Олег Гарбаренко. Легенда, миф или реальность?

Режиссер и саксофонист Александр Аксенов памяти Олега Горбаренко – незаурядного пианиста и фантазёра, создателя легендарной рижской группы «Атональный синдром».


Олег Гарбаренко

Видимо судьбой нам было предначертано встретиться в далёком 1972 году. И не где-нибудь, а в пятом отделении «Жёлтого дома». Там обитали шизики вперемежку с наркоманами и алкашами, и даже с нормальными людьми, но имеющими чуждые и опасные мнения о государственном устройстве того времени.

«Красный уголок» служил отдушиной для всех обитателей отделения. Там можно было спокойно посидеть и поразмышлять о превратностях судьбы злодейки. Но в тот день спокойствия явно не ожидалось. Какой-то очкарик – длинный, худой как жердь молодой человек – по-деловому настраивал старое казённое пианино. Со стороны было видно, что над инструментом колдует мастер. Магия движений рук, вооружённых антикварным ключом, завораживала присутствующих. Даже гитарист, мурлыкающий что-то себе под нос, отошёл на второй план.

Работа, выполняемая кем-то с увлечением и азартом, всегда притягивает. Даже если этот «кто-то» просто роет яму, обязательно найдётся кучка наблюдателей за столь значимым процессом. А здесь такое творится! Раздолбанное пианино в момент стало голым, но звуки при этом издавало очень даже пристойные. Спектакль! МХАТ отдыхает! А «жердь» без единого слова держит внимание публики минут сорок и, сделав своё дело, облачает «раздолбая» в «одежду»… (конец первого акта!)

Потом настройщик садится и проносится длинными пальцами по всем клавишам. Среди психов прокатывается волна одобрения, звуковая россыпь их взбудоражила. Но следующее действо заставило всех замолчать. Из-под рук пианиста вырвалась совершенно непонятная музыка, но зато как интересно было смотреть на пальцы и необычную мимику на лице исполнителя! Казалось, что всё его тело подчинено звучанию и ритму рождающейся прямо на глазах мелодии. Ещё двадцать минут пролетели как одна… (конец второго акта)

Овации «зала» растворились в последнем аккорде. Психи ликовали. Праздник взорвал их души. К пианисту подскочил изящный молодой человек с гитарой наперевес:

- Позвольте’с  представиться: старейший род графа Устинова являет собой ваш покорный слуга, потомок в четвёртом поколении – Михаил Устинов. Премного вам благодарен, господа, что вы соизволили меня выслушать. Мой скромный вклад в процветание Российского отечества!

Удар по струнам определил тональность грядущего шедевра. Пианист включился в игру. «Потомок» запел страдальческим тенором, закатывая глаза в потолок, – видимо подчёркивая всю боль души родственников об утрате былой отечественной славы:

- Я болею, я болею берёзовой синью,
  Я болею тобою, былая Россия,
  Угаснувшим звоном твоих колоколен,
  И песней забытой ямщицкою болен,
  И сказкой далёкой,
                             рассказанной в детстве,
                                                                 болею, болею!
  Стучит моё сердце храпеньем коней,
                                                         уносящихся к яру.
  И горечь свечей, приникнув к гитаре, закатом жжёт звёзды…
  Невозвратным обманом,
  И белых ночей Петербуржских туманов,
  И удалью русской Полтавской степи –
  Я болен тобою, былая Россия,
  Я болен тобою, былая Россия…

Последний всхлип «…былая Россия…» завис в воздухе на лёгкой россыпи нот очкарика. Исполнитель романса опустил голову в картинном графском поклоне, но не тут-то было! Пианист, сломав ритм, поскакал галопом по бело-чёрному полю клавиш. Гитарист очнулся и бросился его догонять. Зал стал наполняться каскадом полифонических секвенций и хроматическим поносом. Оформив катящийся ком звуков в синкопированную ритмику, настройщик завыл утробным голосом:

- Дыня! Вымя!
  Семя! Племя!
  Фас! Анфас!
  Огурец и рюмка!
  Контрабас!
  Мысли – мюсли – джаз – Парнас!
  Ёлы-палы – каланча!
  Трали-вали – ча-ча-ча!
  Авангард есть леденец!
  Сунул в рот – соси, малец!

Вдруг из диссонирующего аккорда вырвалась струйка мелодического минора, и замогильный глас превратился в бархатный баритон, вышедший на рандеву с романсом:

- Растить в душе побег унынья – преступленье,
  Пока не прочтена вся книга наслажденья!
  Лови же радости и жизни пей вино –
  Жизнь коротка, увы, летят её мгновенья…

(Конец третьего акта)


Зал притих под натиском мощной энергетики музыканта. Отпрыск графа осторожно спросил у коллеги:

- Позвольте поинтересоваться: а что это было?..

Тот с улыбкой ответил:

- Ваше сиятельство, это была спонтанная встреча графа Шнитке с выдающимся учёным, философом и врачом Омаром Хайямом…

И тут мастер-класс из жизни замечательных людей был прерван заключительным аккордом ворвавшейся дежурной медсестры пятого отделения:

- Это что за бедлам?! Все по своим палатам! Чтоб через десять секунд духу вашего тут не было! Время пошло!..

(Занавес)



Вот так мы и познакомились в рижском учреждении закрытого типа, на улице Твайка, в простонародье именуемом «Жёлтым домом»…



*



На какой-то отрезок времени «очкарик» исчез из моей жизни.

Вынужденную «жёлтую» паузу я навёрстывал учёбой в Питерском ЛГИКе и созданием театра-студии современной фантастики на базе ДК «Илга» между сессиями.

Идея родилась за чаепитием на квартире-студии уже известного в узких кругах художника-фантаста Николая Уварова. Он был фаном «Клуба Фантастики» и руководил его художественным отделом. Ребята там были молодые, амбициозные, с далеко идущими планами. Некоторые из них станут впоследствии известными журналистами, писателями, художниками…

Глотнув горячего чаю и закусив ломтём чёрного хлеба, густо намазанным «мужским вареньем» собственного приготовления (в народе называемым попросту аджикой), мастер изрёк:

- Знаешь, Санёк, чего нам не хватает?

Выпучив глаза и хватая ртом воздух после проглоченного угощения я жалобно всхлипнул:

- Чего?.. Неужели водки?.. А-а-а-а-а… это перебор!!!

Внутри бушевал пожар. Не выдержав, я бросился на кухню к спасительному крану с холодной водой. Коля тенью следовал за мной.

- Ну, как «варенье»? Скажи, шедевр? – с лёгкой ехидцей поинтересовался хозяин. – Я им всегда дорогих гостей угощаю. Этот рецепт мне от бабушки достался. Так сказать, семейный раритет со знаком качества. Специально для мужчин, чтобы сила была!.. Так вот, продолжим тему: в клубе у нас всё есть, кроме театра. А нам надо по всем направлениям показать, что «Клуб Фантастики» – это реально действующий организм. Ты режиссёр, тебе и карты в руки. Действуй! Если что, будем помогать. Главное, собрать группу единомышленников. Ну что, поработаем вместе? Может ещё чайку с вареньем?

- Нет-нет, спасибо, Коля. Будем работать. Идея классная, надо её выносить, обмозговать…

- Только не тяни кота за хвост. На неделе к тебе подтянутся молодые ребята… хиппари, правда, но толковые. Приглядись, а вдруг это то, что надо.

- Договорились: посмотрю и начну студийные занятия.

- Вот и ладненько. Самое главное чуть не забыл: перечитай Брэдбери. Мне кажется, из него можно что-то отобрать для инсценировки. Сильно закручено, ох сильно!

- Замётано. Он у меня дома есть, сегодня же и перечитаю…


*


Группа ребят с горящими глазами и длинными волосами стала регулярно появляться в ДК «Илга», вызывая в душе директора сего культурного заведения Ирины Григорьевны Тимохиной смятение, настороженность и массу вопросов одновременно.

- Александр Иванович, а что это за люди? Что они у нас делают? И почему так поздно?

- Ирина Григорьевна, это наши студийцы. Я с ними занимаюсь. А приходят так поздно из-за занятости помещений. Думаю, что в скором будущем будем и в ночь выходить. Сцена же у нас постоянно допоздна забита.

- Саша, но они же хиппи! Я подозреваю, что питьё не единственный их недостаток. Да и волосы – смотреть неприятно. Молодые люди, а патлы, что метла на улице, скомканные, грязные – противно до тошноты. Вы поговорите с ними – может их чаще мыть надо?

Как мог, успокоил директора и заверил, что со стороны студийцев никаких пакостей не будет. Только работа…

- И потом, как очаг культуры, мы обязаны работать со всеми слоями населения и воспитывать их в духе коммунистической морали, дабы перелицевать их неправильно сориентированное сознание. Питьё и наркота удел молодёжи загнивающего капитализма, а наши юноши и девушки протестуют против войны во Вьетнаме!

Последний аргумент оказался очень убедительным, и директор, скрепя сердце, дала добро на рождение Театра-студии Современной Фантастики. Лёд тронулся…

Набралось человек пятнадцать-двадцать, готовых самозабвенно постигать азы актёрского мастерства. Со временем выделились лидеры:
А. Тихомиров, В. Клементьев, Л. Жукова, А. Завидов, А. Вилцан, А. Высоцкая.

Поскольку много времени приходилось уделять пластике движения, то незаменимым  человеком стал наш музыкальный оператор Альфред Круминь – внук известного красного латышского стрелка, когда-то охранявшего драгоценную жизнь вождя пролетариата. С виду это было невинное существо в круглых, как у Джона Леннона, очках с затемнёнными стёклами, и с длинными, до задницы, патлами, которые собирались в хвост под резинку, дабы не травмировать начальство. На репетициях он позволял себе расслабиться и распустить свой «павлиний хвост», трансформируясь в полноценного хиппаря под соответственно сокращённым именем «Фредди».  Революционный дед и подумать не мог, что его потомок внесёт значительную лепту в создание группы «Атональный Синдром»…

Но это будет потом, а в тот период Фред активно контачил со своим соседом Мишей Никитиным, обладателем несметных сокровищ – виниловыми дисками групп, которые станут для многих эталоном совершенства и мастерства, и той путеводной звездой, что даст возможность проявиться начинающим музыкантам.

В дачный период Мишина квартира превращалась то в студию, то в концертный зал попеременно. Собирались музыканты и друзья, много общались и концертировали до одури. Нежат Аблемитов (скрипка) и Сергей Сёмин (гитара) под влиянием «Мастера и Маргариты» колдовали над своим будущим проектом «Воланд». Олег впитывал лучшее для себя из рок-оперы абсурда и ужаса «Escalator Over the Hill» Карлы Блей, балдел от рок-авангард-бэнда «Henry Cow», который у Никитина, благодаря его переписке с руководителем бэнда, крутым ударником Крисом Катлером, был в полном комплекте. Возможно, многое из услышанного и легло в основу «Синдрома». Хотелось бунта, протеста, яркости, разлива необузданной энергии и спонтанности.

На очередную репетицию Фредди привёл человека:

- Сан-Ван, это то, что надо для студии. Если делать живую музыку, Олег незаменим. Знакомьтесь: это руководитель студии Александр…

Увидев мои вытаращенные глаза, Олег усмехнулся:

- Фредди, не тарахти! Мы уже давно знакомы. Ну что за деревня эта Рига! Плюнешь – и в знакомого попадёшь. Ну, Саня, вводи в курс дела…


*


Энергия, которой обладал Олег, подкупала и вызывала удивление. Ведь этот молодой ещё парень был инвалидом второй группы, попавшим благодаря непрофессиональной диагностике в зависимость от психотропных препаратов. Рецепты с красной полосой позволяли ему свободно отовариваться в любой аптеке – бесплатно или со скидкой. Но чтобы притушить боль Олегу приходилось увеличивать дозу, и таблетки заканчивались через две недели. Все родные тут же ставились на уши для достижения единственной цели: любыми средствами добыть злосчастные препараты, чтобы дотянуть до выписки очередного рецепта. Это была постоянная головная боль мамы – Людмилы Николаевны, сестры Наташи, молодой жены Таси и всех друзей семьи. Ситуация удручающе действовала на психику и самого больного, и всех его родственников. До жути было жалко Олега и всех, живущих с ним под одной крышей. Но стоило появиться долгожданному лекарству – и всё преображалось: Олег парил в эйфории счастья и любимого дела, а родные радовались наступившей паузе. Лишь мама вздыхала и жаловалась, что у неё уже не осталось сил на борьбу с такой жизнью.

Я подключил своих друзей из Норильска, Унты, Диксона, Питера. Периодически стали приходить посылки с нужными лекарствами. Хоть какое-то облегчение…

Середина семидесятых, пожалуй, была самой плодотворной для Олега. Он много работал над вокалом со своей женой, что в итоге привело Тасю к профессиональной деятельности как в РЭКО, так и в Юрмальском Концертном Бюро под патронажем Алексеева. Олег шутливо прикололся с названием своего бэнда, играющего тогда в Юрмале – в ресторане «Йома» и в баре «Юрмала» при гостинице:

- Чувачки, а как вам такое название: соул-бэнд «Закат солнца вручную»? Естественно, под руководством вашего покорного слуги. А что? По-моему очень даже клёво. И стилистику нашу определяет, и даёт понять, что никакой попсы не будет.

«Чувачков» было немного: Олег, Тася и Гена Плащенков (гитара, скрипка, электронные барабаны). Вся программа сначала тщательно записывалась руководителем на «фанеру» (рояль, бас, саксофон и др.), а потом сверху работали вживую: Олег – синтезатор и вокал, плюс вокал от Таси, плюс гитара от Плащенкова. Позднее в группу органично вольётся Серёжа Сушко (ударные), а ещё через сезон Миша Никитин на бас-гитаре заменит  Гену, с которым у Олега прервётся духовная связь. Скорей всего, это была банальная обида больного человека на человека здорового, который не желает понимать всей глубины проблемы заболевания.

Иногда ему хотелось похулиганить:

- Сань, вечером подскочи с саксом в «Йому», хочу встряхнуть толпу жующих.

Приезжаю. Тася зажигает, публика в восторге. Олег магическим жестом даёт отмазку на коду и с ухмылкой во всё лицо объявляет:

- Уважаемые гости и отдыхающие города Юрмала, наш бэнд «Закат солнца вручную» даёт вам уникальную возможность переваривания пищи под непотребную музыку гнилого Запада. С радостью оповещаю вас: пробил нетанцевальный час! Никто не танцует. Разрешается чавкать, стучать вилками, кашлять, издавать прочие непристойные звуки и ржать до колик в животе. Приятного вам времяпровождения!

Администрация ресторана и публика прощали подобные шалости, ибо многим завсегдатаям был по душе такой релакс, да и выручка от этого хулиганства не страдала. Даже наоборот – увеличивалась…


*


Прошерстив Брэдбери, я выбрал пару рассказов из «Марсианских хроник» и сделал по ним сценарий. В результате появился материал под кодовым названием «В серебристой лунной мгле». Студийцы отнеслись к нему с пониманием и активно включились в работу. Хотя группа и была разношёрстной (студенты из универа, физкультурного института, и просто тунеядцы-хиппари), но их объединял общий стержень фэнтэзи и конкретная дата постановки. Коля Уваров сделал эскизы декораций. В помощи пластического решения приняли участие студийцы театра пантомимы Виктора Бусыгина. Музыку стали рожать с Олегом. Форма будущего спектакля вынуждала искать нетрадиционные, нестандартные ходы, которые могли бы усилить психологическое давление на зрителя. Хотя в тот момент мы меньше всего думали о конечном результате, ибо ловили кайф от самого процесса и были счастливы. Аппаратура «TESLA» позволяла нам экспериментировать со звуком. Оператор Фредди стал полноценным музыкантом и с ювелирной точностью выводил наши поиски в нужное русло. Отдельные фрагменты он синхронно записывал на бобину, что позволило нам использовать болванки под живое исполнение. Писали, как правило, ночью, дабы избежать ненужных шумов и погрешностей.

Команда состояла из шести музыкантов:

Олег (рояль, флейта, саксофон, гитара);
В. Гурвин (вокал, перкуссия);
А. Попов (гитара, бонги, вокал);
М. Салминьш (контрабас, скрипка, продольная флейта);
А. Аксёнов (кларнет, саксофон, флейта);
С. Сушко (ударные).

По сути это были первые ростки будущего проекта «Атональный Синдром», который через несколько лет приобретёт свою окончательную форму на базе ДК ГВФ, а из «ростков» останутся только Олег, Аксёныч и Сушко. Остальных судьба раскидает по свету. Толя Попов трансформируется в известного исполнителя индийской музыки на ситаре, уедет на стажировку в Индию и там и останется. Гурвинек женится на немке и сделает свою студию звукозаписи в Гамбурге. Марис Салминьш станет пастором баптистской церкви, а Фредди на долгие годы превратится в журналиста-газетчика…

Но тогда мы не думали о будущем. Мы просто кайфовали.

«Фанера», предусмотрительно записанная Олегом, позволяла использовать в спектакле минимальное количество исполнителей. Обычно играли втроём. На одном из выступлений в «Англиканке» Олег играл на органе на верхнем ярусе, а в зале в одном углу расположился Салминьш с контрабасом, флейтой и скрипкой, в другом – Аксёныч с кларнетом, саксофоном, флейтой и тромбоном, а по центру работали актёры. Зрелище завораживало и притягивало. Акустика сносила крышу. Хотя часть зрителей явно недоумевала: «Круто? Да. Эффектно? Да. Но это же настоящая шиза!» Но другая часть упорно настаивала на своей признательности новоявленному коллективу: «Да, шиза. А вы что, по жизни не шизуете? Да у нас реальность – сплошная шиза! Ребята, продолжайте работать, это очень круто для «Совка». Лишь бы вас не замели…»

Но мы остались живы. Поползновения, правда, были. В ДК приезжали люди в штатском и по очереди беседовали с каждым членом нашей студии. Их интересовало всё:

- почему режиссёр выбрал фантастику?
- зачем писал письмо Брэдбери и поздравлял его с днём рождения?
- а не принимает ли он на пару с музыкальным руководителем наркотики?
- и что это у них за музыка, в которой кота постоянно дёргают за яйца?
- и как они относятся к этическим нормам советской морали?

Все допросы проводились в моё отсутствие. Когда на очередной институтской сессии в Питере я грыз гранит науки, моя жена меня замещала и отдувалась по полной программе за мой неокрепший моральный облик.

Всеми правдами и неправдами люди в штатском пытались перевести на русский язык, ставший впоследствии знаменитым, рефрен будущего «Атонального Синдрома»:
 
"Бьё квес сеступь пу хату ловиз
Бьяна, коно, тотен цум каханга.
Фатыт дэн кён,
                          Мануг синха…"

Расшифровать загадочную мантру им так и не удалось, хотя попытки делались вплоть до восьмидесятых…


*


Олег был в полной зависимости от лекарств. Их наличие давало ему силы работать и пребывать в безоблачном состоянии, отсутствие же, наоборот – приземляло и делало жизнь невыносимой как для него, так и для окружающих.

Однажды, после работы над спектаклем, Коля Уваров пригласил меня в баньку погреться. С ним оказался незнакомый мне человек – лет сорока пяти, латыш. Николай представил меня очень коротко:

- Мой друг Александр – режиссёр, музыкант и хороший парень. А это, Саня, очень нужный нам человек – заслуженный доктор Леопольд Озолиньш, работает в институте травматологии. Если тебе сломают какой-нибудь член или настучат по голове – милости просим к нему.

- Очень приятно, – протянул врач. – Правда, голова – это не мой профиль. Я спец по костям, а вот мой брат – очень известный нейрохирург.

Я остолбенел от такой находки.

- Коля, так это то, что нужно Олегу!

В двух словах обрисовал картину Олежкиной травмы:

- Он занимался бобслеем, вылетел из саней, головой протаранил жёлоб. В результате травмы постоянные головные боли, и врачи подсадили его на психотропные препараты. Фактически сделали его легальным наркоманом. А парень очень стоящий, талантище. Жалко, если мы не используем такой шанс!

Леопольд пообещал, что сегодня же переговорит с братом, а мне нужно будет позвонить ему через день и договориться о стационарной диагностике Олега в клинике и, если что – об операции. Удачно помылся, Аксёныч!


*


На следующий день приехал к Олегу домой и рассказал о своём плане его маме – Людмиле Николаевне. Выслушав, она сразу дала добро. Её глаза наполнились слезами надежды.

- Всё, что угодно, лишь бы исцелить сына! Спасибо тебе, Саша. Я слышала об этом специалисте, он многих поставил на ноги. Делает операции даже тем, от кого отказались коллеги. А вдруг действительно поможет…


Окрылённого Олега положили в клинику, а через неделю тотального обследования мне удалось прорваться к латвийскому светиле нейрохирургии. Но его ответ обескуражил:

- Поздно вы его ко мне привезли. Года на два раньше я бы взялся за операцию, а сейчас это невозможно – метастазы ушли вглубь. Без вмешательства ещё проживёт пару-тройку лет, не больше, но – на лекарствах. Извините, что мой опыт вам не пригодился…


Такой вердикт вогнал Людмилу Николаевну в ступор. Решили Олегу ничего не говорить. И правильно сделали. Без ожидания смерти ему удалось прожить ещё пятнадцать лет…


Выйдя из больницы, Олег, словно кузнечик, прыгнул в гущу РЭКовских и юрмальских проектов. Он успевал везде. Наш «марсианский» спектакль набирал силу, и у нас появилось много поклонников. Часто работали на выезде. Вечерами Олег зажигал в «Йоме», а я – в «Илге», на вечерах «кому за тридцать»…


*


Многим было непонятно, почему одним из «погонял» у Олега был лейбл «Пилот». Откуда? И почему сам носитель сего звания не очень охотно об этом рассказывал? Может, стыдился прошлого? Или была какая-то остаточная обида на ГВФ?

Хотя Олег с удовольствием и в деталях говорил о музыкальных коллективах этого вуза. Начинал со знаменитых «Крыльев», потом плавно переходил на «Дикси», где в то время лидером и руководителем был Серёжа Пономарёв – студент МФ. Это он соберёт единомышленников: Гену Кокорина, Юру Илларионова, Игоря Скорикова, Володю Суспицына, Олю Харитонову – и заложит основание для нового ВИА «Рифы», который успешно «бомбил» рижские ночники вплоть до бандитских девяностых. А ключ к разгадке их успеха очень прост: Олег периодически помогал ребятам, делал аранжировки и писал музыку. Свидетельство тому – композиция «Y never will marry» на слова Р. Стивенсона, которая писалась для «Дикси», а «Рифы» на долгие годы продлили ей жизнь.

Но нельзя умолчать и то, что Олег, будучи уже больным, несколько лет работал при СКБ института. Он постоянно возился с какими-то чертежами, что-то переделывал, что-то чертил заново. Может быть, бывшие Олежкины сокурсники увлекали его работой, чтобы помочь? Во всяком случае, на похоронах Виктора Ягнюка – моего товарища и работодателя Пилота – мы с Олежкой были вместе. Соратники и друзья Виктора подходили к нам, здоровались, делились переживаниями – и Олег в их среде был на равных, своим среди своих…


*


Так сложилось, что в конце семидесятых я полностью растворился в студенческой среде РКИИГА – самого крутого вуза в Латвии. Институтский клуб, который я возглавлял, превратился в общедоступный и желанный дом для студентов всех факультетов. Руководство института того времени всячески способствовало улучшению досуга своих подопечных. На базе фестиваля художественной самодеятельности «Студенческая весна» был создан студенческий театр «ТЕСТ».

Олег оказал мне неоценимую музыкальную поддержку в работе с актёрами. Тогда же за короткий срок я ввёл в игру на саксофоне чудесного барда, студента-радиста Юру Лапкина, активного участника театра-студии, ставшего впоследствии педагогом для студийцев. Параллельно образовалась группа ребят, желающая примкнуть к экспериментам Пилота, и он с радостью принял предложение поменять «Илгу» на ГАФ.

Мой рабочий кабинет превратился в настоящую студию, и первая же встреча музыкальных единомышленников определила название группы и её состав:

- Олег Горбаренко (клавиши, вокал, духовые);
- Михаил Никитин (бас-гитара);
- Сергей Сушко (ударные);
- Сергей Сёмин (акустическая гитара);
- Нежат Аблемитов (скрипка);
- Александр Аксёнов (духовые: кларнет, все саксофоны, тромбон, флейты).


Идея добавить к своему альтовому саксофону тенор и баритон, и сделать их равноценными по звучанию, родилась от казуса на телевидении, который произошёл со мной при записи с Питом Андерсоном. Пит попросил подыграть ему на теноре. Я через знакомых нашёл инструмент и, не опробовав его, рванул на студию. Самонадеянность и дофинизм сыграли со мной злую шутку. Играю по нотам, а сакс не слушается, выдаёт взбрыки.  Чувство поганое. Музыканты в недоумении: что случилось? Со злостью бросаю:

- Сопля на гамму упала!

Извинился перед Питом и, обтекая «добром», поехал отдавать злосчастный сакс его хозяину…



На собрании нашего бэнда Олег взял инициативу в свои руки:

- Ребята, во времена «Марсианских хроник» мы назывались дурацким словом «Эпос». Это была вынужденная отмазка для отражения всяческих нападок со стороны администрации ДК и Управления культуры. Предлагаю отныне и навсегда именоваться «Атональным Синдромом». Как вам такое?

Миша Никитин с энтузиазмом поддержал:

- А что, по-моему, здорово! Вполне отражает наше духовное кредо. А собираться где будем?

На правах хозяина помещения вставляю свои пять копеек:

- Парни, без проблем. Базу однозначно надо делать у меня. Чётко планируем дни, время, и – вперёд, и с песней!

Серёжа Сёмин робко спросил:

- А можно мы с Нежатом будем встречаться дополнительно? Нам аппарат не нужен – у нас акустическая гитара и скрипка…

- Так мы сегодня для того и собрались, чтобы определиться по всем вопросам, – включился Олег. – Ещё кто-нибудь из музыкантов при театре есть? – поинтересовался он у меня.

- Есть неплохой гитарист-акустик Серёжа Пичугин и вокалист Юра Лапкин, которого я натаскал на саксе. Ребята нашего поля ягоды.

- Вот и прекрасно, – оживился маэстро, – тащи их к нам на следующую репетицию.

Так сформировался окончательный состав «Синдрома», который и вошёл в историю отечественного андеграунда. Воистину знаменательное событие!


*


Не знаю, откуда брались у меня силы, чтобы поднимать театр, заниматься экспериментами в «Атональном Синдроме», руководить довольно большим штатом клуба и помогать всем факультетам в постановке их сценариев на традиционной «Весне». Но это были мои лучшие годы творческого расцвета. Всё было интересно, захватывало целиком, и на всё меня хватало.

Клуб превратился в настоящий центр культуры всего Московского района. Все лучшие работы «Атонального Синдрома» были созданы на нашей базе. Дух студенчества дал мощный заряд и Олегу. Несмотря на увеличение дозы психотропных, он жил полноценной жизнью. И хотя люди, видевшие его впервые, замечали некую неадекватность или небольшие странности в поведении мастера, это не мешало восприятию концертных выступлений группы – неадекват приписывался уже всему коллективу, и был своего рода знаком качества и фейсконтролем для исполнителей. Я не буду описывать и анализировать все наши выступления, это дело критиков. Знаю точно, что в своё время этим занимался прекрасный скрипач, музыковед и преподаватель Латвийской консерватории Борис Абрамец…


Каждое наше спонтанное музицирование фанатично записывалось ударником бэнда Сергеем Сушко. Каким образом копии этих записей уходили в Россию, я не знаю, но уже через пару лет в её богемных тусовках о нас ходили легенды. «Атональный Синдром» появился в архивных фонотеках ленинградского джазового критика Ефима Барбана, а в Москве – у Татьяны Диденко. Что-то вскользь проскакивало и у Артемия Троицкого, известного московского музыкального рок-журналиста и археолога отечественного андеграунда. Даже известный режиссёр Анатолий Александрович Васильев стал нашим фаном.


За границу информацию о «Синдроме» сливал Миша Никитин – в творческом обмене посылками с руководителем группы «Henry Cow» Крисом Катлером.


Активная жизнь группы в Риге и выезд в Москву на Фестиваль нетрадиционной музыки дали возможность сблизиться с композитором Валентиной Гончаровой, познакомиться с творчеством Софии Губайдуллиной, сойтись с Сергеем Летовым (духовые) и интересным ударником Михаилом Жуковым – на тот момент преподавателем джазовой студии Замоскворечья. Несмотря на сложное состояние здоровья, Олег получил колоссальный допинг для дальнейшей деятельности «Синдрома». Хотя москвичей озадачил метод лечения коллеги: перед выступлением он демонстративно опорожнял пару упаковок таблеток, горстью отправлял их внутрь, запивал всё минералкой, после чего садился за рояль и до изнеможения упивался свободой музицирования…


*


Участие в предновогоднем концерте в клубе «Дзинтарпилс», невероятно сблизил нас с рижскими коллегами. Выступление «Атонального Синдрома» произвело эффект разорвавшейся бомбы, после чего музыканты из других коллективов считали за честь подойти и перекинуться с нами парой-тройкой слов и стопариков за удачу в наступающем году. В одночасье все стали братьями – в меру пьяными и в меру счастливыми. Что ещё надо музыканту?

Приятным сюрпризом стало признание лидера группы «Поезд ушёл» Геннадия Эдельштейна:

- Ребята, а я, это… в шоке. Круто! А можно, я иногда буду с вами играть? Мне кажется, я смогу не испортить вашей концепции…

Снисходительно приобняв молодого гитариста, Олег дал добро:

- Старик, мы будем только рады. Приходи на репетицию – пообщаемся, заодно и помузицируем.

Так мы заполучили Гешку. Оставаясь в «Поезде», он умудрялся работать с нами на всех концертах, и успевал ещё при этом зарабатывать на жизнь.


*


Ярким было и наше выступление на Фестивале нетрадиционной музыки в Иецаве.

Собрались музыканты из Эстонии, Литвы, Питера и Латвии. В лесу разбили палаточный городок, от столба у жилища лесника сняли напряжение, вывели провода в большой сарай, где и соорудили сцену. Зажигали с позднего вечера пятницы по воскресенье. Публика была разношёрстной – хиппари старой закваски тусовались с панкующим молодняком.

Выпадали из общей массы только некие молодые люди в штатском, что явно не соответствовал дресс-коду лесного феста. Но музыканты их напрочь игнорировали и ловили свой кайф.

Во время выступления «Атонального Синдрома» эти непрошеные гости замутили провокацию, рассчитывая развязать драку между группами фанов. На сцену полетели неизвестно откуда взявшиеся поленья дров. Музыкантам пришлось пристально вглядываться в толпу, чтобы вовремя увернуться от летящих «снарядов». Провокация удалась на славу: за считанные секунды фаны объединились и наваляли провокаторам по полной выкладке, заставив их покинуть музыкальный ринг и оставить исполнителей наслаждаться свободой драйва. 

Пришельцы растворились в лесной чаще. За ними исчезли инструменты литовской группы. Свои гитары ребята нашли на рассвете, идя по следам отступавших «законников». Они были спрятаны в зарослях кустарника, метрах в трёхстах от лагеря…

Последствия нашей победы сказались уже через неделю: организаторы феста лишились своих рабочих мест, а участники надолго попали под бдительное око органов госбезопасности…


*


На какой-то отрезок времени клуб ГВФ превратился в музыкальный мегаполис андеграунда. В одном помещении по очереди отрывались бэнды:

- «Пилигрим» под руководством  Дмитрия Федотова;
- «Зга» – музыканта-экспериментатора Николая Судника;
- «Превращение» – Леонида Глезера;
- и группа гитариста Валерия Дудника.

В другом – «Атональный Синдром».

В подвале Михаил Литвином музицировал с джазовым саксофонистом Владимиром Колпаковым.

И это всё, не считая студенческих составов. Шиза полная!

Но видимо для музыкального донорства студентов этого объёма полифонической какофонии было мало. И в один прекрасный день ко мне явился Леонид Недбальский (бессменный руководитель и организатор джаз-фестиваля «Ритмы лета») и попросил помочь с залом для проведения концертов:

- Понимаешь, «Октобрис» становится на капитальный ремонт, и фестиваль под угрозой срыва. Помоги!

В результате джазмены Советского Союза бомбили ГАФ два лета подряд – до полной реконструкции дома культуры «Октобрис». Релакс был потрясающий! А главное, очень вовремя: именно эти годы для меня оказались невероятно сложными из-за противостояния с чиновниками местного розлива…


Чуть позднее на сцене театра-студии «ТЕСТ» отрывался непревзойдённый гитарист-виртуоз Валерий Белинов со своим бэндом «Поползновение». Он ставил на уши и студентов, и своих фанов. Человек-легенда, которого знали все, независимо от возраста.

Сожалею, но один раз я ему отказал. Не могу вспомнить посредника, который пытался натиском меня сломать:

- Концерт срывается, нет зала!

- У меня вечером спектакль.

- Но это же Белинов, мать твою за ноги!!!

- Милый друг, даже если бы это был сам Раймонд Паулс, я бы ответил: «Насрать». Планировать надо заранее!

Думаю, что если бы подошёл сам Белинов, беседа пошла бы в другом ключе, ибо, как талантливый человек, Валера начисто лишён апломба, и мы смогли бы найти альтернативу. Но из песни слов не выкинешь…

Прости, старик, но только таким образом я мог отделаться от того назойливого коллеги… в ущерб тебе.


*


Именно на этот период приходятся и самые удачные выступления «Атонального Синдрома». У Олега как будто открылось второе дыхание. Он много работал в камерном ключе с Сёминым и Аблемитовым, делал записи и выступления в «Тандеме им. Холминова» с музыкантом-экспериментатором Валерой Шепплертом. Исполнял РЭКовские обязательства в бэнде клавишника Моторного (вместе с Тасей, хотя уже и не женой). Искал новые ходы в реализации художественных планов «Синдрома», помогал мне, как режиссёру, в музыкальном оформлении спектаклей. Иногда даже выручал лидера «Нового поколения» Ледяева в аранжировках песен для группы прославления новоявленной «церкви»…

И это всё – спустя шесть лет после вердикта врачей: «Два-три года, не больше…»

Непостижимо. Нормальному человеку не понять. Ну как можно неизлечимо больному инвалиду так пахать? Абзац полный! Ведь для окружающих он уже «не формат», б/у и списан со счетов. Одним словом «некондишн»…

Ага, только не Олег! Он, казалось бы «неадекват», с успехом решал адекватные задачи, как бы противопоставляя себя обществу: «Да, инвалид. Да, болит. Да, да, да, глотаю лекарства! Ну и что из этого? Мозги работают, пальцы бегают, ноги волочатся. Значит, что? – живу! Движение для жизни, музыка для души!» Сконфуженные журналисты спешили ретироваться к более сговорчивым членам группы. Кто знает, а вдруг по голове настучит своей тростью?

Пик творческой активности Олега приходится на приезд в Ригу известного немецкого кларнетиста-авангардиста Ганса Кумпфа. Виновником их встречи стал ваш покорный слуга Аксёныч.

За неделю до этого Курёхин пригласил меня в Питер. Надо было сыграть в духовой секции его бэнда «Crazy Orchestra Music». Состав оказался внушительным – человек пятьдесят. Это были музыканты из Литвы, Питера, Москвы и Архангельска. Не буду перечислять, ребята все заслуженные, засвеченные на фестах и в прессе. С этим составом работали гости: Элтон Дин и Ганс Кумпф. Репетиция длилась часов шесть. Отрабатывались отдельно духовая, скрипичная и струнная секции, а потом уже всё соединялось с ритм-секцией и определялись сольные проходы по отмашке Сергея, который умудрялся играть на клавишах, саксе и дирижировать всей этой махиной. Процесс увлекательный, но начисто лишённый козыря «Атонального Синдрома» – спонтанности. Всё запрограммировано, выверено до нотки и отточено. Выступление имело оглушительный успех у публики и прекрасный отзыв от Фимы Барбана.

Некоторые критики утверждают, что «Синдром» возник благодаря Курёхину. Неправда, он возник гораздо раньше, и беспристрастные свидетели тому – записи его концертов. А Серёжа, будучи талантливым музыкантом, перенял форму, но не ухватил главной фишки «Атонального Синдрома» – спонтанной импровизации, которая, к сожалению, невозможна при таком большом скоплении музыкантов разных стилей и направлений.

После выступления удалось пообщаться с Гансом. Он, заинтригованный «Синдромом» напросился поиграть с нами. Без согласия руководителя дал добро на стыковку. Олег обрадовался, поскольку Кумпф записывал всё на стерео-диктофон и появлялась возможность сработать на диск.

- А что, вдруг прокатит? Давайте определим состав и обговорим структуру выступления. Как Кумпф работает?

- У Серёжи он сначала играл на кларнете, а потом следил за записью.

Продумали всё до мелочей. Основное, якобы, выступление состоится в «Аллегро», а ночью на запись будем работать в клубе железки «Кайя», поскольку в ГАФе появление такого странного гостя, как Ганс Кумпф, было бы небезопасно из-за пресловутых стражей госбезопасности. Уж больно подозрительно часто он стал ездить в Совок по гостям.

Конспирация прошла на высшем уровне. Отыграли программу. В джеме присоединились Раймонд Раубишко и Ивар Галиниекс. Потом посидели слегка и разбежались по домам, предварительно оставив Гансу адрес и время встречи.

В «Кайе» встретились за полночь – и сразу за работу. Немец настроил свою технику, и мы погнали. У нас не сохранилось той записи, зато Кумпф выпустил диск «Путешествие по Прибалтике», где на одной стороне Серёжа Курёхин со своим бэндом, а на второй «Атональный Синдром».

В ночном музицировании приняли участие:

- Олег Горбаренко (клавиши, духовые);
- Сергей Сушко (ударные);
- Нежат Аблемитов (скрипка);
- Сергей Сёмин (гитара);
- Михаил Никитин (бас-гитара);
- Александр Аксёнов (духовые);
- Сергей Пичугин (акустическая гитара);
- Геннадий Эдельштейн (электрогитара с кучей примочек);
- Ганс Кумпф (кларнет).

Встреча затянулась до пяти утра. Уставшие, но довольные как слоны, мы посадили гостя на такси, а сами ещё час глотали кофе и обсуждали удачные моменты музыкальных сцепок. Олег получил мощный заряд положительных эмоций.

После этой записи, по приглашению Николая Судника – талантливого музыканта-экспериментатора, кларнетиста и руководителя группы «Зга» – в Ригу приедут Сергей Летов (духовые) и прекрасный виолончелист Владислав Макаров. Я организовал им совместное выступление с «Атональным Синдромом» в клубе РКИИГА.

Много позже я продолжу работать с этими ребятами и в Москве, и в Смоленске, и в той же Риге, но Олега уже не будет. Да и «Синдрома» тоже…


*


У меня была идея фикс: соединить в одном проекте Серёжу Курёхина и Олега. Не один раз я приглашал Сергея с его «Поп-механикой» в Ригу на нашу сцену, но Олег, словно обиженный ребёнок, каждый раз отказывался, считая, что не может играть с музыкантом, укравшим его идею. Глупая детская обида. Два талантливых лидера, мыслящих одинаково, не должны быть конкурентами, ибо несут на себе один и тот же музыкальный крест чудаковатых идей в эту странную и чуждую для них реальность. Жаль. Вполне возможно, что в соединении эти два таланта могли внести новые краски в современное искусство.

Я бы, наверное, слукавил, если бы умолчал тот факт, что к рождению Рижского рок-клуба Олег имел самое прямое отношение. Сначала нам удалось собрать музыкантов-неформалов вокруг себя и объединить их в некую организацию под прикрытием Управления культуры. Она носила скромное название «Клуб современной нетрадиционной музыки». Но Управление культуры поспешило избавиться от такого хлопотного явления и с облегчением передало нас в руки молодых комсомольцев, послушно ведомых авторитетными органами. Куратором стал активист – инструктор горкома комсомола А. Сорокин, который решил прислушаться к совету «старших товарищей» и внедрил уже готовую и проверенную схему Ленинградского рок-клуба. На общем собрании в «Аллегро» по единодушному решению музыкантов хомут председателя клуба надели на растерявшегося лидера группы «Поезд ушёл» – молодого и перспективного Андрея Яхимовича. Он оставался на этом посту и честно выполнял свои обязанности вплоть до развала Советского Союза.

Потом отдушиной для музыкантов станет кафе «Саксофон», гостеприимным хозяином которого окажется Геша Эдельштейн. На долгие годы в уютном подвальчике на улице Стабу поселится музыка, старые «перцы» будут ностальгировать, молодые – демонстрировать новые имена, а Гешка – радоваться, как ребёнок, своему капризному и невероятно прожорливому детищу, сосущему «бабки» из его основного бизнеса. Хлопотно, но приятно…


*


С Олегом отношения становились всё более напряжёнными. Я с головой окунулся в театр, совмещая гастроли по Северу с музыкальными проектами в Питере и Москве. Олежка же, ввиду осложнившегося состояния здоровья, пытался что-то организовывать в Риге. В некоторых выступлениях я охотно принимал участие, но от чего-то и отказывался из-за нехватки времени. Олега огорчали мои «выкрутасы», и со временем мы стали общаться, как старые приятели, сохраняя улыбку на лице, но с абсолютной холодностью в душе. Сейчас я сожалею. Многое в наших отношениях зависело от меня – здорового человека, не отягощённого болезнью своего товарища. Но… слишком много лет мне приходилось что-то решать, доставать, не давать, огорчаться, переживать… – а в итоге сдаться под натиском давящей ситуации, осознавая при этом и силу таланта Олега, и его обречённость на предсказанный результат, который  изменить был не в силах никто.

Да, все кто окружал Олега в той или иной степени лицемерили, вынуждая себя улыбаться и всячески подчёркивать, что ничего особенного не происходит. Просто жизнь такая паскудная, а в остальном всё хорошо… 

Его родные сломались под прессом психического и морального давления, которое исходило от самого Олега, а врачи настоятельно рекомендовали отправить больного на лечение в ЛТП. Так, на всякий случай, а вдруг поможет…

По иронии судьбы Олег попадает в образцово-показательное заведение – ЛТП «Иецава», расположенное недалеко от того места, где когда-то проходил исторический фест. Мало того, замом начальника по режиму оказался его старый добрый знакомый, в бывшем хиппарь и разбитной малый, руководитель некогда нашумевшей группы конца шестидесятых «Breaking Glass» Алексей Бабенко.

Вопреки режиму и бдительному контролю персонала Олег находит единомышленника и собрата по несчастью, в прошлом неплохого гитариста Гену Алексеева. Вместе они замутят проект «Delirium Tremens», который даст им возможность скрашивать свои серые будни на долгий период времени. На свободу они отскочат вдвоём и до конца будут вместе.

Шикарная квартира на Алунана будет разменяна, родные окажутся в Золике, а у Олега в старом доме на Кулдигас будет своя однокомнатная квартира, вмещающая рояль, диван, несколько полок с книгами и нотами, с маленькой кухонькой – закутком без окна – и вешалкой для верхней одежды. Для друга найдут шикарную раскладушку, выброшенную на помойку. Так, вдвоём, они и будут коротать время, наслаждаясь свободой от режима, и иногда позволяя себе музицировать вне зависимости от времени суток…


*


Однажды поздней ночью настойчивый телефонный звонок поднимет меня с постели:

- Александр? Алло! Аксёныч? Это Алексеев! Извини, что так поздно. Олег зажмурился. Я взял его записную, а ты в ней первый. Вот и позвонил… что делать? Хотел его маму найти, но её нет в книжке, представляешь?

Спросонья не въехал:

- Кто зажмурился?

- Олег! Тьфу, как же его погоняло?.. Вспомнил – Пилот! Пилот умер!.. Знаешь, мы у него джемовали, такой классный музон замутили, он дал мне оторваться, а сам вырубился. Иду на коду, смотрю – Олег по клавишам как шандарахнет фейсом, и на пол почему-то сковырнулся. Подбежал, а он жмура уже сыграл! Пытался реанимировать – без толку. Сердце не дышит… бля!!! Да он уже холодный! Я не знаю, что делать! Са-а-а-а-ня, что мне, блин, делать?!! Найди маму! Маму найди!!! Бляха муха, я же теперь бомжевать буду!..

Этот вопль отчаяния надолго застрял в моих ушах.

- Старик, не паникуй! Вызови «скорую», они зафиксируют смерть и позвонят ментам. Те подтвердят её протоколом осмотра и вызовут труповозку. Будь до конца с Олегом. Маму найду и сам ей скажу. Всё. Держись! Узнай только, в какой морг его увезут…


*


Похороны прошли очень тихо. Родные и группа музыкантов – друзей, которым Олег был небезразличен, – попрощались с ним на Болдерайском кладбище и скромно помянули на квартире у мамы в Золике. Как во сне, говорил какие-то слова утешения Людмиле Николаевне, на долю которой выпало по жизни такое испытание. Но до конца я смог осознать её горе только на похоронах собственного сына…


*


Через три года в Доме Москвы собрались осколки «Атонального Синдрома» и впервые провели свой концерт – последний – без записи и без Олега. Зрители и его сестра были благодарны. Попрощавшись с Олегом мы закончили историю «Синдрома», ибо с уходом лидера угасла и жизнь самого коллектива.


*


Я поделился впечатлениями о своём товарище Олеге Горбаренко, который заслуженно вошёл в летопись отечественного андеграунда как великолепный пианист, незаурядный выдумщик, шоумен и чудаковатый человек, волей случая ставший пожизненным инвалидом, не вписавшимся в эту сумасшедшую реальность. Словно метеор, он ворвался в жизнь и сгорел в безбрежном пространстве Вселенной.

Но след остался…
   

 proza.ru