Осиротела Чукотка: умерла первая чукотская поэтесса Антонина Кымытваль

Скорбная весть пришла из моего родного Магадана: 29 октября на 78–м году жизни умерла первая чукотская поэтесса Антонина Кымытваль. Тоня, Тонечка, мой незабвенный друг.

В старости время летит сломя голову. Казалось бы, еще вчера я получил приглашение на празднование ее 75–летия. Ответственный секретарь Магаданской писательской организации Фатеев позвонил и сказал, что все расходы на перелет туда–обратно Союз писателей берет на себя. Заманчиво было вновь, через 28 лет отсутствия (последний раз я летал в Магадан осенью 1987 года), вдохнуть полной грудью воздух Колымы, увидеть тех друзей, кто еще жив на этом свете. Собственно, Тоня была до сих пор одной из тех немногих. Но я не полетел, ограничился поздравлением. Работа, возраст, всякие болячки, будь они неладны.

А может быть, это было и к лучшему. Я запомнил Тоню полной сил, неукротимой энергии. А к своему юбилею она, по словам моих магаданских коллег, крепко сдала — перенесла инсульт, смерть спутника всей ее жизни Виталия Задорина. И, возможно, самое обидное — полное отсутствие переводчиков, которые в 60–80–е годы сделали очень много, чтобы донести ее уникальное творчество до русского читателя. В числе которых был и я.

Тоня родилась 22 апреля 1938 года в селе Мухоморное Анадырского района в семье оленеводов. Его давно уже нет на карте полуострова, осталась лишь метеостанция. Вскоре после рождения умер ее брат–близнец. По чукотским обычаям, если во младенчестве умирает один из близнецов, должен умереть и другой. Мать перестала кормить новорожденную. Спасла Тоню бабушка, выкормив ее оленьим молоком. Вскоре не стало ее родителей и бабушки, девочка воспитывалась в интернате.

В тундру Тоня, будучи еще в школьном возрасте, всегда брала с собой чаат (аркан) и малокалиберную винтовку. Владела она этим снаряжением мастерски, как и все оленные чукчи. Не раз лицом к лицу встречалась с медведями, росомахами. Звери ее не трогали. "Видимо, знали, что я стану поэтессой и буду еще нужна людям", — полушутливо–полусерьезно вспоминала Тоня. Возможно, в этом была доля правды.

Антонина Кымытваль, избежав смерти в раннем детстве, хорошо знала цену жизни. Кроме двух родных дочерей — Любы и Насти, она и ее муж — специалист оленеводства Виталий Задорин вырастили и воспитали достойными людьми четырех племянниц Антонины, оставшихся сиротами.

Закончив педучилище в Анадыре, Тоня работала учительницей в "Красной Яранге" селения Усть–Белая, а после Высших литературных курсов — в окружной газете "Советская Чукотка". В 1957 году в составе чукотско–эскимосского ансамбля участвовала в VI Всемирном фестивале молодежи и студентов в Москве. Первая книга стихов "Линлин ин грэп" ("Песни сердца") вышла на чукотском языке в 1960 году. И лишь в 1969–м была издана ее вторая книга — на русском в переводе Владимира Сергеева "Тебе" ("Гынкы"). С тех пор поэтические сборники Антонины Кымытваль стали издаваться регулярно — в Магадане, Москве, во Франции, Японии, Германии… При жизни было выпущено около двадцати книг первой чукотской поэтессы. Ее переводчиками были уже упомянутый В. Сергеев, Валентин Португалов, рижанин Роальд Добровенский, работавший в свое время в Хабаровске и на Сахалине, Людмила Миланич, Анатолий Пчелкин, Михаил Эдидович, тоже рижанин, долгие годы проработавший на Чукотке и Колыме…

Из Анадыря в Магадан Тоня перебралась то ли в 1973–м, то ли в 1975–м — уже не припомнить. Познакомил нас прекрасный писатель–этнограф Владлен Леонтьев, давний друг поэтессы. Человек–легенда, "русский чукча", неутомимый бродяга, прекрасный знаток чукотских обычаев, языка, культуры, он заслуживает отдельного рассказа. Жизнь его, без преувеличения, достойна пера Фенимора Купера. В середине 30–х годов Леонтьев с родителями прибыл на Чукотку, в самый дальний ее поселок Уэлен, там же закончил школу. Учился, кстати, в одном классе с известным чукотским писателем Юрием Рытхэу. С наступлением тепла Леонтьев исчезал из Магадана. Один на казанке преодолевал пороги тундровых рек и речек, открывая все новые страницы истории древних племен, населявших Чукотку кереков, мышеедов. В его рассказах оживали черты их повседневного быта, междуусобных войн, сражений с пришельцами… Впоследствии Владлен очень помог мне как переводчику поэтов Крайнего Севера.

Какой была Антонина Кымытваль? Скажу одно — это был светлый человек. Тоня, как никто, умела ценить дружбу, искренность и прямоту в отношениях, прощать людям многое, почти все — кроме лжи и предательства.

Помню такой случай. В середине 70–х к нам в Магадан нагрянул с многочисленной свитой Евгений Евтушенко. Подробно это событие описано мною в очерке "Попса 60–70–х. Магаданское шоу знаменитого поэта". Городские власти предоставили ему для выступления самый большой зал — в Доме политпросвета. Выступление прошло на ура. После чего магаданские поэты, художники, журналисты, Тоня и я в том числе, скинувшись, устроили в гостинице обкома партии, где остановился почетный гость, товарищеский ужин. Еще не остывший от аплодисментов и оваций, Евтушенко вдохновенно исполнял перед нами роль мэтра — взахлеб говорил о своих победах на поэтическом и любовном фронтах, отпускал скабрезные шуточки в адрес всем известных собратьев по перу, требовал от местных поэтов прочитать что–нибудь и, выслушав, снисходительно похлопывал их по плечу: дескать, ничего, бывает и хуже. Мы с Тоней от чтения своих стихов отказались. В разгар веселья ко мне подошел официант с выправкой прапорщика КГБ и шепнул на ухо, что высокого гостя требует к телефону "хозяин". Так называли первого секретаря Магаданского обкома партии Шайдурова. Так же на ухо я передал эту новость Евтушенко. Он тут же прервал свою речь и вышел в коридор к телефону. Больше мы его не видели. Даже не сказав последнего "прости", знаменитый поэт отбыл на закрепленной за ним обкомовской "волге" в загородные апартаменты "вождя", расположенные в 25 километрах от города, в Снежной долине. Наше собрание сначала ничего об этом не знало, все мы просто ждали его возвращения к дружескому застолью, покуда тот же официант–прапорщик не сообщил нам о случившемся и дал понять, что наше время вышло. Собрав недопитое и недоеденное, мы, как оплеванные, отправились пешочком по ночному городу на квартиру Тони, где и просидели до самого утра…

До этого случая Тоня, насколько мне известно, относилась к Евтушенко с почтением, отдавая должное его популярности. Хотя о стихах его предпочитала не говорить — ее кумиром были поэты русской классики, прежде всего Федор Тютчев. С того памятного вечера все изменилось. Вскоре в честь московской знаменитости местные власти организовали грандиозный пикник в окрестностях поселка Ола, на берегу Охотского моря, в устье речушки, куда на нерест в это время стремились косяки кеты. Готовились тщательно, с размахом. Для гостей были разбиты армейские палатки, сколочены из досок столы и лавки, ящиками завезли спиртное. Уха из лосося, икра–пятиминутка были обещаны в неограниченном количестве. На мероприятие были приглашены все "знатные" персоны города и даже члены Магаданской писательской организации. Несмотря на то что высокий уровень мероприятия обеспечивала подруга Тони — первый секретарь Ольского райкома партии чукчанка Анна Дмитриевна Нутэтэгрынэ, та наотрез отказалась в нем участвовать. "Есть и пить с ним за одним столом — много чести", — объяснила свой отказ чукотская поэтесса…

Я уже говорил о том, что в 70–е годы на недостаток переводчиков Антонина Кымытваль пожаловаться не могла. Писала она много и вдохновенно, причем не только стихи, но и пьесы для кукольного театра. В то время я тоже вплотную занимался переводами — с эскимосского (Зоя Ненлюмкина, Юрий Анко), нанайского (Анна Ходжер, Константин Бельды), эвенкийского (Николай Оёгир), юкагирского (Семен Курилов), саамского (Октябрина Воронова) и др. А вот стихи Тони переводить мне до поры до времени не доводилось. Нам хватало дружбы, да и не хотелось отнимать хлеб у моих коллег. Однако пришлось. Случилось это в 1981 году. Вот что вспоминает об этом в газете "Магаданская правда" бывший редактор местного книжного издательства Владимир Данилушкин:

"…Я вынужден был "зарезать" книгу в переводе Михаила Эдидовича — сборник Антонины Кымытваль "Мой любимый цветок". Руководство издательства со мной согласилось. А что делать? Книга стоит в плане. Кто ее переведет заново? Ведь эта работа трудоемкая, требует времени немало, даже при наличии вдохновения. И квалификации! Нужен товарищ Ч (одна из моих "подпольных" кличек того времени. — Авт.), только он справится. К этому времени Черевченко перевел книжку первой эскимосской поэтессы Зои Ненлюмкиной настолько хорошо, что это привело в восхищение весь коренной народ и его приняли в почетные эскимосы. Получил за работу премию Магаданского комсомола.

Но поэта нет в городе, время отпускное. Советский Союз — страна большая, и все же найти в ней Черевченко оказалось делом не самым сложным. А у того два условия: договор и аванс, иначе зажигания не срабатывает.

За полтора месяца он всю книжку переложил на русский. Осенью на холодной даче под Ригой у печурки сидел и ткал нежную ткань женской души".

В общих чертах так оно и было. С некоторыми уточнениями. В те достославные времена жители Крайнего Севера пользовались множеством льгот. Помимо северных надбавок к зарплате, каждый из нас за три года работы получал право на полугодовой отпуск с оплатой дороги в любой конец страны и обратно. Вот в таком отпуске тогда я и пребывал вместе с семьей. В отпуске за полгода любые накопления в итоге сводятся к нулю, особенно спрятанные от жен заначки. Я не был исключением, поэтому предложение Магаданского книжного издательства пришлось весьма кстати. Да и по творческой работе я изрядно истосковался, а стихи Тони Кымытваль мне были по душе.

Последние два месяца отпуска мы с женой и дочерью проводили у ее родителей в Риге. Точнее, в Лиелупе, где в огромном деревянном "курятнике" у моего тестя была дача от военкомата — комната площадью 18 кв. м. Прикиньте: тесть, теща, сестра жены, жена, дочь и я — по 2,5 кв. м на человека. Для поэзии, пусть даже для чукотской, места не оставалось. И я действительно снял комнату в двухэтажном домишке далеко за железной дорогой, в сени вековых сосен Рижского взморья. Мне повезло: хозяйка дома — пожилая латышка Мирдза, ее 25–летний сын Зигурд — актер Валмиерского театра, приехавший погостить к маме в межсезонье, оказались людьми радушными и гостеприимными. По вечерам мы частенько засиживались допоздна за бутылкой вина, Зигурд с печалью рассказывал мне о проблемах своего театра, строил планы на будущее. Мама ему поддакивала — она вырастила сына одна и болела за него всей душой…

Работалось мне над переводами Тониной книги легко — во многом мы с нею мыслили и чувствовали одинаково. Книга "Мой любимый цветок" вышла в свет в 1982 году. Кстати, из всех двух десятков сборников Антонины Кымытваль в русском исполнении этот был и остался единственным авторизованным переводом. Книга получила обширную прессу. Не хвастаю, но горжусь тем, о чем в своей рецензии на этот сборник написал в мартовском номере журнала "Знамя" за 1983 год критик Николай Огрызко: "Нельзя не отметить и качество перевода. Сама поэтесса признается, что ей наконец повезло с переводчиком. Поэт Александр Черевченко знает Север не понаслышке, ему хорошо известны традиции культуры народов Чукотки".

Судя по всему, последние годы Антонина Кымытваль прожила в некоем вакууме. Условия "свободного" рынка, точнее, дикого капитализма преобразили и местную писательскую организацию — проблемы "стариков" ее уже не интересовали. Вымерли или отбыли в дальние края переводчики стихов чукотской поэтессы, а ведь неразрывная связь с русскими читателями, их высокая оценка ее стихов были движущей силой творчества поэтессы. Так что к "верхним людям" первая чукотская поэтесса, судя по всему, ушла в скорбном одиночестве.

По религиозным представлениям чукчей, помимо жизни людей на поверхности земли, существует жизнь и над небесной твердью. Там живут их предки — "верхние люди". Они ведут тот же образ жизни — пасут оленей, охотятся, не испытывая тягот, которые выпали им на земле, — голода, постоянного холода, мора оленьих стад, оводовой напасти. Эта вселенная все время пополняется земными людьми после их смерти. Однако попадают туда лишь те, кто прожил жизнь достойно. Уверен, что Антонина Кымытваль — в их числе.

Винни ытрыч. Вот всё.

Александр ЧЕРЕВЧЕНКО.

10 декабря 2015. "7 секретов" №49