Видео
В мире
- Да, роль интеллигенции во время «песенной революции» была очень большой. Но прошло время, и большая часть поэтов, преподавателей вернулись к своим основным занятиям. Интеллигенция в «мирное время» не занимается политическим процессом. Так что ныне это прежде всего вопрос качества нашей политической элиты. И если мы хотим парламентскую демократию западного образца, то она все-таки предусматривает квалифицированную и профессиональную политическую элиту.
Я студентам в этой связи всегда повторяю тезис об «иронии демократии». То есть что демократия есть народовластие, однако ответственность за ее долгосрочное существование ложится на плечи политической элиты.
Классический пример последних лет - конечно, Brexit. Вся эта суета началась с того, что британский премьер Кэмерон должен был решить внутренние проблемы в Консервативной партии, а результат ныне таков, что общество как следует не понимает, как же поступать дальше. И политическая элита тоже не понимает.
В итоге мы приходим к весьма часто обсуждаемому вопросу политической культуры. Для простого избирателя это способность более-менее критически оценивать обещания партий. А на уровне политической элиты политическая культура представляется как внутренняя дисциплина политических сил – внутренняя дисциплина отличает популистского лидера от ответственного политика.
- Что вы, глядя в будущее, выставили бы главным в деятельности законодательной и исполнительной власти? Что для них сейчас наиболее важное?
- Как для законодателя, так и для уровня исполнительной власти нет важнее стратегической задачи, чем преодоление довлеющего социального неравенства, по части которого мы, к сожалению, являемся одними из лидеров в Евросоюзе. Многих это заставляет либо отправляться на чужбину, либо довериться обещаниям, что все изменится завтра к обеду.
Часто слышны утверждения, что это неравенство было неизбежным последствием перехода к рыночной экономике. Неправда! Достаточно поглядеть на такие страны, как Словения или Словакия, где этого удалось избежать.
А в Латвии неравенство после восстановления независимости возрастало драматически. И в значительной мере это связано с тем, что не было цивилизованной левой силы, которую признало бы наше общество и которая создавала бы долгосрочную оппозицию нашей правой политике. В этом мы отличаемся хотя бы от Литвы или Эстонии.
Отсутствие левой альтернативы крепко связано еще с одной затянувшейся проблемой – неспособностью преодолеть этническую трещину, которая делит политический спектр на его латышскую и русскую части. Один из следов, оставленных в нашем общественно-политическом сознании советской порой, есть сближение «левого» и «русского».
Например, в Литве вы такого не найдете. В свою очередь «русское» зачастую ассоциируется с поглядыванием в сторону Востока. В этой этнической трещине, в упомянутых мною обособленностях много надуманного, вычурного, основанного просто-напросто на предрассудках.
Многим политикам и СМИ четко и загодя известно, кто тут у нас прокремлевские, а кто не прокремлевские силы. А раз так, то не нужно обременять себя грамотной оценкой программных установок и конкретных предложений.
По-моему, политика этнической «трещины» в годы после восстановления независимости стала одним из наиболее серьезных тормозов нашего социально-экономического развития. Я позволю себе поступить согласно популярному среди радикальных студентов в 60-е годы прошлого века лозунгу «Будьте реалистами, требуйте невозможного!» и утверждать: если бы не было этих «красных линий», то в Латвии стало бы возможным создание леволиберального блока, который обязательно способствовал бы нашему развитию.
- Да, я тоже считаю, что вся эта наша «прокремлевщина» в значительной мере есть продукция наших партий большинства, позиции Сейма. Это их ресурс власти. Но и Кремль порой этим спекулирует…
- Да, старается вовсю… Но я могу ответить, ссылаясь на то, что весьма часто говорят наши обладающие властью политики: наша способность противостоять давлению Кремля в решительной степени зависит от уровня единства нашего общества. Но одновременно супротив взглядов властей предержащих скажу, что этого нельзя будет добиться одними лишь мероприятиями облатышизации образования, политикой «будто бы их здесь нет», а недовольство подобным отношением властей списывая на «прокремлевщину».
Единству общества однозначно благопрятствовала бы способность не кидать все «нелатышские» партии в одну кучу, переступить «красные линии» и изолировать в Латвии силы, которые на самом деле кормятся с руки Кремля.
- Однако и по части социально-экономических установок программные формулы создавших нынешнее правительство партий мне представляются весьма нечеткими, приблизительными.
- Именно так. В установках тех сил, которые создали правительство, можно вычитать очень много различий. С одной стороны, видна якобы яркая либерально-консервативная и одновременно либерально-левая установка. Трудно представить, как они уживутся.
- Однако «фейсы» нас, публику, занимают больше, чем качество предложенных этими лицами идей.
- Политика Латвии - мы это отмечали и раньше, и ничего нового я тут не скажу - чрезвычайно персонифицирована. Персона играет особую роль. Не то, что она предлагает, а верю я ей или не верю. С одной стороны, нужно, чтобы избиратель верил в политику, но с другой - важно, чтобы мы говорили об определенных идеях. Должен быть один критерий: хороша ли эта идея. А не хорош ли тот, кто ее предлагает. Вот в чем проблема. А в Латвии это пока не работает.
- Вы сами сказали, что наша политическая элита не тянет. Значит ли это, что наша (гражданская) способность выбирать своих лидеров весьма некачественна?
- Да, это тоже объективная проблема. Наше общество очень маленькое. Нам недостает того уровня, который имеется в старых демократиях, где человек, прежде чем подаваться из партии в законодатели, проявляет себя на каких-либо добровольных работах. И лишь потом он становится профессиональным политиком. У нас процесс, к сожалению, иной. Мы сразу вставляем человека в партийный список, его избирают, а потом мы удивляемся: где же компетентность?
- Но раз так, то не надо ли у нас что-либо менять в избирательной системе или даже конструировании партий?
- По-моему, это отчуждение между избирателями и представителями, которое чувствуется на каждых выборах, можно уменьшить, изменив выборную систему. Латвия – единственная посткоммунистическая страна, которая все еще живет со старой, принятой во времена основания государства конституцией.
Безусловно, Сатверсме 1922 года - очень значительный документ, но не надо делать из него священную корову. Один раз – в 1934 году – она не сработала достаточно эффективно. Что изменилось потом? Мы ввели процентный барьер. Это все.
Возможно, стоит подумать о том, не стоит ли нам следовать примеру хотя бы Литвы или, например, Германии, которые ввели смешанную, разделенную систему. Это был бы один из способов уменьшения отчуждения между избирателями и политической элитой.
- После восстановления независимости прошло почти 30 лет. Выросло поколение. Почему же тогда эти вроде бы новые лица в 13-м Сейме неспособны определять власть? Они отдались «старичкам».
- Если посмотреть на нынешний Сейм, там все-таки 60% молодых. Значит, какая-то смена происходит. Это не пенсионерский парламент. Проблема в том, что нет достаточно эффективных механизмов, которые обеспечили бы качественный отбор. Само создание коалиции было свидетельством того, что у нескольких партий скамейка квалифицированных людей очень коротка.
- Все же я полагаю, что именно благодаря внутренним отношениям в коалиции правительству Кришьяниса Кариньша не удастся построить тут «новые времена».
- Я тоже так думаю. Но можно ли это называть словом «старческая»? Я бы сказал: осторожная. Осторожность не всегда есть признак старчества. Но я мог бы согласиться с тем, что это правительство не станет сворачивать горы. Именно по причине своего состава. Потому что побоится рухнуть…
И тут мы возвращаемся к тому, о чем я говорил вначале: интересно было бы посмотреть, какой будет реакция наблюдающих за работой правительства избирателей коалиционных партий, как изменится популярность этих партий. Не исключено, что на следующих выборах нас опять ожидает появление новых политических сил, что отнюдь не будет свидетельством стабильности политической системы Латвии.
- Опять в тот же омут…
- Скорее всего. Из этого заколдованного круга мы выйдем, лишь когда место соревнования обещаний займет соревнование программ. Но это до сих пор не является сильной стороной политической элиты Латвии. Да и само общество должно избавиться от надежды, что придет некий умный господин и сразу приведет здесь все в порядок, чтобы мы могли жить радостно и счастливо. Так не бывает.
Виктор АВОТИНЬШ
