Видео
В мире
А еще Крыс, точнее — Вадим Мейкшан, был тем, через кого в Союз проникло искусство граффити — и потянуло за собой целый пласт культуры уличного хип–хопа.
Если вы вдруг увидели на проводах около дома или на дереве висящие кеды или кроссовки, связанные шнурками, знайте: поблизости поселился танцор брейка или мастер граффити. Так представители необычной и сверхпопулярной даже в наши дни культуры обозначают себя. По этим следам когда–то искал "своих" и знаменитый Крыс, через него и его соратников в СССР ворвался с Запада тот самый хип–хоп.
Вольный ветер танца
Прекрасно помню время конца 1980–х и начала 1990–х, когда Вецрига с эпицентром на Домской площади, а позже — в скверике около Театра русской драмы, кипела и взрывалась неформалами всея Латвии. Там были разномастные меломаны — от строгих рокеров до "детей цветов" хиппи и анархичных панков (чего только мы не пели под гитары!), самые оригинальные художники приходили, авангардные поэты читали стихи, взобравшись на скамейки, а рядом кто–то мог делать кому–то тату или дырявить тело пирсингом.
Уживались и металлисты, и танцоры брейка — на Западе люди из диаметрально противоположных лагерей, а тут — братья: ведь тоже "не такие, как все"! В той тусовке было полно звезд, и особенно ярко из всех "сиял" Крыс. Он теперь уже стал легендой в том мире, где крепкий фундамент — это хип–хоп: танец брейк (и миллиард его разновидностей) и искусство граффити — рисование аэрозольными красками на стенах. И сейчас Крыс (теперь Вадим Мейкшан — уважаемый латвийский художник и дизайнер, отец большого семейства!) готовится к лету–2016.
— Даже не верится, но этим летом исполняется 30 лет с момента, как в СССР попала культура хип–хопа. И тоже летом, но 20 лет назад, появилась наша первая официальная уличная группа Gang Breakers, — рассказывает мне Крыс, который, по правде говоря, совершенно не изменился с тех пор — он с таким же блеском в глазах.
Судьба так распорядилась, что Крыс был в авангарде тех, кто продвигал эту культуру не только в ЛССР, но и в СССР. Помните фильм "Курьер" — и как там танцевали брейк? Это было в 1986–м. К тому времени брейк и вообще культура хип–хопа стали в СССР исключительно модными. Но только Крыс приобщился к нему значительно раньше.
Самое народное из искусств
— Когда у меня за границей берут интервью, чтобы я рассказал о том времени, то сильно удивляются, КАК мы продвигали эту культуру в массы. И оказывается, что мы, обходя все запреты, жили намного интереснее, чем танцоры и мастера граффити за границей, где все было можно. А у нас ничего такого нельзя было! Сила действия равна силе противодействия: чем больше нам всего запрещали, тем больше мы всего делали, — вспоминает Крыс.
Году в 1984–м в Латвии и в других республиках стала формироваться яркая субкультура. Люди, которые только начали интересоваться хип–хопом, загорелись этим, стали спрашивать: где можно хоть что–то узнать о ТАКОМ танце, попробовать запрещенное искусство граффити? Крыс, работавший диджеем на дискотеках, познакомился с Александром Козыревым — гением своего времени, который почувствовал новую волну и понесся на ней со скоростью звука. И друзья каким–то чудом находили единомышленников по всему СССР!
— Вначале власти нас сильно боялись, поскольку этот мир им был совершенно непонятен, — замечает наш герой. — В то время было у всех "разделенное сознание" — даже среди милиции. Одни уличных танцоров задерживали — и сразу отпускали, а другие разбирались, выясняли: что да как. Все меня знали и в рижских участках, и в калининградских, и в питерских, и в московских, и вообще от Бреста до Урала. Некоторые милиционеры даже просили меня нарисовать им что–то на бумаге: их дети любили граффити, ну и обо мне во дворах слышали.
Да, мы продвигали западную культуру, но не как "вражью", не пытались бороться с системой, а просто нам хотелось чего–то нового. А еще мы видели, что та культура на Западе развивается стремительно. Там огромные производства под нее подстраивались: делали "правильную" одежду и обувь, выпускали краски для уличных художников, пластинки — специально "под диджейство". У нас о таком оставалось лишь мечтать…
И чудеса случались. Уже спустя много лет я оказался в Нью–Йорке, где встретился с единомышленникам
А почему кеды? Только они и были нам по карману, да и удобнее всего для танцев на улице (никакой ведь специальной обуви в СССР не выпускали). Культура уличных танцоров — это не культура богатых людей. Богатые нас никогда не понимали — ни тогда, ни теперь…
Видели, в Риге до сих пор сохранились рисунки под Московским мостом, где идет трамвай № 7? Место историческое. Оно мне тогда, в 1980–е, чем–то напоминало кусок американской подземки, которую я, разумеется, видел только на страницах иностранных журналов… Я решил украсить стены под мостом: показать людям, что такое настоящее искусство граффити. Такая галерея — для всех. Люди могли увидеть что–то очень необычное — пусть и из окон трамвая, но уже хорошо. И в этом тоже суть искусства граффити — бесплатного, для всех.
Правда, поверх рисунков Крыса давно уже слоями другие граффитчики творчески отметились…
Хип–хоп призывает объединяться
— Да, а знаете, что первые в СССР производители аэрозольных красок, которые использовали мастера граффити, были в Латвии! Эти краски на "Латбытхиме" делали, а мы потом их еще и смешивать умудрялись, аккуратно снимая колпачки и переливая жидкости шприцами… Я, между прочим, до сих пор рисую на стенах. Это и хобби, и профессия. Радует, что все это удается сочетать.
Точно так же — от души, а не в дань моде! — уличные танцы. В 1990–х появились первая в Латвии студия уличных танцев Dance of Street и группа Gang Breakers. Причем это произошло, когда стала подниматься уже вторая волна хип–хопа на территории теперь уже бывшего СССР. В 1980–е была первая волна, потом Союз рухнул, — и в сознании массы людей произошел взрыв, что, разумеется, нашло отклик в уличных танцах, которые всегда были максимально близки к народу. Появилось больше новых и разных движений, каких–то оригинальных стилей, конечно, музыки — самой передовой.
Мы тогда, 20 лет назад, стали ездить не просто по всему бывшему СССР, но и на Запад, где показывали, чего достигли, развиваясь сами и черпая обрывочную информацию. И на Западе народ, узнав о нас, увидев, как танцуем, обалдел. Там и не подозревали, что по ту сторону занавеса развитие не только происходит, но оно ни в чем не уступает западному — в мире уличных танцев, символ которых — свобода. Мне говорили там: парни, у вас было круче, чем у нас! Там, за границей, была в первую очередь коммерция, а у нас — самовыражение, гремучая смесь из запретов и протестов, милиции и "обезьянников", самодельного шитья одежды и придумывания новых цветов красок для граффити, поиска подпольных записей и танцев на улице — пока тебя не успели задержать люди в форме. Наш хип–хоп в этом сильно отличался от западного.
Но главное, что мы тогда приобрели, — друзей по всему СССР, по всей огромной стране — самой большой в мире. Мы все стремились больше общаться, обмениваться информацией. Этим дышали, как воздухом. А теперь больше замкнутых людей стало… Приезжаем на фестиваль куда–нибудь далеко, видим там выступление интересной команды и только хотим с ней пообщаться–позна
Гаврила БРАГИН.
