"Мессинг вводил себя в транс: вдруг раз - и отключится, глаза стекленеют, и он уже где-то там, а с тобой как бы наполовину. Как-то раз в таком состоянии он посмотрел на меня и выдал очередной прогноз", - вспоминает доктор Александр Гольбин...
- Мессинга я видел в детстве среди гостей моего дедушки - ученого, - рассказывает доктор Александр Гольбин. - По вечерам в наш маленький домик в Алма-Ате часто приходили артисты, художники, научные работники. Наш город после войны превратился в культурный центр: со времен эвакуации там еще оставалось много творческой публики. И центром интеллектуальной жизни благодаря деду был наш дом.
Вот и Мессинг, когда бывал в Алма-Ате, всякий раз появлялся у нас на пороге. От бабушки я слышал, что дед с Мессингом знают друг друга еще с войны, но подробности их встречи пропустил мимо ушей: мне, ребенку, этот косматый человек в старом пальто был абсолютно неинтересен. Мало ли с кем и о чем дед там беседует в доме?
После смерти деда Вольф Григорьевич и вовсе перестал у нас бывать. Я только видел его афиши: Мессинг по-прежнему иногда давал концерты в Алма-Ате. Так было и в те дни, когда я в первый раз поступал в медицинский институт.
Мессинг предсказывает
- Я пребывал в эйфории, потому что все профильные предметы сдал на отлично и считал, что студенческий билет у меня уже в кармане. Последним экзаменом было сочинение. Накануне мама сказала мне: "Как напишешь, сразу приезжай в привокзальную гостиницу. Мне надо тебя кое с кем познакомить". Имени она почему-то не назвала, а я и не спросил.
И вот я в полной уверенности, что хорошо написал сочинение и получу за него очередную пятерку, помчался в гостиницу. Влетаю в номер, вижу - Мессинг (конечно, я сразу его узнал) пьет с моей мамой чай. Я был так возбужден, что даже забыл поздороваться и сразу выпалил: "Мама, сдал все на отлично, я - студент медицинского института!" Но Мессинг моментально сбил мою спесь. "Не ври, - рассердился он. - Никуда ты не поступил! Но ты поступишь - учи стихи!"
Мессинг мне и в детстве казался странным, а тут я и вовсе решил, что передо мной сумасшедший: "При чем тут какие-то дурацкие стихи? Я что, в литературный поступаю?!" Я ужасно разозлился и сказал что-то резкое. Вольф Григорьевич не проронил больше ни слова, а мама, извинившись, поскорее меня увела.
Дома мне от нее здорово влетело: "Как можно было так неприлично себя вести?" Я завелся: "Что это вообще за тип такой?" Мама напомнила: "Друг твоего деда еще с войны, и мой друг, кстати, тоже". Такой ответ меня не устроил: "Но при чем тут мое поступление? Зачем он говорит, что я не поступил?" Мама сказала: "Он, поверь мне, знает!"
А спустя две недели выяснилось, что за сочинение я получил тройку и баллов мне не хватило... Со своим горем я пришел к учительнице литературы. Она сказала: "Саша, твой русский, конечно, не самый богатый. Но дело не в этом, а просто у них на евреев "квота". Для таких, как ты, в институте всего пять мест - остальных они "заваливают", и сделать это проще всего на сочинении.
Русский язык очень коварный. Зато он все прощает в литературном произведении, особенно в стихах. Это как у Пушкина: "В одну телегу впрячь не можно коня и трепетную лань!" А попробуй в прозе скажи "не можно" - будет ошибка. В общем, надо написать сочинение в стихах. Так и внимание на себя обратишь. Ты стихи когда-нибудь сочинял? Нет? Тогда сделаем с тобой так: напишем заготовки на десять тем, только ты их должен выучить наизусть".
И тут я вспомнил странную фразу Мессинга про стихи и удивился такому совпадению. Мне действительно пришлось учить стихи. Зато на следующий год я, зарифмовав сочинение, получил за него пятерку и со второй попытки стал студентом медицинского института.
Так я изменил отношение к Мессингу. И когда Вольф Григорьевич в очередной раз приехал в Алма-Ату с концертами и пригласил нашу семью, я пошел знакомиться с ним заново...
Мессинг расстраивается
- Мне не раз доводилось наблюдать его на сцене: Мессинг носился туда-сюда, заметно нервничал, руки дрожали, голова тряслась, а по лицу катились капли пота. Как-то я спросил его: "Вольф Григорьевич, а почему вы дрожите и трясетесь?" Он ответил: "Я "слышу" и "вижу". Мне не нужно думать, мысли мне мешают, вот я и трясу головой, чтобы их прогнать. Я должен удержать видение. Это как сон - странная реальность... Я как бы выключаюсь и живу в двойном мире - здесь и там. Причем больше - там".
Больше всего в нем меня поражал вот этот переход из одного состояния в другое: только что передо мной сидел грустный одинокий старичок (ведь мне, пацану, он казался старичком), и вот, я даже не успевал заметить как, он уже преображался в "Мессинга-артист
Как-то раз в таком состоянии он посмотрел на меня и выдал: "Твоя мама просила меня присмотреть за тобой. Ты уедешь в Ленинград, но тебе придется прыгнуть с самолета. Главное - не бойся". Помню, я рассмеялся: "Ну, стихи ладно, я уже учил, но сигануть с самолета? Этого уж точно не может быть. Что я, самоубийца? И потом, я боюсь высоты".
Он рассердился: "Это тебе говорит Мессинг!" В момент раздражения он всегда называл себя в третьем лице. Сначала я думал, что это из-за недостаточного владения русским языком (у Мессинга был довольно заметный акцент). Но потом понял, что в этом был особый смысл. Мессинг в измененном состоянии, в котором он, собственно, и видел будущее, - это не совсем тот Вольф Григорьевич, с которым мы приятельствовали
Вольфа Григорьевича расстраивало, что его дар на концертах используется неправильно. Он говорил: "Люди удивительно примитивны в своих задачах: найти расческу, спрятанные часы, погладить кого-то в таком-то ряду. Для этого Мессинг не нужен! Мессинг может больше: он видит будущее!"
Мессинг снимает боль
- Второе его предсказание тоже довольно быстро сбылось... Мама захотела, чтобы я перевелся в медицинский институт в Ленинград, где я, кстати, родился. Просить за меня отправился мой питерский дядя, он заведовал кафедрой в Институте физической культуры имени Лесгафта. В итоге меня согласились взять с условием, чтобы я сдал экзамены за год вперед и прошел военную подготовку. Так я попал в воздушно-десантн
Потом я приставал к Вольфу Григорьевичу: "Откуда вы все знали, и про стихи, и про самолет?" А у него на такие вопросы всегда был один ответ: "Я увидел!"
После института я проходил врачебную практику в одной из периферийных больниц, стажировался в нескольких областных и районных центрах, и в каком городе оказался в тот раз - сейчас уже забыл. Но там мы случайно пересеклись с Мессингом: я увидел афиши его выступлений и отправился с ним повидаться.
Вольф Григорьевич пожаловался, что его поселили в жуткой гостинице с удобствами на улице. Конечно, я пригласил Вольфа Григорьевича переночевать к себе: "У меня есть комната при больнице, тепло, уютно, и кормят у нас в столовой обалденно!"
Помню, мне бросилось в глаза, что Мессинг одет совсем не по погоде: стояла поздняя осень, уже начались заморозки, а на нем было старенькое потрепанное пальтишко и легкие ботиночки. Внутри у меня что-то кольнуло. В ту пору Вольф Григорьевич кому-то, видимо, не угодил: в Москве ему не давали выступать, только в провинции, в основном по сельским клубам.
Помню, как Мессинг у меня в комнатке разулся и первым делом принялся растирать ступни, рассказывая, как вымотали его эти поездки, в них он застудил ноги и заработал артрит, который его и погубит (он действительно потом умер именно от осложнений артрита).
Мы не успели толком расположиться, как за мной прибежали из больницы: "Привезли повариху из детского дома, она опрокинула на себя кастрюлю с кипящим супом и обварилась. За хирургом уже послали, но он живет не близко, пока приедет - надо оказать женщине первую помощь и наложить повязки". Вольф Григорьевич тоже засобирался: "Саш, я с тобой".
Пострадавшая громко кричала от боли, дергалась от каждого прикосновения, когда я пытался дать ей обезболивающее и наложить новокаиновые повязки. И тут Мессинг положил несчастной поварихе руку на лоб. Она резко затихла, только слегка подрагивала. Мы с медсестрами быстро обработали ожоги, а потом перевезли ее в операционную, куда уже подоспели хирург с анестезиологом..
И в ту же ночь случилось еще одно происшествие. Мы с Мессингом наконец улеглись спать, а через час он меня разбудил - в страхе тряс меня за плечо с криком: "У меня глаз вытекает!" Я включил свет и увидел, что по щекам у него текут слезы вперемешку с потом. Оттянул ему веко и понял, в чем дело: ресница в глаз попала (а у Мессинга они были очень длинные). Мне понадобилась всего пара секунд, чтобы помочь ему: "Ну вот, зря вы так всполошились, ваш глаз на месте!"
Тут Вольф Григорьевич приосанился и говорит: "Теперь ты можешь всем рассказывать, что лечил самого Мессинга". Я развеселился: "Ага, полусонный врач-практикант блестяще провел операцию по извлечению соринки из глаза знаменитого гипнотизера и телепата! Кто услышит - засмеет! А вот скажите, Вольф Григорьевич, как же это так вышло? Каким-то волшебным образом вы избавили от боли повариху и тут же испугались реснички в собственном глазу... Что же вы себе помочь не можете?"
Он сник: "Понимаешь, для всех я Вольф Мессинг, который знает и видит все и вся, но на самом деле я Вуля, просто Вуля, усталый и одинокий человек".
Я много читал воспоминаний о Мессинге, из которых знаю, что супруга Аида Михайловна, например, называла его Вольфочкой, а такое странное имя - Вуля - ни в одних мемуарах не встречается. Но мне он сказал именно так: "Я Вуля".
А Мессинг тем временем уже снова принял позу артиста и назидательно произнес: "Вот и ты запомни, что только для самых близких ты Саша, но когда тебе самому тяжело или больно, повторяй: "Я - доктор!" - и все сложится как надо".
Сон у обоих пропал, и мы проговорили до утра. Легенд о Мессинге ходило много, о некоторых из них я его в тот раз и расспросил: "Вольф Григорьевич, а это правда, что кондуктор в Германии принял простую бумажку, которую вы ему дали, за железнодорожный билет? А Сталин вас лично к себе вызывал? А правда, что вы по его заданию сняли в сберкассе огромную сумму, протянув кассирше пустой листок? И охранникам Кремля сумели внушить, что перед ними Берия, а те вам отдали честь и побоялись спросить пропуск?"
Мессинг улыбался: "Про кондуктора правда, а в истории со Сталиным и Берией хочешь верь, хочешь нет, как тебе больше нравится".
Интересный у нас тогда получился разговор! И кончился он очередным предсказанием. Мессинг вдруг сказал: "А тебе придется жить далеко-далеко отсюда, ты уедешь в Америку". Я уже и не удивился...
Мессинг сердится
- Следующая наша встреча произошла в Ленинграде: я уже работал там, а Мессинг приехал на гастроли. И академик Васильев, специалист по физиологии, уговорил меня устроить им с коллегами встречу с Вольфом Григорьевичем. Дело в том, что Васильев опубликовал научную работу о телепатии, в которой доказывал, что это давно известный феномен "чтения" мышечных движений.
Мол, наловчиться в этом деле может каждый, было бы желание. Хотя академик и допускал, что люди со сверхспособностя
Вольф Григорьевич, который, как известно, всегда охотно шел на контакт с учеными и даже сам мечтал, чтобы его изучали, на этот раз отказался категорически. Я стал его уговаривать: "Ну пожалуйста, вы всем докажете... Вольф Григорьевич, я шефу своему обещал, что приведу вас". И тогда он сдался: "Ладно, пойдем, но только для того, чтобы ты убедился: это глупая затея".
Мы приехали в университет, нас встретил лаборант и повел за собой по извилистым коридорам. Мы долго петляли по этажам и лестницам, пока не добрались до лаборатории Васильева. В ожидании академика лаборант прикрепил к буйным волосам Мессинга электроды, которых было так много, что они в итоге образовали на его голове нечто вроде шлема от скафандра.
Все это время Мессинг угрюмо молчал, а лаборант, завершив свою работу, видимо, шуткой решил разрядить обстановку: "Ну вот, теперь телепайтесь!" Но для Мессинга, который терпеливо все сносил, это стало последней каплей. Он в ярости сорвал с себя всю аппаратуру и решительно зашагал прочь.
Я бросился его догонять, по пути мы встретили академика, но Вольф Григорьевич, не ответив на его приветствие, прошел мимо и без провожатых нашел выход из лабиринта коридоров. Мы добрели до остановки, моросил дождь, Мессинг хмурился, а я виновато молчал. Показался наш троллейбус, я двинулся к проезжей части, но Вольф Григорьевич бросил одно слово: "Сломан". И точно, троллейбус прошел мимо.
Наконец Мессинг заговорил: "Не там ищут, не в голове надо искать, а здесь, - и он дотронулся ладонью до солнечного сплетения. - Ты читал "Братья Лаутензак" Фейхтвангера? Жалко, но ты обязательно прочти. У меня, как и у героя этого романа, когда я "вижу" и "слышу", как будто холод проходит в солнечное сплетение. Академику скажи, чтобы лаборанта не ругал, мальчишка не виноват, просто не пришло время изучать мои способности. А может, лучше этого никому и не знать".
Это была наша последняя встреча. Вскоре Мессинга не стало.
А я спустя годы действительно эмигрировал в Америку. Не собирался, так получилось спонтанно, но это уже другая история. Там наш диплом врачам нужно подтверждать, и когда я, готовясь к экзаменам, мыл палаты и убирал за больными, все повторял про себя, как учил меня Мессинг: "Я - доктор! Я - доктор!"
Теперь у меня три специальности: детский и взрослый психиатр, невропатолог, и еще я директор Института сна и поведения в Чикаго. Так что и третье предсказание Мессинга тоже сбылось. Он все правильно про меня "увидел"...
Записала Елена КОСТИНА.