Достижения есть, но...

Как оценивать достижения Латвии за годы независимости? Мы перешли от административно-директивной экономики к рыночной, вступили в Европейский Союз и НАТО, присоединились к зоне евро. На международном уровне Латвия уже считается одной из стран с высоким уровнем жизни. Страна пережила самый продолжительный период демократии в своей истории.

Однако экономическое неравенство в обществе резко возросло, коррупция и теневая экономика по-прежнему распространены, Латвия находится в нижней части многих статистических таблиц ЕС по уровню жизни и показателям благосостояния, а население страны сокращается из года в год.

Так ли обстоят дела в соседних Эстонии и Литве? Мы похожи по размерам, и исторически у нас много общего.

В течение десятилетия экономические обзоры стран Балтии показывали отставание Латвии от Эстонии, а теперь и от Литвы. Сначала я искал объяснение в политических ошибках: неправильных законах, налоговых ставках, коррупции. Но четкой связи с экономическими показателями не было.Не помогло и объяснение, что всему виной кризис 2009 года с тяжелыми последствиями банкротства Parex banka. Это лишь поставило дополнительный вопрос: почему Латвия пережила такой кризис?

«Эстония гораздо ближе к западному менталитету, чем соседняя Латвия"

Судьбы латышей и эстонцев на протяжении веков были очень похожи. Более 600 лет оба народа жили под властью немецко-балтийской элиты в Ливонии, а после вхождения в состав Российской империи эстонцы и латыши почти 200 лет жили бок о бок в Видземской губернии. Национальное пробуждение латышей в середине XIX века опередило эстонцев примерно на 5-10 лет.

Судьба литовцев сложилась иначе. Литовское государство некогда простиралось от Балтийского до Черного моря, литовцы имели свою аристократию и королей, были независимым государством до 1569 года. После образования Речи Посполитой Литва стала ополячиваться. Для образованных эстонцев и латышей в Прибалтике естественным было стремление стать немцами, а для литовцев - поляками.

На судьбу литовцев в XIX веке существенное влияние оказали неоднократные польские восстания. После восстания 1830 г. был закрыт Виленский университет, с 1842 г. название "Литва" в документах не употреблялось, а с 1852 г. в государственных учреждениях губерний, населенных литовцами, использовался только русский язык. После восстания 1863 года русификация усилилась, а латинская печать была запрещена. Национальное пробуждение литовцев началось только в 1880-х.

Когда в конце XIX века началась бурная индустриализация России, Рига стала одним из важнейших центров промышленности, а также рабочего движения.

По окончании Первой мировой войны все три страны сумели создать независимые государства, обеспечив чуть более 20 лет самостоятельного развития. Латвия, на территории которой большую часть войны велись активные боевые действия, по оценкам специалистов, была второй после Бельгии с списке наиболее пострадавших стран Европы. Тем не менее, в 1920-е годы экономика развивалась успешно.

Данные довоенных переписей показывают, что Эстония была наиболее этнически однородной страной, в Латвии было значительное количество русских (10%) и евреев (5%), а также небольшое, но экономически влиятельное немецкое меньшинство. В Литве экономически значимыми были евреи (7,7%), а также клайпедские немцы.

Роль этнических меньшинств в экономике Латвии не соответствовала их доле в населении. Перепись ремесленных и промышленных предприятий 1935 года показала, что из 1 000 жителей данной национальности индивидуальными предпринимателями были 24 латыша, 32 немца и 53 еврея. Хотя немцы составляли всего 3% от общей численности населения Латвии, в 1934 году они обеспечивали 16% всех поступлений от подоходного налога.

В межвоенной Латвии и Эстонии промышленность была развита гораздо лучше, чем на территории нынешней Литвы, и обе страны добились значительных успехов в индустриализации и модернизации, что нашло отражение в более высоком уровне жизни. Однако сельское хозяйство оставалось доминирующим сектором экономики в странах Балтии. Наибольшая его доля приходилась на Литву, где в сельском хозяйстве было занято 79% рабочей силы, в то время как в Латвии - 67%, а в Эстонии - 63%.

По расчетам исследователей, валовой продукт на душу населения в Латвии вырос с 1929 долларов в 1922 году до 4048 долларов в 1938 году, в Эстонии - с 2311 до 3771 доллара. В 1938 году валовой продукт на душу населения в Латвии мог составлять около 65% от уровня Великобритании и 81% от уровня Германии.

Хотя Латвия, казалось бы, была самой передовой из прибалтийских стран, интересно замечание Джона Уайли, посла США в то время: "Социальная структура Латвии носит ярко выраженный пролетарский характер. Высшее образование (...) еще не искоренило комплекс неполноценности, возникший в результате длительного германо-балтийского господства. (...) Эстония не имеет комплекса неполноценности, ее социальная структура носит ярко выраженный буржуазный характер. (...) Эстония не испытывает враждебности к иностранцам и гораздо ближе к западному менталитету, чем соседняя Латвия".

Оставание от Эстонии иЛитвы по всем параметрам

Основным показателем экономического положения страны в целом является ее валовой внутренний продукт (ВВП).

В пересчете на паритет покупательной способности ВВП Латвии вырос с 30% от среднего показателя по ЕС на душу населения в 1998 году до 70% в 2020 году. Однако Эстония и Литва уже достигли 85%. Латвийский экспорт (60-70% ВВП) значительно отстает от соседних стран, у которых он составляет более 80%.

Использование ВВП в качестве основного показателя национального развития неоднократно подвергалось критике как слишком одностороннее и не учитывающее другие факторы благосостояния. Поэтому были разработаны более инклюзивные индикаторы развития, учитывающие не только экономические, но и другие значимые показатели. Одним из таких показателей является индекс человеческого развития (ИЧР) ООН, который включает в себя продолжительность жизни, уровень образования и экономические показатели. С момента обретения независимости Латвия отстает по этому показателю от своих соседей.

Статистика Евростата, выбрав 12 социально-экономических показателей в различных областях и сложив сумму рейтингов среди стран ЕС, показывает, что Эстония занимает 185 место, Литва - 237, а Латвия - 250.

В национальном рейтинге по уровню начального образования Эстония имеет значительное преимущество, а Латвия и Литва сильно отстают. 35%-ный уровень издевательств и преследований в школах, отмеченный в Латвии, является зловещим фактором и может привести к тому, что молодые люди будут менее конкурентоспособны и психологически ущербны во взрослой жизни.

В сфере высшего образования сравнительные показатели публикуются многими организациями, и почти во всех таких рейтингах Тарту лидирует среди балтийских университетов, входя в как минимум топ-500, за ним следует Вильнюс, в то время как латвийские университеты практически никогда не попадают в список 1000 лучших.

Рижская школа экономики ежегодно оценивает размер теневой экономики в странах Балтии. Исследование показывает, что в Латвии доля теневой экономики является самой высокой как минимум с 2009 года, а в 2020 году она вырастает до 25,5% после временного снижения с 2016 года. В Литве доля теневой экономики составляет 20,4%, а в Эстонии - 16,5%.

В исследовании также дается представление о потенциальном уровне коррупции: согласно выводам, в 2020 г. компании выплачивали 8,3% своих доходов на "улаживание дел" в Латвии, 8,4% в Литве и 6,4% в Эстонии.13 В Латвии суммы, выплачиваемые для получения государственных контрактов, также выросли с 2016 г., достигнув 6,9% от суммы контракта в 2020 г. Соответствующий показатель для Эстонии составил 3,9%, а для Литвы - 5,6%.

Индекс восприятия коррупции ежегодно публикуется международной организацией Transparency International. Латвия "лидирует" среди стран Балтии начиная с 2000 года. Эстония вошла в число относительно свободных от коррупции стран, а Латвия и Литва пока отстают, хотя и демонстрируют прогресс.

Важным показателем является демографическая динамика. Латвия и Литва страдают от сильной депопуляции, что резко контрастирует с Эстонией, где численность населения за последние 20 лет практически не изменилась, а число занятых даже возросло. В результате с 2000 года доля Эстонии в населении Балтии выросла с 19% до 22%.

В исследовании Банка Латвии, в котором сравнивалась конкурентоспособность столиц стран Балтии, Рига оказалась в худшем положении.

Ценности и культура общества характеризуются результатами исследования World Values Survey Association. Эстония почти всегда ближе к Дании, чем к своим балтийским соседям. Исключение составляет уровень доверия внутри общества, но и здесь Эстония и Литва находятся в гораздо более выгодном положении, чем Латвия. А доверие между людьми имеет решающее значение для эффективной и хорошо функционирующей экономической и политической системы. Его отсутствие, в том числе коррупция, порождает дополнительный бюрократизм и формализм, затрудняя быстрое решение проблем.

Можно было бы найти много других показателей, но везде прослеживается четкая тенденция: Эстония почти всегда имеет лучшие показатели, а Литва обычно близка к Латвии, но в последние годы все больше ее опережает.

Возникает вопрос: почему Латвия из лидера Балтии в 1938 году превратилась в отстающего? Может быть, ответ следует искать в 50 годах советской оккупации?

Особенности оккупации Латвии

До того как в июне 1940 г. странам Балтии был вручен ультиматум СССР о вводе войск и смене правительств, почти все остзщейские немцы уже покинули эти страны. Началась советизация экономики, национализация земли, предприятий, введение директивных методов ведения хозяйства. Репрессии против неугодных советской власти достигли  апогея в июне 1941 года, когда были проведены массовые депортации наиболее социально и экономически активной части населения. В непропорционально большой степени от депортаций пострадали евреи. В Эстонии было депортировано 10% всех евреев, в Латвии - 1,9%, в Литве - 1%.

В период нацистской оккупации еврейское меньшинство на этих территориях было практически уничтожено к 1943 году.

В 1944 году значительная часть населения стран Балтии бежала, спасаясь от второй оккупации Советским Союзом. Данные об их численности противоречивы.

В марте 1949 года на Прибалтику обрушилась очередная волна сталинских репрессий, когда были депортированы в основном крестьяне.

Таким образом, потери населения с 1939 года были огромны как в количественном, так и в качественном отношении. Были потеряны влиятельные меньшинства (немцы, евреи), значительная часть наиболее образованных и активных людей. Вероятно, наибольшие потери понесла Латвия, как по количеству меньшинств, так и по качеству уехавших. По оценкам, в 1939-1945 гг. Литва потеряла 15% своего населения, Эстония - 25%, а Латвия - 30%.

С 1950-х годов началась индустриализация прибалтийских республик СССР, что потребовало постоянного привлечения рабочей силы. В результате за последующие 40 лет население Эстонии выросло на 72%, Латвии - на 73%, а Литвы - только на 45%.

К 1989 году доля коренного населения снизилась до 62% в Эстонии и 52% в Латвии. Стабильная доля литовцев в Литве - 80% - также объясняется значительно более высоким естественным приростом. В 1950-е годы в Литве этот показатель составлял 9-12 на 1000 жителей, в то время как в Эстонии и Латвии - всего 4,1-6 на 1000 жителей.

Сразу после войны в оккупированную Прибалтику прибыли партийные функционеры и специалисты из СССР для внедрения советской системы управления. Особенностью Латвии было то, что в СССР даже после сталинского Большого террора 1937-1938 гг. коммунистов латышского происхождения (4346) было гораздо больше, чем эстонского (1804) и литовского (1228) вместе взятых. Только в 1945 г. в Латвию было направлено 540 таких "национальных" кадров.

Начиная с лета 1959 г. в Латвии под руководством Арвида Пельше была проведена широкомасштабная "чистка" латышских национал-коммунистов. Пельше взял под контроль Центральный комитет Компартии Латвии, были заменены руководители министерств и ключевых городов. Назначенные на их место нелатыши и русские латыши продолжили чистку на более низком уровне. Считается, что за эти несколько лет было заменено несколько тысяч руководителей. Кадровая чистка значительно снизила роль латышей в управлении Латвийской ССР, обеспечив неограниченную иммиграцию и русификацию.

В отличие от Литвы, и при Пельше, и при его преемнике Августе Воссе компартию Латвии контролировали русские латыши вместе с представителями других национальностей. В 1971 г. из 13 членов Бюро ЦК только трое были уроженцами Латвии. Восс возглавлял КП Латвии почти 20 лет, пока в 1984 г. его не сменил Борис Пуго, еще один "латыш" русского происхождения, который даже не знал латышского языка.

Латвийские советские функционеры потакали и подчинялись интересам Москвы, соглашались на преувеличенное развитие промышленности и жестко контролировали культурную жизнь. Можно с уверенностью сказать, что культурная жизнь в Латвии была более ограничена, чем в Эстонии и Литве.

Эстония же оказалась в уникальном положении: хотя в СССР информация из западных стран была сведена к минимуму, жители ее северной части могли принимать финские телепередачи с 1971 года, когда была построена телевышка. Это была возможность изучать родственный финский язык, получать беспристрастную информацию, культурно сближаться с Западом.

Политика и бизнес в сравнении с соседями

После восстановления независимости Литва могла позволить себе предоставлять свое гражданство всем жителям страны из-за высокой доли титульной нации.

В Эстонии и Латвии ситуация была сложнее. Гражданство было восстановлено для довоенных граждан и их потомков, а прибывшим во время оккупации была предложена натурализация. Такой подход на первых порах позволил предотвратить серьезную фрагментацию этнической политики и заменить советскую правящую элиту представителями основных национальностей. К 1997 году во всех трех странах бюрократический и судебный аппарат уже более чем на 90% состоял из представителей коренных народов. Таким образом, была создана относительно единая элита, что позволило странам Балтии избежать внутреннего сопротивления на пути к ЕС и НАТО.

Однако политические и деловые отношения в странах Балтии развивались совершенно по-разному. Богатейшие люди Эстонии практически не были связаны с политикой, а бизнес почти всегда был отделен от политики. Тийт Вяхи, возглавлявшая правительство в течение нескольких месяцев, действительно контролировал компанию Silmet, занимающуюся переработкой редкоземельных металлов, но участие Вяхи в политике ограничивалось пожертвованиями в пользу партии и лоббированием интересов Silmet. Основатель Hansapank Юри Мойс обратился к политике уже после того, как продал свои акции банка, став одновременно министром внутренних дел и мэром Таллина.

В Литве наибольшим влиянием пользовался бывший премьер-министр Бронислав Лубис, глава Литовской конфедерации промышленников (LRK). Бывший глава химического предприятия Azotas, он получил контроль над компанией (впоследствии Achema Group) в результате приватизации в 1992-1993 гг. и впоследствии участвовал в нескольких других приватизациях, получив в 1999 г. значительную долю в Клайпедском порту. Влияние Лубиса и LRK в литовской политике продолжало расти до 1999 года, но так и не достигло уровня наиболее влиятельных латвийских бизнесменов-политиков.

В Латвии Андрис Шкеле и Айвар Лембергс, пользуясь своим положением и лазейками приватизации, приобрели большое экономическое, а затем и политическое влияние. Отношения между Лембергсом и Шкеле во многом определили развитие латвийской политической среды и событий в 1996-2009 годах.

В конце 1990-х годов Всемирный банк заявил, что в Латвии наблюдается особенно высокий уровень коррупции, который в исследовании назван "захватом государства", но в газете "Diena" интерпретирован как "кража государства". По мнению Всемирного банка, системная коррупция снижает эффективность экономики и возможности экономического роста в гораздо большей степени, чем административная коррупция. Исследование ВБ показало, что по уровню административной коррупции Латвия схожа с Эстонией, а по индексу системной коррупции - с Болгарией, Киргизией и Россией. Распространенное мнение о том, что за системную коррупцию в Латвии ответственны несколько "олигархов", было и остается чрезмерным упрощением. Помимо "олигархов", непосредственно вовлеченных в политику, существовал ряд других лиц и компаний, оказывающих сильное влияние на принятие решений, например, банк Parex и его акционеры, фармацевтические предприниматели. К сожалению, подобное исследование не повторялось, и можно только догадываться, как изменилась ситуация за последние 20 лет.

Движение к членству в важных международных организациях в Прибалтике порождало надежды на то, что проблемы постепенно будут устранены и мы все ближе и ближе подойдем к стандартам Западной Европы, возможно, даже скандинавских стран.

Эстония сознательно ориентировала свою экономику на сотрудничество со странами Северной Европы и перенимание их модели. Тем временем в Латвии набирали популярность такие лозунги, как "Латвия должна стать мостом между Западом и Востоком" и "Латвия ближе, чем Швейцария". И это были не только лозунги, поскольку большая доля иностранцев означала широкие контакты со странами СНГ, где можно было неплохо заработать за счет ценового арбитража и различий в финансовой системе.

Ярким примером такого подхода является развитие банковской системы Латвии в 1990-е годы. Опираясь на почти либертарианскую позицию руководства Банка Латвии, коммерческие банки росли как грибы после дождя. Их число достигло 62 (в Литве - 26, в Эстонии - 22). В 1998 году их число сократилось до 27, в Литве осталось 10 банков, в Эстонии - 6. Некоторые владельцы и руководители банков в Латвии имели криминальное прошлое.

Ни одна из стран Балтии не обладала достаточным опытом и знаниями в области надзора за коммерческими банками, но именно в Латвии это имело самые разрушительные последствия. Решительное преодоление Эстонией банковского кризиса 1992-1994 гг. привело к потерям 1,6% ВВП, Литвой - 2,9% в 1995-1996 гг. С тех пор в Эстонии не было серьезных банковских кризисов. Латвия, напротив, понесла потери в размере 3% ВВП в банковском кризисе 1995-1996 гг. и даже 3,9% в 2008-2012 гг.

Во время долгового кризиса в России в 1998 году латвийские банки имели наибольшую долю российских ценных бумаг, достигавшую 8% от общих активов банков. Доля литовских банков составила всего 1,4%, а эстонских - 0,1%. Затем последовал крах Latvijas Krajbanka в 2011 году (потери составили около 2% ВВП) и, наконец, закрытие ABLV Bank в 2018 году, вызванное заявлением Министерства финансов США о том, что банк был вовлечен в схемы отмывания денег.

Неудачи Латвии во многих случаях объясняются тем, что власть не была полностью очищена от номенклатуры коммунистической партии. Но в этом отношении две другие прибалтийские страны мало чем отличаются от Латвии. Более того, в Литве партийная номенклатура сохранила власть в гораздо большей степени после обретения независимости.

Что еще более важно, в Эстонии и Латвии значительную часть населения по-прежнему составляют люди, которые за 30 лет не натурализовались. Более того, в 2020 году в Латвии насчитывалось 40 000 российских граждан, в Эстонии - 84 000, а в Литве - всего 12 000.

Учитывая структуру общества, в литовской политике практически нет партийного деления по национальному признаку. Считается, что Эстония в значительной степени избежала его, поскольку уже во второй половине 1990-х годов ведущие партии (партия Центра и Реформисты) пытались привлечь на свою сторону политиков и избирателей русского происхождения.

Для Латвии, напротив, партийное разделение по национальному признаку давно стало серьезной проблемой. Этническое голосование в Латвии привело к тому, что в 2002-2018 гг. партии, ориентированные преимущественно на русских, получили 23-30 мест в Сейме. Этому, безусловно, способствовало различное освещение действительности латышской и русской прессой и их заметно разнящаяся аудитория. В Эстонии такой жесткой сегрегации прессы, как в Латвии, не наблюдается.

Поскольку участие пророссийских партий в латвийском правительстве было невозможно в силу их геополитической ориентации на Россию, формирование правительств в эти 20 лет ограничивалось оставшимися 70-77 депутатами, из которых необходимо было сформировать большинство не менее чем в 51 депутат. Это ограничивало политическую конкуренцию, зачастую затрудняя принятие рациональных решений.

В 2009 году членство в партиях составляло 4,84% избирателей в Эстонии, 2,66% в Литве и только 0,74% в Латвии.

И всё-таки оккупация...

Что же на самом деле мешает Латвии добиться лучших результатов по многим показателям? В чем причины низких результатов Латвии? В том ли, что с 1990-х годов в Латвии доминировали отрасли, способствующие перераспределению капитала, и слишком слабо развивались инновационные направления, способные приносить высокую добавленную стоимость? Может быть, дело в том, что правительство Латвии не смогло разработать и реализовать более эффективные национальные планы развития?

Можно ли согласиться с утверждениями некоторых специалистов о том, что отставание в развитии Латвии после обретения независимости было результатом случайного стечения неблагоприятных обстоятельств? Но тогда следует задуматься и о том, как такие же «случайные» люди оказались во главе Банка Латвии и главных университетов, где они нанесли значительные убытки банковскому сектору и не позволили университетам занять достойное место в мировых рейтингах. Слишком много совпадений обычно являются простой закономерностью.

Исследователи Оле Нергаард и Анатоль Ливен еще в 1990-е годы отмечали, что латыши обладают более слабой национальной идентичностью, чем эстонцы. Поэтому эстонские элиты более лояльны к государству и стремятся к общему благу. Другие отмечают гораздо меньшее участие латышей в управлении республикой в период советской оккупации, что могло сказаться на знаниях и лидерских качествах в критический переходный период. В конце концов, в научных кругах преобладает вывод о том, что "для постсоветских народов многие аспекты их идентичности были сформированы в советский период, а не пробудились чудесным образом в конце 1980-х".

Поэтому вполне обоснованно утверждать, что именно в годы оккупации латышская идентичность и общее понимание культуры были искажены в наибольшей степени. Под этим я подразумеваю и культуру бизнеса, государственного управления, межличностных отношений и, в конечном счете, управления.

В эйфории независимости казалось, что последствия оккупации будут быстро преодолены, но Латвия явно сталкивается с проявлениями двухобщинного государства. Взаимодействуя, они определяют вектор, по которому движется развитие страны. К сожалению, в балтийской конкуренции этот вектор, похоже, работает против Латвии.

В прошлом, а особенно после агрессии России против Украины, утверждалось, что интеграционная политика Латвии не имела успеха. Но могла ли она вообще быть успешной, если те, кто должен был интегрироваться, сопротивлялись этому, живя в информационном пространстве и культуре другой страны? Впрочем, хотя эстонцы до сих пор не интегрировали свои школы, это не помешало им добиться значительно большего, чем мы.

На мой взгляд, главным препятствием для развития Латвии является деформированная во время оккупации культура общества,

которая за 30 лет независимости так и не была полностью модернизирована и приведена в достаточной степени к стандартам свободного мира. Это препятствует принятию оптимальных решений, какими бы высокодуховными и образованными ни были те, кто их принимает. Поэтому трудно надеяться на быстрый прогресс в ближайшем будущем. Как бы ни старались политики, общесвенные деятели, бизнесмены и другие представители элиты добиться большего, они неизбежно будут наталкиваться на культурные ограничения. Это не означает, что ничего не будет достигнуто, но в меньшей степени, чем было бы в более благоприятных для развития обществах.

Является ли реальным решением проблемы коренная перестройка системы образования, при которой различия в содержании, языке и делении перестанут существовать? Четкая государственная позиция в отношении ценностей и коммуникации, формирование и поддержание культуры, соответствующей цивилизованной стране, в различных сферах: бизнесе, отношениях между людьми, компаниями и государством?

Существующая структура общества и сложившаяся в нем культура будут этому сопротивляться. Однако без этих изменений устойчивое развитие Латвии невозможно.

Та же версия, но покороче

Итак, вы прочитали мнение одного из представителей латвийской элиты о том, что же мешает стране развиваться. Взгляд небезинтересный, но на наш вкус, все это можно было бы изложить гораздо короче. Уложившись в 30 секунд. Смотрите: