Видео
В мире
Так до наших широт, наконец, добралась скандальная тема “частной дискриминации”, которая регулярно обсуждается в США. Когда-то раз христианская супружеская пара из Орегона отказалась печь торт для однополой свадьбы — в итоге их обязали выплатить 135 тысяч долларов за “моральный ущерб” (по утверждению пострадавшей стороны, они испытали большие эмоциональные страдания, которые привели к набору веса). Житель Луизианы попросил Wal Mart испечь ему торт с боевым флагом Конфедерации и надписью Heritage not hate (главный девиз любителей конфедератского косплея) ему отказали, зато исполнили заказ на торт с флагом Исламского государства.
Кому нужна дискриминация
Сторонники частной дискриминации упирают на свободу слова и свободу совести. Однако даже в тех странах, где свобода слова практически неограничена — частная дискриминация так или иначе находится под запретом. Свобода слова в США находится под защитой Первой поправки к Конституции. Тем не менее Билль о гражданских правах делает любую дискриминацию незаконной. Почему так?
Очевидно, что раз люди имеют право на любые взгляды, следовательно они также вправе распоряжаться собственностью сообразно этим взглядам, любым способом не представляющим опасности для окружающих. Однако речь здесь идет не о праве вешать табличку “с неграми и собаками вход запрещен” на двери жилого дома. Речь о предприятии, которое предоставляет услуги, а это подразумевает наличие договора. Если бы мы каждый раз подписывали контракт обедая в ресторане — это было бы слишком утомительно. Поэтому такие заведения работают по принципу “публичной оферты”. Это предполагает, что, открывая двери, заведение обязуется соблюдать некие общие контрактные обязательства по отношению ко всем пришедшим.
Как правило в обществах есть распространенные формы контрактов, а есть такие, которые заключать в принципе нельзя (например, продать себя в рабство). Это понятно: гораздо удобнее пользоваться унифицированной системой контрактов, чем всякий раз изобретать велосипед. Отсюда возникает закономерная идея: почему бы нам для удобства не унифицировать публичную оферту? Например, указав, что владелец заведения, раз уж он его открыл, обязан обслуживать всех желающих. И это действительно удобно: вы можете быть уверены в том, что куда бы вы ни пошли — всюду условия публичной оферты будут одинаковы, вас обслужат и вам не придется искать другое место. В Гражданском кодексе РФ указано, что публичная оферта означает готовность заключить договор с любым, кто отзовется (ст. 426 и 437).
Таким образом, табличка “пидарасам вход запрещен” нарушает закон. Однако есть проблема. Универсальная публичная оферта может красиво выглядеть в теории, но плохо работает на практике. Если мы задумаемся, кто же еще, помимо Стерлигова, занимается дискриминацией — получим длинный список. Ночные клубы с фейсконтролем, женские салоны, мужские барбершопы и т.д. Все это такая же дискриминация, как и табличка Стерлигова (другое дело, что не носит такой оскорбительной формы). Поэтому, если уж мы выступаем за универсальные правила для всех, то помимо магазина “Хлеб и соль” придется закрыть еще множество заведений, к которым мы привыкли. Ведь если они не смогут отсекать часть клиентуры, то пропадет сам смысл их существования.
Но самое интересное, что если геи желают принудить Стерлигова пускать их в свой магазин — они должны быть готовы пускать самого Стерлигова туда, где они не захотят его видеть. Проще говоря, они должны быть готовы отказаться от такого явления как гей-клубы. Ведь клубы преимущественно для геев — тоже дискриминация и нарушение условий оферты.
Последний пример также хорошо показывает кому же действительно выгодно существование “частной дискриминации”. И выгодно не эфемерному “большинству”, а как раз меньшинствам. Оно применимо ко множеству заведений — в диапазоне от гей-клубов до этнических культурных центров. И если всерьез начать бороться с дискриминацией, то неизбежно возникнут вопросы. Почему в гей-клуб пропускают по большей части геев? Почему в еврейском культурном центре и грузинском ресторане работают чаще работают евреи и грузины, хотя это самым явным образом противоречит законодательству? Право на ограничение пространства требуется именно меньшинствам — только так они и могут поддерживать идентичность. Тогда как именно под флагом “борьбы с дискриминацией” любое меньшинство можно размыть до полного растворения в безликой массе, лишив тем самым уникальности.
Рынок и мораль
Неправильно думать, будто в случае “борьбы с дискриминацией” ограничению подвергаются лишь права самих владельцев заведений. А как же право выбора тех, кто приходит в эти заведения и оставляет там свои деньги? В том случае, если Стерлигов или другой предприниматель повесит на фасаде табличку, запрещающую вход тем или иным категориям людей, вы можете эту табличку увидеть и решить, что не желаете отдавать свои деньги носителям таких взглядов. Но что происходит тогда, когда владельцев принудили снять табличку? Они продолжают работать, остаются при своих взглядах. Но теперь уже вы не можете узнать об этих взглядах и выразить свое отношение. Именно вас лишили информации, права выбора.
Зачастую принято думать, будто бы экономические отношения сводятся к товарно-денежному обмену, а “человек экономический” выбирает на рынке товар, обладающий наиболее привлекательной ценой. В действительности это не так. Экономика не сводится к прибылям и издержкам, она неотделима ото всех остальных сфер жизни. В реальности люди платят за товары и услуги не только исходя из соотношения цены и качества. Любой маркетолог может поведать, что бренд — это также и ценности, которые тот олицетворяет. Выбирая конкретный бренд покупатель “голосует” деньгами за эти ценности. Именно поэтому компании заботятся о репутации, занимаются благотворительностью и трубят об этом на весь мир: “покупая наши товары — вы способствуете хорошим делам”. Именно поэтому Benetton знаменита “антирасистской рекламой”, а Always и Nike включились в борьбу с “гендерными стереотипами”. Все они не просто продают товары, но транслируют послание. А покупатель принимает не только экономическое, но и этическое решение.
Следовательно, деньги оказываются не только средством обмена, а также средством выражения своего мнения, передачи моральных сигналов. Когда компания Nike начинает продвигать феминизм — для одних это будет поводом поддержать компанию деньгами, для других — наоборот. Аналогичным образом обстоит ситуация со Стерлиговым — кто-то выразит ему одобрение, а кто-то наоборот.
Но когда табличку просто запретят — это будет означать, что сторонняя инстанция (государство) присвоит право индивида решать, что такое “хорошо” и что такое “плохо”, а также лишит его и самой необходимости совершать нравственный выбор в данной ситуации.
Более того, отсутствие злодеев ведет и к отсутствию героев — если в публичном поле не будет гомофобов или сексистов, не будет надобности и в том, чтобы проводить гей-френдли политику или же снимать ролики направленные против гендерных стереотипов.
Отдавать индивидуальные этические решения на аутсорсинг государству — плохая идея. Известные аргументы Джона Ст. Милля в пользу свободы слова можно свести к тому, что даже правильная точка зрения, будучи избавлена от критики и альтернатив, превращается в пустую догму, а истина должна постоянно утверждать себя в споре. Эти аргументы ныне кажутся очевидными — по крайней мере, многим очевидна польза дискуссии в политической, общественной или научной жизни. Поэтому столь удивительно, что ту же логику не желают приложить и к рынку — сфере, где люди ежедневно принимают множество нравственных решений, обеспечивая их не просто словом или декларацией, а деньгами — частичкой своего времени и труда.
Михаил Пожарский, Medium.
