На прошлой неделе Сейм Латвии в окончательном чтении утвердил поправки к Закону о национальной безопасности. Они содержат новаторское определения термина «военное время»: «Военное время наступает, если внешний враг совершил вооруженное вторжение или иначе выступает против независимости государства, его конституционного порядка или территориальной целостности».
Так совпало, что накануне суд Курземского предместья вынес приговор кинорежиссеру Максиму Коптелову: шесть месяцев тюрьмы за размещение в интернете петиции о присоединении Латвии к России. И хотя в тексте петиции было указано, что это всего лишь шутка, суд юмора не понял.
Не приведет ли принятие нового закона к увеличению таких приговоров по самым разным поводам? Не смогут ли власти использщовать новый закон для введения военного положения под предлогом «антиправительственных выступлений» русских, к примеру, в защиту школ?
С этими вопросами наш портал обратился к депутату Сейма, эксперту-правозащитнику Борису Цилевичу.
-От самих поправок я не в восторге от поправок, поскольку считаю, что сосредоточиться стоило бы на том, чтобы не допустить ситуацию «военного времени». В противном случае никакие правила и законы нам не помогут. С другой стороны, страшилки по поводу этих поправок — это элемент информационной войны, и не надо понимать их буквально.
-Но зачем они нужны?
-Нельзя не признать, что концепция ведения боевых действий изменилась радикально. В том же Донбассе войну никто не объявлял, и формально никто никуда не вторгался, но боевые дейсвтвия ведутся, люди гибнут. Та же ситуапция на Ближнем Востоке - боевые действия ведутся не государственными акторами.
-А в законе есть расшифровка того, какие действия для нарушения конституционного строя Латвии являются «иными»? Это вооруженный мятеж или мирный митинг в центре Риги?
-Нет, и не думаю, что такую расшифровку где-то можно найти. Смысл как раз в том, чтобы предоставить большую свободу действий министерсву обороны, полиции в ситуации, когда уже стреляют, а состояния войны по закону нет, потому что закон такой ситуации не предусмотрел.
Что касается использования этого закона для репрессий против несогласных, то это поверхностный взгляд на Латвию, чьи власти исповедуют в этом смысле вполне вегетарианский подход. Ведь и случай Максима Коптелова — это первый прецедент такого рода.
-Как вы его прокомментируете?
-Очевидно, что наказание несоразмерное. В Европейском суде по правам человека уже был целый ряд дел, в том числе против Турции, где четко зафиксировано: свобода слова предполагает возможность выступать с точкой зрения, которая может быть отвратительна для большинства, а наказывать государство имеет право только в тех случаях, если выступающий призывает к насилию или прибегает к насилию. И приговор Максиму Коптелову не окончательный, дело на сталии аппеляции, и если ее не удастся добиться в Латвии, то очевидно все закончится в Европейском суде по правам человека.
Я еще раз подчерну что это первое дело, дошедшее до приговора с реальным сроком. До этого два дела против Гильмана окончились ничем. В Латвии до сих пор применялся скорее американский, чем европейский подход к свободе слова, когда на многие hate speech – “речи ненависти», с откровенно расисткими призывами — реакция была очень слабая. В данном случае я ожидаю, что суды следующих инстанций исправят допушенную ошибку.