Видео
В мире
Лозница, как и Звягинцев, нынче попадает в самый престижный конкурс с каждой игровой картиной, что трудно объяснить чем-либо, кроме интереса отборщиков к российской экзотике. Оба режиссера снимают в поучительной манере, оба — авторы фильмов-откровений о загадочной стране, родине тоталитаризма и Достоевского.
Сперва можно было подумать, что «Кроткая» Лозницы создана по мотивам одного из последних рассказов великого писателя, но это ошибка. От Достоевского тут осталась лишь цитата из стихотворения капитана Лебядкина: «Жил на свете таракан / таракан из детства, / а потом попал в стакан, / полный мухоедства». Ну и по-своему трагическая судьба героини, хотя у Федора Михайловича нет ни одной счастливой женщины.
Впрочем, понятно, к чему звучит повторенное дважды четверостишье, авторство которой хвастливо присваивает себе поэт-уголовник. В «Кроткой» все без исключения персонажи занимаются «мухоедством» (сиречь — людоедством), а связь названия фильма с повестью — скорее не самая изящная попытка обосновать сентенцию: в России все может измениться за один день, но ничего не меняется за 200 лет — слишком кроткая.
Итак, наши дни. Безымянной и бессловесной Кроткой (Василина Маковцева) возвращается продуктовая посылка из не столь отдаленных мест. Муж мотает срок, похоже, за убийство, но вот исчез, и тюрьма продукты даже не принимает. Несчастная отправляется в те самые места, но мужика и след простыл. «Идите... по инстанциям» — все что может буркнуть тюремная баба-яга в погонах, отказываясь принимать продукты.
Кроткая оказывается в месте с говорящим названием Отрадное (читай — Отвратное), где градообразующим предприятием является тюряга — это ей подробно объясняет таксист, — одна, без денег, в полном отчаянии. Этим обстоятельством, естественно, рады воспользоваться всякие местные уроды. Очень быстро, впрочем, зритель догадывается, что фильм вовсе не о героине, не о всевозможной шушере, не о тюрьме или ее насельниках. «Кроткая» не о людях вообще, а о России-матушке, которая показана автором одной беспредельной зоной.
Это не первый роуд-муви Лозницы, где согласно жанру герой едет по делам, вынужденно сворачивает в незнакомом месте — и попадает в ад. Мы помним похожее по стилю «Счастье мое»; но тут режиссер разжевывает свою позицию буквально для детей: в финале мы видим символическую, ту самую птицу-тройку,— запряженную колесницу с ментами, увозящую героиню на заседание мифического Политбюро.
Конечно, Лозница не стал бы любимцем каннских отборщиков, если бы фильмы его не отличались мастеровитостью. Он прекрасно справляется, например, с темой жизни за колючей проволокой — скрупулезно рисуя ее антигуманную природу. Вот из посылки достают сигареты и тупо ломают их все; вот раздербанивают в клочки тапки; вот протыкают тюбик с зубной пастой какой-то специальной шпилькой... Однако когда Лозница снимает свои документальные ленты, когда его камера отстраненно и равнодушно повествует о событиях реальной жизни, даже страшных, — это все еще уксус, который нестрашно и глотнуть.
В случае игрового кино, где автор занимает личную позицию, когда он заставляет актеров, причем всех до единого, включая карикатурную Лию Ахеджакову, изображать фантасмагорических уродцев Босха, фильм превращается в уксусную эссенцию, которую иначе как ядом при таком употреблении назвать трудно.
Притом что «Хорошее время» — вовсе не гангстерская комедия, а жесткое, ироничное и точное наблюдение, персонажи тут не выглядят функциями, необходимыми лишь для того, чтобы высказать очередную банальность, как у Лозницы, они не куклы, они люди и дышат воздухом, а не испарениями. Причем, что особенно радует глаз, здесь чувствуется американская школа: заметно, что авторы избавлены от необходимости что-то открывать, доказывать, они независимы и свободны, особенно в выборе кинематографических средств.
Братья Сэфди пользуются простыми, казалось бы, средствами: забойный саундтрек вкупе с великолепной операторской работой, одна, зато популярная, звезда в главной роли, драйв, все выверено до секунды, ни одного лишнего кадра, ирония — все это работает, позволяя почти два часа неотрывно следовать поворотам сюжета, скачущего на приличной скорости.
Здесь никто не пережимает с крупным планом, не пытается придать многозначительности монохромным изображением или рапидом, ничего не объясняется словами: все четко показано, а не рассказано. Оператор Шон Прайс Уильямс, постоянный соавтор братьев Сэфди, выстраивает кадр поразительно точно.
С визуальной точки зрения, как, собственно, и с режиссерской, придраться тут решительно не к чему, и из того, что я до сих пор видел в каннском конкурсе, «Хорошее время» — мой безоговорочный фаворит. Почти уверен, что такое зрелище не получит призов — маленьких детей тут не мучают, приговор обществу не выносят, зритель сам решает, как ему относиться ко всем этим жалким, выброшенным за борт неудачникам.
