Видео
В мире
Вроде бы и тот, и другой – вершители насилия, причем военные имеют в своем распоряжении гораздо более смертоносное оружие, которое бестрепетно применяют в отношении врагов, а в распоряжении омоновца обычно только резиновая палка. Но есть нюансы.
Армейцы имеют дело с равным если не по силе, то по статусу соперником. Они осознают, что в любой момент могут получить ответку. С одной стороны, уже одно это заставляет уважать противника. С другой – по умолчанию действуют писанные и неписанные правила ведения войны, у которых единственное предназначение – не превратить боевые действия в кровавую бойню. XX век, конечно, сильно дегуманизировал профессию военного, но какие-то представления о чести и морали все же сохранились.
Поэтому даже сейчас у военных не принято бомбить госпитали, есть традиция устанавливать режим прекращения огня по праздникам и перемирия для похорон, обмениваться пленными и телами убитых. Немотивированно убивать мирное население считается моветоном. Если есть возможность организовать гуманитарный коридор, по которому гражданские могут покинуть зону боевых действий, военные обязательно ею воспользуются. И самое главное: для военного образ врага – это всегда чужой, пришлый, инородец.
Для карателя противник – всегда внутренний враг. Проще говоря – население. Этот враг всегда априори слабее, часто вообще безответен. Терпила, короче. И если мент десятилетия имеет дело лишь с многочисленными, но забитыми холопами, у него волей-неволей разовьется комплекс сверхчеловека. А теперь представьте, что власть воспринимает карателей не просто как верных псов, которые порвут любого в надежде на ласку и кусок мяса из рук хозяина, а превращает их в новую силовую аристократию, стоящую над законом, над моралью и прочими нравственными рудиментами.
Быдло становится для них не только лохами, над которыми гопники в погонах должны постоянно демонстрировать свое превосходство, чтобы удерживать стадо в страхе, но и источником дохода. Доход извлекается как напрямую (поборы, взятки, рэкет, коммерческие (заказные) уголовные дела, рейдерские захваты), так и опосредованно. Например, сфабриковал дело о террористической группировке, посадил десяток подростков – и вот тебе премия, орден на грудь, звезды на погоны и новая должность, позволяющая извлекать еще больше выгод из своего положения. То, что наивные обыватели называют словом «народ» для силовиков вовсе не объект защиты (защищают они только Хозяина и свою опричную корпорацию), а расходный материал. Они – сверхчеловеки, вы для них – дерьмо.
В соответствующем ключе психика рекрутов деформируется с того момента, когда еще несформировавшиеся умственно и нравственно подростки надевают курсантские погоны. Да, отсев довольно большой. Не все готовы к 20 годам становится патентованными мудаками. Многие увольняются из органов в первые годы службы после выпуска, столкнувшись с шокирующей действительностью, которая слишком кошмарна даже для тех, кто прошел мясорубку и зомбирование в институтах МВД.
Я имел знакомство с бывшим ментом, переквалифицировавшимся в адвоката, который уволился после того, как ему пьяный начальник приказал лично пытать ребенка. Хотя до этого он спокойно отработал два года следователем, и его нисколько не смущали крики истязаемых из соседнего кабинета. В общем, будьте уверены, если перед вами мент или гестаповец в майорских погонах – ничего человеческого в нем уже нет по определению. Это выродок, маньяк, убийца с лицензией на отстрел лошья. Вы для них – кормовая база.
Но есть еще одно существенное, я бы сказал, определяющее отличие мусора от военного. Нет, дело вовсе не в том, что каратели получают гораздо больше денег и привилегий от Хозяина, поскольку они гораздо более ему нужны. Военные менее предрасположены рвать жилы за власть не только потому, что психологически им трудно воспринимать мирное население в качестве объекта атаки.
Дело совершенно в другом. Всякий армейский офицер осознает свою необходимость любой власти. Всякий политический режим, что диктаторский, что демократический, нуждается в вооруженных силах. Да, смена власти всегда означает перестановки в высшей военной верхушке, но они не затрагивают 99,9% представителей офицерского корпуса.
У военных есть возможность трансферта своих услуг, причем этот трансферт происходит по умолчанию. Примерно таким образом в 1917 г. Генеральный штаб императорской армии в полном составе перешел в распоряжение временного правительства, в то время как жандармский корпус, прокуратура, судебные органы, тюремная стража и полиция прекратили свое существование. Точно так же большевистский переворот не списал золотопогонников в утиль. Те генштабисты, что пожелали остаться на службе, остались, перед ними даже открылись новые карьерные возможности.
Именно благодаря тому, что в их распоряжении остался организационный потенциал Генштаба, большевикам удалось буквально в течении нескольких недель сформировать Красную армию. До этого максимум их достижений – недисциплинированные и совершенно небоеспособные в линейном сражении красногвардейские отряды, по сути – полууголовные банды.
Так что вполне логично, что командиры полков и батальонов, как бы он не любили Путина или Лукашенко, точно не собираются брать штурмом восставшие города, будь то Хабаровск или Минск. Во-первых, лейтенанты и сержанты за ними не пойдут – им-то какой интерес рисковать своей жизнью?
Во-вторых, ну, будет вместо Лукашенко Бабарико, вместо Путина Навальный – им по большому счету все равно, они при своих останутся в любом случае. Более того, именно страх замазаться в активной поддержке старой власти в условиях острого политического кризиса, когда не ясно, чья возьмет, всегда будет фактором, объясняющим пассивность армии. Кому за 40 сейчас дружно вспомнили август 19991 г. в Москве. Генералы на совещаниях будут смотреть на диктатора преданными глазами и клятвенно заверять, что никогда его не оставят, но вернувшись в свои штабы, будут лишь имитировать бурную деятельность, тупо выжидая, чья возьмет.
Для карателей же трансферт услуг невозможен по определению. Ветераны вермахта, прошедшие через сито денацификации, продолжили служить и делать успешные карьеры в бундесвере ФРГ или народной армии ГДР, но эсэсовцы, гестаповцы, и прочие сотрудники СД за редчайшим исключением оказались не только на обочине жизни, но стали пожизненно гонимыми. Бывало, что конвой приходил и за благообразными пенсионерами, стригущими газоны у себя на даче, если вдруг всплывали факты «некрасивых дел», которые бывшим карателям удавалось скрывать десятилетиями. Карателям, потерявшим Хозяина, всю оставшуюся жизнь приходится жить в страхе.
Страх – эффективный стимул. Он несоизмеримо эффективнее денег. Поэтому те дурачки, что думают, будто омоновцы, не получив вовремя зарплату, не пойдут убивать несогласных за идею, ошибаются. Каратели – очень идейные люди, можно сказать, фанатики. Их идея – коллективная защита своей жизни и своего доминирующего положения над быдлом. Они бестрепетно прольют реки крови (вашей, не своей), если перед ними будет брезжить призрачная надежда даже не победить, а хотя бы удержать позиции диктатуры. Ночь простоять, да день продержаться – вот их лозунг.
