в русскую.
— В латышских школах все же витал дух национализма, — продолжал старожил. – Иногда органы находили там антисоветские листовки, начиналось сличение почерков. Мне же интернационализм привили еще с пеленок, поэтому близкие не хотели, чтобы я «в упор» столкнулся с национализмом...
В 22–ю среднюю собеседник пошел не сразу: учебный год в 1946–м встретил в семилетке — на Акас. Тогда она называлась 77–й, а спустя два года стала 23–й – хорошо известной многим поколениям рижан.
Первое, что поразило Эрика, — бетонные дзоты, примыкавшие к первому этажу здания рядом со школой со стороны тротуара. Свидетельство того, как немцы готовились к обороне Риги. Преподавателями тоже были люди, знающие о войне не по рассказам.
Классная руководительница Нина Дмитриевна ГОНЧАРОВА, впоследствии ставшая директором, прошла через Саласпилсский концлагерь, была в партизанском отряде.
После окончания семилетки вопрос, где продолжить учебу, не стоял — в 22–й средней. Школа было большой: старших классов – по пять, в каждом – по 30 человек. Сегодня в наших «деоккупированных» школах подобное и не снится!
В классе царил интернационал: русские, латыши, евреи. Правда, из тех, кто носил латышские фамилии, только Жагарс знал латышский. Одноклассники пользовались этим и часто обращались за помощью. А преподавали латышский спустя рукава. Как, впрочем, и иностранные языки – немецкий, английский.
— Английский изучали по газете коммунистов Англии – Daily Worker. А она была совсем не для этого: больше половины публикаций — заметки с мест о делах коммунистов в Восточной Европе, — продолжал старожил.
Помнил он и директора 22–й – Германа Ивановича ГРИЦЕНКО.
— Сам он школу часто называл гвардейской, а нас – гвардейцами. Кто–то ухмыльнется: мол, солдафонские штучки. Но время было другое – только закончилась война...
Не случайно большинство одноклассников Жагарса поступили в военные училища:
— Учиться в военном училище тогда считалось престижно. А в Риге высших военных заведений хватало.
На нынешнем бульваре Аспазияс и улице Кр. Барона (где сейчас экономический факультет ЛУ) — Высшее военно–морское училище подводного плавания, на Грециниеку, 34, – у Даугавы – Артиллерийское училище береговой обороны, было военное училище и на Кр. Барона, 99, и на Смилшу…
Особо напирали мальчишки на точные науки – математику, химию, физику. Учителя физики, Алексея Павловича ГАВРИЛОВА, между собой называли «наш Алеша»: уважали.
Были и те, кто после окончания выбрал медицинский институт – хирургическое отделение. Там было засилье девчонок, и у ребят было преимущество: брали не обязательно отличников и хорошистов...
Как и во все времена, мальчишки любили физкультуру. В 22–й каждое утро начиналось с гимнастики. Директор собирал всех во дворе и 20 минут давал встряску: в здоровом теле — здоровый дух. Память у него было феноменальная – почти каждого из более 600 учеников знал по имени.
Эрик ЖАГАРС в студенческие годы.
Плавать ездили на взморье или в открытый бассейн, который находился на Кипсале – в районе нынешнего Вантового моста. Бассейн был платный — 50 метров, дорожки. Были и вышки – 3–, 5–метровые.
На каток шли на «Динамо», кататься на лыжах – в Шмерли. В особом почете был футбол. Сами играли, ходили смотреть матчи на стадион «Динамо». Хотя местная футбольная команда была не ахти и мальчишки болели за московские – «Спартак», «Динамо».
— По количеству болельщиков класс делился примерно поровну. Однажды полкласса пришли обритыми наголо. Выяснилось, что болельщики двух команд заключили пари: если одна проиграет, вторая стрижется под ноль…
Бывали танцы — под пластинки. Раз в месяц к ним в школу на Сарканармияс, 10, приходили девчонки из женских школ, ходили туда и они. Бегали в кино. В основном на иностранные ленты. Не увидеть «Тарзана» считалась позором.
Когда умер Иосиф СТАЛИН, Жагарс заканчивал 10–й класс. Был ли траур?
— Бюст вождя всех народов, который стоял на выходе из Кировского парка – ближе к нынешней Тербатас, у цветочных павильонов, утопал в цветах и венках, и какие–то девчонки потребовали у нас снять шапки. Но люди на улицах не плакали. Даже когда по репродуктору, который висел на углу Ленина и Кирова, транслировали похороны…
Кстати, в Риге так и не было памятника вождю всех народов, а бюст в Кировском парке значительно уступал размером бюсту Сергея Мироновича КИРОВА. Впрочем, по словам Жагарса, памятники Сталину стояли на предприятиях – ВЭФе, «Саркана звайгзне». А большой — в Булдури, около станции. Был и Сталинский район – нынешний Зиемельский, хотя Молотовский (нынешний Гризинькалнс) продержался значительно дольше.
А жизнь послевоенной школы, открытой в 1946–м, продолжается и сегодня. Той самой школы, которую заканчивали Михаил ТАЛЬ и Борис ПУГО, Михаил БАРЫШНИКОВ и Александр КАВЕРЗНЕВ, Петр ВАЙЛЬ и Эрик ЖАГАРС…
Илья ДИМЕНШТЕЙН
Все фото – из архива Эрика ЖАГАРСА
Фото на открытии: 1946–й год, 4–й класс 77–й школы.