"Местность отличается обилием соснового леса. Вдоль дюн тянется Мариинский парк, очень удобное место для прогулок…"
Взморье тогда разделялось как по социальному, так и по национальному признаку. Билдерлингсгоф был вотчиной немцев. В Майоренгофе (нынешняя станция Майори), который тогда находился в частной собственности барона ФИРКСА, запрещалось селиться евреям.
Дзинтари именовалась романтично — Эдинбург. По свидетельству современников, сюда приезжали люди богатые, искавшие увеселений и любовных интриг. А вот что писал об Эдинбурге писатель Леонид Николаевич АНДРЕЕВ, отдыхавший на взморье в июле 1901–го:
"…аристократический уголок, немного скучный и сонный, дачи все собственные, женщины все породистые и красивые, мужчины все вежливые. Ездят все в первом классе и притом обязательно в отделении для некурящих…"
Поместье майора
Самым шумным, самым популярным поселком взморья был Майоренгоф. Необычна история названия поселка и станции. В середине ХVII века эта местность перешла в собственность барона Фиркса. Барон был майором в армии польского короля. Его поместье стали называть поместьем майора, а затем название распространилось на окрестную территорию. Андреев пишет:
"…самый пестрый городок. Тут и крупная разноплеменная буржуазия, и разночинец, поставивший ребром последнюю сбереженную копейку, и так неведомо кто — просто люди, которые хотят и здоровья, и повеселиться, людей посмотреть и себя показать…"
Главной артерией поселка была, конечно же, улица Йоменская — средоточие рестораций, кафетериев, бакалейных лавок. К Дуббельну — так называлась когда–то станция Дубулты — улица Йоменская переходила в Рижскую.
На дачу к Барклаю-де–Толли
Как курорт Дуббельн имеет старые традиции. Еще в первые десятилетия ХIХ века там отдыхали русские офицеры — участники кампании 1812 года. Была там и дача Михаила Богдановича Барклая-де-Толли.
Дуббельн любили и литераторы. Дача Ивана Александровича Гончарова находилась на тогдашней Господской улице. В советское время в этом месте был построен Дом творчества писателей. На концертах в Дуббельнском кургаузе частенько можно было увидеть и Николая Семеновича Лескова: известный писатель снимал дачу неподалеку, в Карлсбаде.
Родина латвийской клубники
Пумпури и Меллужи именовались тогда одним словом — Карлсбад. Правда, взморский Карлсбад был не чета знаменитому европейскому тезке: здесь отдыхали люди небогатые — учителя, пасторы, мелкие торговцы.
Путеводитель писал:
"Дачи в Карлсбаде дешевы, но местность сыровата. Имеются парк, кургауз, аптека, рынок и несколько пансионов…"
Последней станцией у моря, где в начале века снимали дачи, был Ассерн. Нетрудно догадаться, что так звучала когда–то нынешняя Асари. Первые саженцы клубники на взморье появились именно здесь — их привез из Франции подданный этой страны некто Кортезье.
Как рекламировали взморье
О довоенном взморье многое можно узнать из раздела рекламы довоенной газеты "Сегодня". Где танцевали и какие конфеты любили, что курили и какой косметикой пользовались. Таких подробностей и в путеводителе не сыщешь.
Итак, рижское взморье, июнь 1938–го. Самые популярные рестораны только открыли сезон. О "Лидо" и "Корсо" лучше, чем в стихах, не расскажешь.
"Вновь "Лидо" к жизни воскресает
И громогласно заявляет,
Что в "Лидо" дачники найдут
Вполне изысканный уют.
Что там опять полна программа
Прославленными номерами,
Что 101 аттракцион
На лето в "Лидо" приглашен.
Что в "Лидо" снова все сверкает,
Оркестр Альянского играет…"
Знаменитый оркестр Миши Альянского девять месяцев играл в столице — у "Отто Шварца" и в "Риме", а летом переезжал в Юрмалу.
"Корсо" брал другим: воздушными акробатами и "лучшими исполнителями испанских танцев" — "Лос цыгане Ванко".
"Оживилось снова взморье
С появленьем горожан,
И открыл сезон в Майори
"Корсо" — дансинг–ресторан".
"Дансинговать" можно было и в кафеюшках, работающих прямо на пляже.
Пансионы русские и еврейские
Пудру, крем, одеколон дачницы покупали у рижского парфюмера г–на Бельчикова, который с началом сезона открывал магазин в Майори — "чтобы в даме каждый атом был пропитан ароматом".
А вот о пансионах не слагали стихов. И правильно. Как можно поэтизировать то, что пансион Мироновой-Спицыной приглашает русскую публику, а пансион "Ницца" — еврейскую. Были пансионы для поляков, немцев. Национальная разобщенность никуда не исчезла с дореволюционных времен, что бы ни утверждали новые историки об улманисовской Латвии. Старые объявления рассказывают больше, чем пухлые монографии.
С помощью газетных объявлений назначали рандеву.
"Господина, которого встретила на Турайдас, 9, буду ждать на Йомас, 22. Сегодня в 7 вечера".
Знакомились и традиционно:
"Друга жизни из рабочей среды от 45–60 лет ищет вдова 38 лет".
Ищу место гувернантки
Но больше всего взморских объявлений — о поисках работы. Тут и "абсолвентка французских высших учебных заведений", готовая обучать французскому, и "барышня, ищущая место гувернантки к детям", и "молодой человек, с отличием окончивший русскую гимназию"… Но берут только с рекомендациями от прежних работодателей. Даже в магазины игрушек:
"Требуется барышня с рекомендацией на взморье — в игрушечный магазин".
Вредные букашки
Сдавали ли дачи? Конечно. Спросом пользовались с удобствами. А ими в 1938 году считались радио и электричество (это подчеркивалось в объявлениях). И… без клопов. Вредные букашки были бичом Юрмалы. Предложений справиться с клопами не меньше, чем сегодня о замене окон и дверей:
"Клопов окончательно уничтожаю повышенным газом Nitrilin. Запах быстро исчезает. Безвредно для мебели и одежды. Полная гарантия…"
Узнают ли что–нибудь потомки о сегодняшнем взморье из рекламных объявлений? Визуальный ряд, как сказали бы профессионалы от рекламы, стал богаче. Но вот стихов о новом времени не пишут. А ведь как здорово прочитать:
"Природы дополняя виды,
На взморье к радости рижан
На Троицу открылось "Лидо",
Шикарный взморский ресторан…"
Все фото — из архива.
Вокзал в Майоренгофе.
Возле сада Горна.
Улица Йоменская накануне Первой мировой войны.
Илья ДИМЕНШТЕЙН.