Видео
В мире
«Во многих странах не хотят поднимать болезненные темы»
Выставка занимает небольшую комнату: на стенах развешаны стенды с фотографиями и цитатами из учебников разных стран, ниже на столах разложены сами книги. Вот, собственно, и все экспонаты, негусто. Но, как и на уроках истории в школе, учебники здесь — лишь основа для серьезного разговора и самостоятельной работы. Как оказалось, к ним готовы не везде.
«Сейчас я понимаю, что была немного наивной, когда только приступала к работе над проектом, — признается сотрудница Гражданского форума ЕС-Россия Кристина Смолияниновайте. — Я переживала только о том, как ее воспримут в России. И никогда не думала, что у нас могут быть проблемы в странах Евросоюза. Но оказалось, что во многих странах не хотят поднимать болезненные темы».
Когда выставка «Разные войны» открылась в Москве, ее посетил глава Совета по правам человека при президенте РФ Михаил Федотов, который даже выступил с речью. И государственный телеканал «Россия 24» все равно сделал сюжет о том, что «итоги войны и Победы» якобы «переписываются» на деньги западных фондов. Но когда выставка была открыта в Литве, там разразился скандал уже на правительственном уровне. Депутаты Сейма Жигимантас Павиленис и Повилас Урбшис потребовали от мэрии Вильнюса закрыть выставку за демонстрацию российских учебников истории. «Зная, что Россия до сих пор не осудила преступления коммунизма и свои действия во время Второй мировой войны, ее исторический рассказ не должен подаваться наряду со странами, пострадавшими от национал-социализма и коммунизма», — заявили парламентарии. Впрочем, мэрия не поддержала их критику.
Проблемы возникли и в Польше — там организаторам выставки отказывали в помещении. А когда его все-таки нашли, организаторов очень просили не затрагивать во время обсуждений «острые темы». «Получилось, что в России нас назвали западными агентами, а на Западе посчитали кремлевской пропагандой», — говорит Кристина Смолияниновайте.
«Надо объяснить друг другу, что нас объединяет»
Группу десятиклассников из обычной петербургской школы встречает Никита Ломакин из межународного «Мемориала», совсем молодой человек, похожий на школьного отличника. Он с ходу предлагает ученикам необычную игру.
— Давайте представим, что мы заперлись в этой комнате и провозгласили собственную страну. Что нам нужно, чтобы почувствовать себя сообществом и вместе строить будущее?
— Предводитель, — уверенно отвечает юноша в костюме и с галстуком-бабочкой.
— Интересный подход, — на секунду теряется историк. — Хорошо, а что еще кроме вождя объединяет людей?
— Общая цель? — неуверенно высказывают версии школьники. — Общие законы? Общие идеалы?
— Все правильно, — соглашается экскурсовод. — Но попробуйте посмотреть еще глубже. Существование нашей новой страны надо обосновать — для других и для себя. Надо объяснить друг другу, что нас объединяет, почему именно мы оказались здесь. Нам нужна общая история. Школьные учебники истории — это такой рассказ о прошлом страны, который объединит всех граждан. А заодно объяснит, чем они отличаются от жителей других стран.
Вторая мировая война — одно из ключевых событий в истории человечества. Она перепахала политическую карту, изменила миллионы человеческих судеб, заложила основы современного мироустройства. Что еще важно, она случилась не так давно — поэтому у историков есть необходимые документы, еще живы очевидцы. Однако разные подходы к истории войны проявляют себя даже в датировке событий.
— Когда началась Вторая мировая война? — спрашивает Никита.
— С нами или вообще? — уточняет франт с бабочкой.
— А почему вы считаете, что есть разница?
— Ну вообще в 1939 году, а для нас в 1941-м.
На стенде с чешскими учебниками указана совсем другая дата — 1938 год. «Это год Мюнхенского соглашения, когда Великобритания, Франция и Италия договорились с Германией, что она может присоединить Судеты — часть Чехословакии, населенную этническими немцами, — объясняет Никита Ломакин. — В чешских учебниках этот договор называют предательством, ведь чехословацкая сторона даже не была представлена в переговорах. И год оккупации Судетов в этой конкретной стране считается началом Второй мировой».
Путаница с датами — это только самое начало. Дальше школьные курсы истории разбегаются еще стремительнее.
— Как можно объединить страну через память о войне? Как сформулировать наши идеалы?
— Сказать, что наша страна героически сражалась с врагом.
— Да, это один из возможных вариантов.
— Еще можно сказать, что другие страны совершали преступления, — продолжают школьники
— Может, есть еще идеи?
— А какие еще могут быть? Можно сказать, что мы лучше, потому что всех победили.
— Отлично, — соглашается экскурсовод. — Но «победили» в войне далеко не все. То, что называется освобождением или победой в одной стране, в другой считают началом новой оккупации. И какая идея может лечь в основу рассказа об истории войны в этих странах? Идея страны как жертвы войны. Ощущение общей национальной жертвы тоже сильно объединяет людей.
На стенде указаны цитаты — в польских учебниках написано, что в начале войны Польша оказалась «в одиночку между двух врагов». 1 сентября 1939 на Польшу нападает Германия, а 17 сентября восточные границы переходит СССР. «В Советском Союзе этот эпизод войны в школе объяснялся так — мы восстанавливали старые границы и спасали людей, которые угнетались поляками. В своей основе этот тезис сохраняется и в современных российских учебниках: военные действия 1939–1941 годов называются присоединением новых территорий. „Оккупацией“ занимаются немцы, СССР лишь „присоединяет“, — говорит Никита Ломакин. — Сами понимаете, что атакованные с двух сторон поляки видят эту ситуацию совершенно иначе».
«Во время немецкой оккупации любая помощь евреям, военнопленным, бежавшим из лагерей и тюрем, и членам сопротивления каралась смертной казнью… На территориях, оккупированных СССР, НКВД использовал столь же жестокие средства, как и гестапо. Осенью 1939 года прокатилась волна арестов. Арестованных поляков отправляли в лагеря, сажали в тюрьмы или убивали» (Roszak, Klaczkow. P. 194)
«Война для Польши — это не только национальное порабощение двумя враждующими державами, это и кровавые столкновения на национальной почве между поляками и украинцами, литовцами и поляками, — добавляет Никита Ломакин. — Шла бесконечная резня, и во многих польских учебниках вину на это возлагают исключительно на Германию и Советский Союз».
«Советские оккупационные силы… разжигали классовые и этнические конфликты и пользовались ими для уничтожения существующего порядка. Они поощряли мародерство и грабежи, настраивали бедных против богатых, мелких собственников и арендаторов против землевладельцев, украинцев, белорусов и евреев — против поляков» (Stola. P. 51.)
«Во всей этой страшной польской истории войны есть и героические страницы. С гордостью в учебниках говорится о Польше как об одном из крупнейших центров сопротивления гитлеровскому режиму. „Подпольное государство“, объединявшее десятки тысяч людей, занималось не только партизанскими действиями, но и сохраняло евреев от развернувшейся на территории страны в полную силу машине холокоста, обучало школьников, создало собственную систему судов. Объединять должно не только чувство несправедливости, но и понимание вклада в большое общее дело», — завершает рассказ о польском стенде Никита Ломакин.
Пактологические вопросы
От польского вопроса можно перейти к одной из самых болезненных для России тем — пакту Молотова — Риббентропа 1939 года и секретному протоколу к нему, устанавливавшему зоны влияния СССР и Германии. В польских и литовских учебниках эти документы называют ключевыми для понимания хода Второй мировой войны — даже текст протокола приводится полностью. Ссылаясь на пакт, авторы польских учебников говорят о «циничной политической игре Советского Союза».
«В литовских учебниках говорится, что, подписав пакт, нацистская Германия и СССР развязали Вторую мировую войну и совместно несут за нее ответственность», — говорит Кристина Смолияниновайте. На выставке показана опубликованная в учебнике литовская карикатура того времени — Сталин и Гитлер прогуливаются в обнимку, но каждый сжимает за спиной пистолет. «Я сначала хотела поставить карикатуру, где Сталин и Гитлер изображены как жених и невеста, но мне объяснили, что в России это воспримут очень-очень плохо», — говорит Кристина Смолияниновайте.
Тем временем учебники немецкого издательства Klett называют пакт Гитлера — Сталина попыткой Советского Союза выиграть время и усилить оборону. При этом в учебнике опубликован и сам пакт, и секретный протокол к нему, а также дано задание — оценить договор с точки зрения Гитлера, Сталина, Польши и западных держав.
Все российские учебники рассказывают о пакте как о вынужденном шаге, на который Сталин пошел, опасаясь западной изоляции. «Интересно, что даже в наших учебниках рассказывают о пакте по-разному. В некоторых мы можем найти и однозначное осуждение договора, который авторы учебника называют „нечистоплотной игрой“, — рассказывает школьникам Никита Ломакин. — Но в целом в учебниках нашей страны принято говорить об этой политике с пониманием. Если схожие соглашения с Германией, такие как Мюнхенский пакт, могут заключаться Великобританией и Францией, то почему нужно винить СССР, оставшийся в 1939 году в международной изоляции?»
«Советско-германский договор о ненападении, известный на Западе как пакт Молотова — Риббентропа, был вынужденным шагом со стороны СССР в условиях, когда все его инициативы по организации коллективного отпора агрессии наталкивались на глухую стену неприятия западных политиков того времени» (Пленков, 2011: 92)
По словам организаторов выставки, только в двух изученных ими российских учебниках упомянут факт того, что секретные протоколы пакта с Германией скрывались советской стороной до перестройки.
— Хорошо, а что делать, если ваша страна сразу проиграла войну, а партизанское движение так и не возникло?
— Сказать, что мы все равно пытались что-то сделать, — отвечают школьники.
Снова чешский стенд. «Для Чехии один из болезненных вопросов — отсутствие сопротивления как такового. В стране нет партизанского движения, немецкая оккупация была встречена без существенных волнений, — объясняет Никита Ломакин. — Война проиграна, сопротивления, как в Польше, нет. Но даже в проигранной войне есть эпизоды, которыми можно гордиться».
В чешских учебниках одним из ключевых эпизодов истории войны становится убийство чешскими партизанами Рихарда Гейдриха, начальника Главного управления имперской безопасности. «Более того, подчеркивается, что именно это событие июня 1942 года привело к серьезному перелому в военных действиях. Чешские школьники узнают из учебника, что если бы чехи не убили Гейдриха, то союзники не смогли бы победить Гитлера», — говорит Никита Ломакин.
Пассивность основной массы чехов объясняется отсутствием лесов, где могли бы скрываться партизаны. А также шоком нации от Мюнхенского договора — то самое предательство союзников, позволивших Германии забрать часть территорий Чехии. При этом главным героем войны в чешских учебниках называют «гордого и бескомпромиссного» Уинстона Черчилля. Сталина одновременно порицают за пакт Молотова — Риббентропа, но при этом признают «освободителем Центральной и Восточной Европы».
«Ощущение беспомощности, подорвавшее силы либеральных и демократических элементов чешского общества, не позволило им занять более решительную, менее пассивную позицию» (Kuklikovi 1995: 85)
«Из-за географических особенностей местности партизанская война была неосуществима, поэтому чешский народ полагался на свою изобретательность, смекалку и ловкость, совершая небольшие акты саботажа, которые трудно засечь и наказать» (Kuklikovi. S. 85)
Но кроме общих трагедий, героизма сражения или сопротивления в истории каждой из стран существуют довольно неприглядные страницы — по меньшей мере с точки зрения современного гражданина. Как рассказывают о таких эпизодах в учебниках разных стран? Авторы чаще всего используют две стратегии — замалчивание или оправдание. А иногда обе сразу.
— Вспомним, что произошло с Литвой, — говорит Никита Ломакин. — В 1941 году, после нападения на СССР Германии, в стране вспыхивает восстание, результатом которого стало временное восстановление независимого Литовского государства. Но одновременно с уходом советских войск, оказавшихся там после «присоединения» 1940 года, и еще до прихода нацистов начинаются масштабные еврейские погромы и убийства на почве антисемитизма. В каком-то смысле можно говорить о начале холокоста в Литве. И что делать с участием в холокосте в национальной памяти? «В учебниках есть тенденция описывать литовцев исключительно как нацию-жертву, а среди жертв нет места палачам», — объясняет Кристина Смолияниновайте.
«Убийца евреев» литовского происхождения упомянут по имени лишь в одном учебнике. А еще один автор даже называет в учебнике несколько причин, почему в то время литовцы могли расстреливать евреев.
«…причины преследования евреев во время оккупации:
a) наличие криминального элемента;
b) месть за преступления, совершенные в первые годы советской оккупации
c) столкновение геополитических интересов евреев и нееврейского населения Литвы
d) антисемитизм, который усилился в годы войны и немецкой оккупации
e) фашистские и нацистские идеи, получившие особенно широкое распространение перед войной.
Важно понимать, что не местные жители определяли трагическую судьбу евреев. В войне и ее ужасах виновата нацистская Германия» (Tamosaitis 2012: 188)
«Согласитесь, это довольно странные оправдания для таких поступков», — говорит Никита Ломакин.
Вопрос о роли литовцев в холокосте — один из самых болезненных для литовской памяти о войне. Поэтому выставка «Разные войны» в Вильнюсе очень серьезно обсуждалась, и многие критиковали ее за внимание к этому историческому эпизоду.
— Для меня очевидна тенденция, что в литовских учебниках показывается только одна сторона истории, — говорит Кристина Смолияниновайте. — Когда говорят о сотрудничестве литовцев с СССР, то это называют коллаборационизмом. Этих людей называют по именам, публикуют в учебниках их фотографии. А сотрудничество с нацистами объясняется там же национальными интересами страны.
«Марионеточное правительство, возглавляемое журналистом Юстасом Палецкисом, стало могильщиком литовского государства» (Kapleris et al. 2007: 109)
«Несмотря на то что временное правительство Литвы приняло несколько дискриминационных законов, его нельзя назвать коллаборационистским. В первую очередь оно руководствовалось интересами страны» (Navickas, Svarauskas 2015: 101)
— Сказать, что иначе они бы подняли восстание и убили бы наших?
— Возможный вариант, но авторы того учебника придумали другой. Они написали, что в 1920–1921 годах, когда советская Россия воевала с Польшей, «белополяки» убили многих советских солдат. И Катынь — своего рода месть за это. Так военное преступление оправдывается местью, почти героической.
Другая проблемная тема — депортации крымских татар и некоторых кавказских народов в 1943–1944 годах.
— В одних российских учебниках депортации называют преступлением, а в других придумывают им оправдание. Как можно оправдать такое наказание целого народа?
— Сказать, что там было много преступников.
— Именно. В ряде совсем новых учебников очень длинно говорится о том, как кавказцы, крымские татары ненавидели Советский Союз и помогали немецким войскам в борьбе с партизанами. И после этого в одной фразе пишут о депортациях. Таким образом, насильственное переселение целого народа за коллаборационизм отдельных его представителей может быть объяснено в учебнике как логичное решение проблемы в условиях войны. И оправдано авторами.
В чем-то схожая ситуация в Чехии. В 1938 году Германия оккупирует чехословацкие Судеты, где жили этнические немцы. А после войны начинается массовое насильственное выселение немцев из этих мест, область заселяют чехи. Считается, что домов лишились более 2 млн. человек, и происходило это с большой кровью. Как рассказать об этом процессе, чтобы не пришлось называть его преступлением? Для этого в учебниках переселение немцев из Судетской области описывают в рамках истории войны — как одно из прямых ее следствий. Хотя война к тому времени уже завершилась, наступило мирное время, законы снова начали действовать. Так что это тоже возможная стратегия — поставить преступное решение в такой контекст, который бы его оправдал.
«Коллективное осуждение прошлого»
Наверное, сама трудная задача — у авторов немецких учебников. «Мы видели, как общее прошлое формируется в учебниках на основе гордости за нацию или сплачивающей всех трагедии, — говорит Никита Ломакин. — Но как немецкие учебники должны рассказывать о нацистском прошлом? Ведь Германия была страной-агрессором, ответственной за войну». Удивительным образом, история может строиться не только на оправдании прошлого, но и на его коллективном осуждении».
Основная задача немецкой системы школьного образования — показать, что нацистский период в истории Германии был ошибкой, которая не должна повториться.
Причем в разделе про Вторую мировую войну они рассказывают не только про 1930–1940-е годы — там пишут и про современные события. «В Германии вплоть до 1990-х годов был распространен миф о якобы хорошем вермахте, который не участвовал в преступлениях, совершаемых СС, — рассказывает сотрудник „Мемориала“. — Считалось, что все зверства творили члены СС, а простых немецких ребят власть послала на фронт, где они воевали, как все солдаты».
Но в 1995 году в Гамбурге открылась выставка «Преступления вермахта», вызвавшая сенсационный отклик в немецком обществе». «Это было очень сильно, и может, даже жестоко. Представьте, вы приходите в музей и узнаете, что батальон, где воевал ваш дедушка, сжигал деревни где-то в России. Вы-то всегда думали, что только эсэсовцы такое творили — но нет, оказывается, и ваш любимый дедушка тоже, — говорит Никита Ломакин. — Это был шок для всего общества. И история об этой выставке была включена в раздел по истории Второй мировой, хотя она прогремела спустя 50 лет после окончания войны».
Немецкие учебники очень сильно отличаются от остальных и в подаче материала: в них практически нет авторского текста — вместо него множество исторических документов, с которыми школьники должны работать самостоятельно. Они должны уметь изучить исторический источник и составлять свое мнение о нем.
«Многие, как и вы, спрашивают, можно ли создать единый учебник истории для Европейского союза, — рассказывает Кристина Смолияниновайте. — Я думаю, что это невозможно — выставка показывает, что мы слишком по-разному воспринимаем многие важные события. Но, даже если мы не соглашаемся друг с другом, главное, чтобы мы знали о чужой точке зрения».
Дмитрий Черных, eukommersant
