-Я родом из Нальчика, но в Москву переехал давно. В первый раз [приехал] в 2004 году, а потом уезжал-приезжал сюда. Я не учился в ведомственном вузе МВД, получал техническую профессию. В полицию пошел работать в 2017 году. Банально, но чтобы служить и защищать.
У меня не то чтобы оппозиционные взгляды, но жизнь человека для меня не пустой звук. И до лета 2019 года в этом противоречий со службой не было. Я служил во Втором оперативном полку. Работа заключалась в обеспечении безопасности на массовых мероприятиях типа футбола или концертов. На митингах я раньше не работал.
Еще до митингов я написал заявление на увольнение. Уволиться решил где-то в мае — в первую очередь по семейным обстоятельствам. Мой уход никак не был связан с митингами. Заявление я написал 19 июля, митинг [27 июля] был через неделю. Я работал на нем, хотя не хотел участвовать в его пресечении. Считаю, что люди должны иметь возможность выражать любое мнение — не важное какое. Этим летом ситуация обострилась из-за выборов.
Нам по работе на митингах не давали никаких указаний. Почему [полиция действовала] жестко — это уже нужно спрашивать у тех, кто жестил.
Я в основном прикрывал отход — был в группе сопровождения и прикрывал спины на всякий случай. Самому мне не приходилось доставать спецсредства, то есть палку, и применять ее. Да я бы и не сделал этого. Почему это делали другие — не могу сказать, мы с коллегами это не обсуждали.
В момент инцидента [с Самариддином Раджабовым] я ничего не видел. Слышал только звук [бутылки], саму бутылку не видел. Уже потом на видео увидел, что бутылка пролетела мимо нас. Эту ситуацию я обсуждал с коллегами, когда все мы еще были свидетелями по делу — это было больше двух месяцев назад. На тот момент они пострадавшими себя не считали — говорили, что тоже ничего не видели. Потом нас перевели в потерпевших, больше я с ними не разговаривал.
Я не признал себя потерпевшим. И сделать это меня никто не просил. На протяжении всей службы я ни разу не видел, чтобы начальство как-то влияло или принуждало [сотрудников] к чему-либо.
Я не говорю за всех и за всю систему МВД. Только про свой узкий опыт.
Конечно, ничего бы не изменилось даже если бы я к тому моменту не уволился. Я бы все равно не признал себя потерпевшим. Статус, в котором я нахожусь, не влияет на это. Я не мог позволить себе быть потерпевшим по такому делу — на кону жизнь человека. Я не считаю, что этот человек и его действия представляли для меня какую-либо физическую или моральную опасность.
Шум вокруг всей ситуации [с отказом признать себя потерпевшим] мне непонятен.
Я не сделал ничего такого, чтобы была такая реакция — конечно, я удивлен. Это простой человеческий поступок.
Мне жаль парня — надеюсь, суд примет справедливое решение. Где-то вычитал, что все это [мое решение] не имеет значения, так как есть еще трое потерпевших. Но надеюсь, что хоть что-то учтется.
Все это дело — сплошное сомнение Мосгорсуд оставил в силе приговор Кириллу Жукову — три года колонии за взмах рукой у шлема росгвардейца. Репортаж Кристины Сафоновой
Отважились повзрослеть Московские студенты стали движущей силой летних протестов 2019 года — несмотря на противодействие вузов. Репортаж Ирины Кравцовой
Так совпало, что я ушел со службы в августе — уже после первых митингов. Ушел не из-за митингов, но если бы моя служба в полиции стала бы приносить больше вреда чем пользы — я бы тоже уволился.
После увольнения я не занимаюсь ничем связанным с МВД или [силовыми] структурами. Я ходил на один санкционированный митинг по «московскому делу» — 29 сентября [на проспекте Сахарова]. Был рядовым участником. Почувствовал единение.