Видео
В мире
Вокруг кладбища села Озёрное (Саратовская область) — забор из полинялого серого штакетника. Дорожка расчищена от мокрого снега. В дальнем конце под березой — свежая могильная яма. Над ямой натянут полиэтилен, чтобы земля не раскисла от весенних дождей. Могила приготовлена для уроженца Озёрного Максима Ханыгина. Он погиб 24 февраля, не дожив сутки до своего 22-го дня рождения. Похоронка в Озёрное пришла на следующий день после трагедии. Матери пока не отдают тело сына.
От дома Ханыгиных отъезжает джип районного военкомата. Мать Максима Людмила в черной косынке сидит на табуретке, опершись о кухонный стол. Говорит, не поднимая глаз на входящих: «Сказали, что тело не выдадут, пока все не закончится, чтобы не поднимать панику.
Говорят: думаете, один ваш там? А где «там», военкомат сам не знает, даже прокуратура не может найти концов. Непробиваемая стена.
И никаких сведений, где именно, при каких обстоятельствах погиб».
«Военкомат говорит, что впопыхах нам скинули похоронку. Теперь начальство их за это громит. Это нам повезло, хотя какое уж тут везение, что все произошло в первые сутки, они не опомнились и отправили нам бумажку», — добавляет бабушка Максима Наталья.
«Конца-края нет, ни попрощаться не можем, ни похоронить, ни на могиле поплакать!» — кричит мать.
«Спасибо, что вырастили сына»
Синюю крышу дома Ханыгиных видно с противоположного конца деревни. Большая семья начала строиться в 2014 году. Максиму, старшему из трех сыновей, тогда было четырнадцать. «Всё делали сами: месили цемент, блоки таскали, обои клеили», — тихонько раскачиваясь, вспоминает Людмила. Она заведует молочной фермой. Муж Людмилы летом тоже работает на местном сельхозпредприятии, зимой ездит на заработки на Север.
Стройматериалы покупали постепенно, только металл для крыши брали в кредит. В 2019 году отметили новоселье.
Мать и бабушка перебирают фотографии, какие есть почти в каждой семье. Маленький Максим, положив руки на колени, важно сидит на стульчике в детском саду. Он же, несколькими годами старше, наряженный в синий спортивный костюм, улыбается шире всех в классе.
«Знаете, как различить моих внуков? Тот, который самый длинный, — это младшенький, Федя. Тот, у которого глаза, как у хаски, — это средний, Стасик. А тот, кто всем улыбается, — Максим», — смеется бабушка, забывшись на минуту. О внуке она говорит в настоящем времени. «Я прошла огонь и воду. Плакать давно разучилась. Теперь у меня вот тут все окаменело!» — Наталья бьет себя по груди.
После школы Максим учился в техникуме в соседнем Татищевском районе. Каждые выходные приезжал домой. Иногда пешком шел 36 километров от трассы до Озёрного. Общественного транспорта здесь нет, да и асфальт в таком состоянии, что быстрее 25 километров в час не поедешь.
Максим получил специальность механика. После техникума поступил в Саратовский аграрный университет, но учебу не закончил. Ездил на заработки в Москву и Саратов. «И в селе находил способы заработать. Крышу перекроет, яму выкопает, завалинку зальет, бурьян выкосит. Машины, мотоциклы волокли к нему на ремонт со всей деревни. Я ругалась: что за караван-сарай во дворе устроил!» — вспоминает Наталья.
Первым в армию ушел средний брат, Станислав. 18-летнего новобранца отправили на Дальний Восток. «Ехали 11 дней. Мы переживали: забрали ребенка на край света. Наша школа обычно собирает посылки для призывников из села, но туда даже отправлять не стали — слишком далеко. Сначала определили в Хабаровск. Вдруг прилетел командир с Сахалина, сказал: «Вы тут на материке себе еще наберете, а я специально самолет пригнал», — и забрал четырех пацанов, в том числе и Стаса, на остров. Он каждый день звонил, говорил, что с ними нянчатся, чуть только нос не подтирают и шарфик не повязывают», — рассказывает бабушка.
«Потом благодарственное письмо прислали: спасибо, что вырастили сына», — добавляет Людмила.
«Радовалась: стану молодой прабабушкой!»
Максим ушел в армию 22 октября 2021 года. «Никто беды не чуял. Максим беспокоился только, как бы Стасик не взял его биту и телефон, которые он с заработков купил. Я говорю: давай ко мне свои сокровища, через год заберешь в целости. Просил, чтобы фотки его щенка присылала. Хотел видеть, как Волчок растет», — говорит Наталья.
На проводах призывника с гагаринской улыбкой сфотографировали для районной газеты.
Ханыгин служил в Белгородской области (номер части имеется в редакции). На форумах солдатских матерей родители жалуются на отсутствие воды и отопления, дедовщину и воровство. В 2018 году 36-летний контрактник части Алексей Золотарев обратился к президенту Владимиру Путину с жалобой на коррупционные схемы, якобы придуманные командирами.
В феврале 2020-го в лесу рядом с частью было обнаружено тело 19-летнего контрактника Максима Щербака. Как писали СМИ, солдат покончил с собой.
В июне 2021-го во время стрельб на полигоне погиб 23-летний контрактник части. По официальной версии, причиной смерти стало неосторожное обращение с оружием.
Максим говорил маме, что служит спокойно. «На КамАЗ посадили, хотя у него не было прав», — Людмила рассматривает фотографию сына в камуфляжной форме в кабине грузовика.
В следующем году семья готовилась играть свадьбу. «Думали: Максим из армии вернется, Даша окончит экономический институт. Это его девушка, они семь лет встречались. Ее родители нас уже звали сватьями». Наталья показывает самую просторную комнату в доме: «Здесь они собирались жить. Места много, и детеныш бы поместился! Я радовалась: буду молодой прабабушкой!»
«Похоронку прислали по ватсапу»
Последний раз Людмила говорила с сыном вечером 23 февраля. Максим рассказал по телефону, что его часть привезли на учения в двух километрах от украинской границы, спать приходится в машинах. «Он сказал: у нас отбирают телефоны, когда смогу, наберу, — вспоминает мать. — Я думала, что он позвонит в свой день рождения, 25 февраля. Около 14:00 позвонил военком. Сказал: ваш сын погиб при боевых действиях 24-го числа. Похоронку прислал по ватсапу. Больше никто ничего не объясняет».
Ханыгины позвонили в белгородскую часть. «Мне ответили: у нас такой информации нет. Командира к телефону не зовут. Трубку берет дежурный по штабу. Посоветовал нам обращаться в ФСБ», — рассказывает Людмила.
«До последнего держат оборону», — говорит бабушка.
Родственники обратились в Комитет солдатских матерей, в прокуратуры Саратова и Белгорода. Нигде никакой информации получить не удалось.
«Мы даже не могли предположить, что туда пошлют срочника. Он автомат два раза держал — когда фотографировался! Кому нужна эта (…) ?! [Людмила говорит о том, что российские власти велят называть спецоперацией. — Н. А.] За что он погиб?!» — кричит мать, закрывая лицо.
«Конашенков (официальный представитель Минобороны. — Н. А.) говорит, что в боевых действиях участвуют только офицеры и контрактники. Как же мой внук туда попал?» — бабушка Наталья смотрит новости целыми днями и в одинаковых выражениях костерит и российского главнокомандующего, и «бендеровцев».
«Если придется, я до ООН дойду, не помру, пока не узнаю, какой дурак его туда послал! — грозит женщина. — Боюсь, если вы о нас напишете, закроют вашу газету. Одна наша знакомая написала в «Одноклассниках», что Максима убили на (…) [во время спецоперации. — Н. А.], ее предупредили, что она ответит за вранье, и заблокировали».
К Ханыгиным приехал директор сельхозкооператива, в котором Людмила работает много лет. Дал денег, отвез родственников на кладбище, чтобы выбрать место для могилы, в ритуальную контору за крестом и венками. «Я их в гараже шабалами закидала. Люда как увидит, кричит», — вполголоса рассказывает бабушка, выйдя с кухни.
«В «Ритуале» спрашивают: «К какому числу копать могилу, когда похороны?» Я говорю сотруднице: «Сами не знаем, у нас мальчика на Донбассе убило». Тут она уже без вопросов все оформила. Пироги заказываем, в пекарне спрашивают: на какое число? Батюшку приглашаем, в церкви опять: в какой день отпевание? Соседи приходят с тем же вопросом: когда, когда? — говорит Наталья. — Понимаете, если бы мы попрощались с ним как положено, легче бы стало. А так мы не живем».
В Озёрном около полутора тысяч жителей. О похоронке знают все. «В магазинах спрашивают: помощь нужна? Люди на карту скидывают, кто сколько может. Сейчас в армии еще трое мальчишек из Озёрного. Всего из Аткарского района осенью забрали 19 человек, большинство — в Воронеж и Белгород. В селе в ужасе все, в шоке!» — говорит Людмила.
Из Афганистана и Чечни все сельские призывники вернулись живыми, были только раненые. Последние похоронки приходили в село в Великую Отечественную. «Мой папка воевал, кстати, в тех же местах, под Белгородом, был артиллеристом. Дошел до Венгрии. Там ему оторвало осколком руку, и его комиссовали», — рассказывает Наталья.
В апреле в армию предстоит пойти младшему из братьев Ханыгиных — Федору. Молодой человек крутит в пальцах телефон, низко опустив голову. На вопросы о Максиме отвечает односложно. Почти не видно, что он плачет. Чуть слышно говорит, что не боится и служить пойдет. «Не пущу!» — вскидывается мать. И грозит, грозит кулаком куда-то.
P.S.
Как сообщил пресс-секретарь президента Дмитрий Песков, Владимир Путин как Главнокомандующий получает постоянную информацию о потерях в ходе специальной операции по демилитаризации Украины, однако их количество могут комментировать только в Министерстве обороны.
Саратовские чиновники в соцсетях и пресс-релизах выражают бурную поддержку «спецоперации». Логично было бы предположить, что они на руках понесут в последний путь гроб с телом павшего. Но никто из местного начальства официально не признал гибель солдата из Озёрного и не выразил соболезнований семье до тех пор, пока о Максиме Ханыгине не написало саратовское ИА «Свободные новости». Через час после публикации губернатор Валерий Радаев заявил в правительственном телеграм-канале, что «саратовцы скорбят, наши сердца полны боли и благодарности».
Судя по всему, указание скорбеть не быстро распространяется по вертикали. Как рассказали ИА «Взгляд-инфо» в администрации Озёрного, о гибели земляка им пока неизвестно, «он вроде бы числился пропавшим без вести».
