Видео
В мире
Кстати, самую большую известность писателю принес фильм о Балтике — "Мы из Кронштадта", сценарий которого был написан в 1933 году. "Мы из Кронштадта" триумфально прошествовал по экранам всего мира. Вишневский сам выезжал за границу и был свидетелем этого триумфа в Праге, Париже, Лондоне и особенно — в сражающейся с фашизмом Испании, куда он ездил в 1937 году не только как автор фильма, но и как делегат на Всемирный конгресс писателей–антифашистов. "Этот фильм — продолжение эпического стиля советской кинематографии, который был начат "Броненосцем "Потемкин", — писал о ленте Сергей Эйзенштейн.
…Осенью 1944–го года судьба вновь привела писателя в места юности — он в качестве военного корреспондента был в рядах советских частей, освобождавших Прибалтику. Как журналист побывал в Саласпилсе и так описывал увиденное: "Саласпилс… Двойные ряды проволочных заграждений полевого типа. Между ними — мотки спиралей "Бруно". По углам вышки, где стояли пулеметы. Ночами лагерь обшаривали прожекторы, лучи которых насквозь пробивали не только окна, но, казалось, и тонкие фанерные стены… Черная голая земля. Вся трава, все коренья — все, решительно все было выщипано голодавшими заключенными".
Увидел он и Рижское взморье. "Когда в 1944 году взяли Ригу, мы с Всеволодом Витальевичем пытались добраться до Меллужи, — рассказывала в письмах в Юрмальский музей жена писателя Софья Касьяновна. — Но это еще было трудно и лишь в 1945 году мы разыскали этот дом". О поисках Вишневский сам пишет в "Послевоенном дневнике". "8. IX. 1945. Днем с С.К. (Софья Касьяновна. — Автор) направились на любимые места детства: в Карлсбад. Это пять километров от Майори. Шли по береговому шоссе, среди дач — часто пустых. Вот и бывший рынок. Я полуинстинктивно свернул направо, по старым улицам, чутьем угадал: тут! Узнал Школьно–Учительскую улицу и, несколько волнуясь, пошел по ней. Вот дом номер пять; здесь жила семья Чавчавадзе — окраска дома такая же. Вот и дача, где жили мы, — номер шесть. Я узнал свое окно во втором этаже. Отсюда осенью — в августе 1914 года — я и ушел в свой долгий военный путь…"
В тот день по просьбе писателя Софья Касьяновна сделала рисунок дачи. Этот рисунок вместе с фотографиями дома в 1980–е мне также удалось увидеть в архивах музея. Хотя самого дома к тому времени уже не было — снесли в 1978–м.
А вдова Вишневского, спустя несколько лет после его смерти, писала в музей: "Может быть, есть смысл при доме устроить пару витрин или стендов с фотоматериалами Всеволода Вишневского? Я смогла бы частично подарить, а частично дать для пересьемки много материалов…"
Ответ Софье Касьяновне отправили, но для проформы. Никто из музейных работников пальцем не пошевелил для выполнения ее просьбы. В итоге — дом снесли. Кстати, точно так же поступили с еще более значимым объектом Юрмалы — деревянным вокзалом Майори. Вспоминаю, как в начале 1980–х, когда рядом строили новый, каменный, деревянный оградили забором. Я тогда работал в газете "Юрмала " и написал заметку о прошлом майорского вокзала. После публикации отправился к главному архитектору города Леониду Алкснису: может, стоит сохранить деревянный памятник прошлого? "У нас тоже есть такая идея, — обнадежил он. — Старый вокзал реставрируем — откроем кафе, магазин сувениров, стенд, рассказывающий об истории взморья и станций". Тоже говорил для проформы. Отзвенело лето, и вокзал снесли. Жаль, интересное было здание. В Юрмале таких деревянных вокзалов больше не осталось…
А достопримечательностей, связанных с историей русской и советской литературы, в городе–курорте все меньше. Вот и Дом творчества писателей в Дубулты, в котором жили и творили Окуджава, Рождественский, Паустовский, Каверин и многие другие корифеи советской литературы, не только сменил хозяев, но и внешний вид. Восемь лет назад, когда представительница Юрмальской думы проводила с журналистами экскурсию по городу, автобус остановился возле бывшего Дома творчества. Однако нам неожиданно стали рассказывать о доме напротив — оказывается, там жила Аспазия. "А Дом творчества писателей?" — спросите вы. О нем вообще ничего не сказали. Будто и не было его никогда.
