Видео
В мире
Все–таки интересные люди откликаются на наши публикации. Как мы уже сообщали, в Риге сформировалась инициативная группа по созданию необычного исторического центра "Живая память". Члены общества собирают документальные свидетельства о советской Латвии, ее успехах и достижениях. Конечная цель — открыть в Риге одноименный исторический музей "Живая память", посвященный славным послевоенным свершениям, а также людям, поднимавшим страну. Эту благородную задачу всецело поддерживает и наш еженедельник.
В рамках данного проекта мы опубликовали несколько материалов. Откликов получено немало. Среди тех, кто поддержал идею открыть в Риге такой музей, оказалась и жительница Кенгарагса Аусма Карловна Киршбаум.
Когда я заглянул к Аусме, то был поражен ее бодростью, хотя ей уже 92 года и жизнь ее сладкой не назовешь. Скажем, если в советское время она получала высокую персональную пенсию, то теперь государство "раскошелилось" на подачку в сумме жалких 130 евро. Позорище! Ведь одинокой пожилой женщине нужно и за квартиру заплатить, и еду купить, не говоря уже о лекарствах. "Сегодня я нищая!" — печально констатирует рижанка. Но оптимизма ей не занимать. И она, отложив в сторону бытовые проблемы, охотно рассказывает о себе.
По ее словам, таких, как она, национал–патриот
С видом на Кремль
— Я родилась на Урале. После школы хотела поступить в институт. Куда податься? Ленинград был в блокаде. Я поехала в Москву. Откровенно говоря, мне было все равно, где учиться. Самое главное, чтобы дали общежитие. В итоге поступила в Московский энергетический институт. Но быстро поняла, что не туда попала. У меня оказался явно гуманитарный склад ума. А я оказалась в сугубо техническом вузе. Тем не менее год отучилась. Вернулась домой на каникулы. Потом снова отправилась в Москву. От нечего делать решила побродить по центру столицы. Помню, шла по столице и думала: "Куда же мне теперь деваться?"
Затем в моей голове пронеслась мысль, которой я ужаснулась: "Неужели снова отправляться в энергетический?!
Окна нашего общежития смотрели прямо на ул. 25 Октября. Которая, как я говорила, вливается в Красную площадь. Все мы сразу помчались к Кремлю. Потом был опубликован снимок самых первых ??? на Красной площади, которые качают советского солдата. Я все это помню в деталях. И сама попала в кадр. Днем прошел майский дождичек. Пробиться на площадь тогда было совершенно невозможно. Кругом люди, машины. Все плачут, смеются. А на военных и вовсе "кидались", потому что каждый человек в форме воспринимался как герой. Его сразу же начинали обнимать, целовать.
Селедку на сахар
— Как отметили Победу?
— Скромно. Мы ведь были голодными студентами. Питались по карточкам. Иногородним очень трудно жилось, потому что семьи были далеко. Нам никто не помогал. Тем, кто отлично учился, давали особые карточки усиленного дополнительного питания, по которым была положена — не поверите — селедка! Жуткий дефицит в то время. Я ее тоже получала. Мы ее меняли на несколько кусочков сахара. Такое усиленное дополнительное питание называлось УДП. Мы весело смеялись: "Умрешь днем позже".
— Нескромный вопрос: на фронт не хотели пойти?
— В течение всех четырех лет нас готовили. Я получила военную специальность медсестры. Если бы война в 45–м, не приведи Господи, не закончилась, то меня бы наверняка направили на фронт. Я просто не успела. А вот мой брат, Харий Карлович, прошел войну с первого и до последнего дня. И остался в живых. О нем не раз упоминалось в книге, посвященной красным латышским стрелках в годы Великой Отечественной. Потом и я написала о своей семье. Для потомков. Рукопись где–то лежит. Ждет своего часа.
После окончания института меня прислали по распределению в Латвийскую ССР. Где я 30 лет проработала в архивной системе. Среди прочего мы издавали различные сборники, в которых сравнивались аспекты жизни до войны и после. Скажем, о праве на труд в буржуазной и в советской Латвии, о доступности здравоохранения и пр. Естественно, я состояла в партии. Архивная система была насквозь пронизана идеологией. Но я до сих пор храню свой партийный билет. Хотя многие, как крысы с тонущего корабля, сбежали, а потом сдали партбилеты.
Но я не могла предать своего отца, старого красного латышского стрелка. У меня вся семья революционная. Моя мать–латышка тоже была коммунисткой. Родители вместе прошли Гражданскую войну. Вот сейчас принято говорить, что латышской интеллигенции житья не было в советское время. Конечно, это вранье. Наше архивное управление подбирало кадры. Эти абитуриенты на облегченных условиях поступали в Московский историко–архивны
Убеждения не разменная монета
— У вас кто–то остался из родных?
— Все поумирали. Как и мои коллеги. Одна я осталась…
— За свою долгую жизнь вы многое повидали, многое пережили. Изменились ли ваши убеждения, ваше жизненное кредо под влиянием событий, произошедших за последние четверть века?
— Здрасьте! Меня об этом спрашивать нет смысла. Хотя многие вовремя "перекрасились". Мой начальник — одним из первых. Кое–кто даже сменил фамилию на более "актуальную" и на ней потом въехал в новую жизнь, как на белом коне. Думаю, их имена у всех на слуху. Но я человек своего времени. Причем до мозга костей. И таковой умру.
— Но ведь людям свойственно меняться. Скажем, Анатолий Валерьянович Горбуновс. Был секретарем ЦК КП Латвии по идеологии, последним руководителем Латвийской ССР (1988–1990), а затем плавно "трансформировал
— Я своих убеждений никогда не меняла. Ни в советский период, ни во время перестройки, ни потом. С другой стороны, кого сегодня интересует мое мнение? Нынче в фаворе другие историки и архивисты. Перелицовывают историю, как скупщики краденого ворованную одежду…
