Новый год во льдах Охотского моря

Минтаевая путина в Охотском море начинается в январе. И назначать переход промысловой флотилии в район лова без ущерба для производства можно было 2–го, 5–го или даже 10–го числа, позволив рыбакам встретить Новый год по–людски, в кругу родных и близких. Но руководство объединения "Магаданрыбпром" всеми правдами и неправдами старалось выпихнуть суда в нейтральные воды 31 декабря и, следует признать, имело на то все основания. Не знаю, как сейчас, а тогда, сорок лет назад лишь незначительный процент экипажей постоянно проживал в Магадане. Это преимущественно капитаны, старпомы, стармехи и прочий командный состав, да и то не весь. А матросы, рыбообработчики в подавляющем большинстве жилья на берегу не имели. Первая категория — это лишенные по каким–то причинам визы моряки, работавшие на судах севастопольской "Атлантики", прибалтийских рыбопромысловых объединений. Вторая — рыбообработчицы и рыбообработчики, "вербота", прибывшая на северо–восток России из всех уголков необъятной страны. Все они были прописаны по флоту, их домом были суда, на которых они работали, а пристанищами на берегу — дружки и подружки сомнительной репутации, притоны, ночлежки. Попробуй собрать их в экипажи после новогодних попоек — дохлый номер. Тем более что перед выходом в море все до единого должны были пройти проверку в кожно–венерическом диспансере (в просторечии — в "триппер–баре"), чистый санпаспорт — гарантия того, что портовые санвласти не снимут моряка с рейса. А снимут — где искать ему замену в это горячее время? Повторяю — описываемые события относятся к середине 70–х годов прошлого века. Вполне возможно и даже наверняка, порядки в Магаданрыбпроме нынче совсем иные. Если, конечно, эту организацию не уничтожили горбачевская перестройка и жернова дикого капитализма… Так вот, после изнурительных переговоров с комиссиями береговых служб — уже упомянутой санинспекцией, пожарниками, портнадзором и т.д., таможенного досмотра и погранконтроля в 23.15 31 декабря 1976 года наша флотилия вышла за мыс Чуркина и отдала якоря. Это плавбазы "Комсомолец Магадана" и "Ди–Кастри", производственные рефрижераторы "Гуцул" и "Мореход", средний рыболовный траулер–морозильщик (СРТМ) "Сковородино" и несметное количество рыболовных сейнеров типа РС–300 — промысловых судов прибрежного лова, которые, однако, в те годы сплошь и рядом добывали минтай, иваси, сайру на необозримых просторах Охотского и Японского морей. Итак, флотилия встала на якорь, на палубах судов зажглись гирлянды новогодних елочек, сработанных умельцами из лап кедрового стланика, и праздник начался! Стоит ли говорить о том, что каждый из рыбаков перед выходом в рейс запасся энным количеством алкоголя, который нужно было истребить до начала путины. Затем на долгие полгода — "сухой закон", работа до седьмого пота в круглосуточном режиме… Я в то время работал собственным корреспондентом "морской" радиостанции "Тихий океан" по Магаданской области и большую часть времени проводил в экспедициях Магаданрыбпрома. Эта должность позволила мне вернуться на море после 15–летнего перерыва: в 1962 году я был списан по болезни с третьего курса Черноморского высшего военно–морского училища. А с 1879 по 1984 год, вплоть до отъезда в Латвию, служил первым помощником капитана на "Гуцуле". Так что, почитай, десять лет кряду Новый год мне доводилось встречать таким вот образом… В ту экспедицию я вышел на борту плавбазы "Комсомолец Магадана", но уже во время "новогодней" стоянки за мысом Чуркина перебрался на СРТМ "Сковородино", которым командовал мой хороший друг, знаменитый на весь Тихоокеанский бассейн капитан Альфред Антошкин. С борта траулера мы наблюдали рыбацкий экстрим в исполнении капитанов рыболовных сейнеров "Панютино" и "Елань" Николая Коваленко и Ивана Петкова. Представьте себе такую картину: четырех–пятибалльный шторм, два сейнера мчатся параллельными курсами, расстояние между их бортами не более метра. И эти сорвиголовы с воплями идущих на абордаж пиратов перескакивают с сейнера на сейнер. Это у них называлось "сходить в гости". Такой вот новогодний аттракцион… На рассвете 2 января флотилия снялась с якоря и кильватерной колонной, следом за портовым ледоколом "Ерофей Хабаров" двинулась в район лова — к юго–западному побережью Камчатского полуострова. Шторм между тем стих, установился полный штиль, и столбик ртути в судовых термометрах упал до минус 30 градусов. По мере продвижения к 54–й на пути следования появились первые торосы, редкие майны на глазах затягивало восковой пленкой, "Ерофею" было все труднее пробиваться сквозь эту сморозь. В нормальных условиях переход в район лова занимает не более пяти суток. Теперь же, двигаясь черепашьими темпами, на пятые сутки мы не преодолели и половины расстояния. Стужа все крепчала, мороз достиг 45 градусов, а сплоченность льдов — 10 баллов. В ночь на 9 января наша флотилия, включая портовый ледокол, окончательно врезалась в льды и замерла в бессилии. Утром мы наблюдали за тщетными попытками старпома плавбазы Анатолия Дименштейна и главного боцмана Николая Великого освободить судно из ледового плена. Смайнавшись на лед, палубная команда заводила 12–дюймовый конец за торос, плавбаза отрабатывала машиной взад–вперед, дергаясь, как паралитик. Тщетны труды… К вечеру 10 января стало ясно, что в ледовом плену оказались все пять промысловых флотилий Дальрыбы: мы, магаданцы, камчатская, приморская, сахалинская и сейнера Хабаровского рыбакколхозсоюза. На помощь рыбакам пытались пробиться линейные ледоколы "Москва" и "Ленинград", но их постигла та же участь. Намертво застрял во льдах неведомо как очутившийся здесь ледокол Тихоокеанского военно–морского флота. Помнится, я тогда записал в блокноте первые строки стихотворения: Боже правый! Тебе ли не стыдно обесценивать наши труды? Вышли в море, а моря не видно — только льды, бесконечные льды. Рыбаки превратились в туристов, сейнера — в ледяные шатры… Пригласить бы сюда фигуристов, развести бы повсюду костры… Конечно, никаких фигуристов мы бы здесь не дождались при всем желании. Но все–таки нашли способ скрасить скуку вынужденного безделия. Не помню, кому пришло в голову устроить футбольный турнир на ледовом поле, кажется, Леониду Васильчикову — первому помощнику капитана плавбазы "Комсомолец Магадана". Впрочем, суть не в авторстве идеи, а в ее воплощении в жизнь. На сорокаградусном морозе, в слепящих лучах скоротечного зимнего солнца под свист, улюлюканье и аплодисменты зрителей сборные промысловых и производственных судов флотилии гоняли по льду мяч, демонстрируя чудеса дриблинга и выносливости. Официальным призом был какой–то задрипанный вымпел, а неофициальным — ящик чего бы вы думали? Правильно. И употреблено его содержимое было как победителями, так и побежденными, и мне маленько перепало. А что? Ведь матч состоялся 13 января, т.е. в самый что ни на есть Старый Новый год!.. А 14 января погода резко ухудшилась. Температура внезапно скакнула до нуля, на восточную часть Охотского моря обрушился жестокий шторм. Ему в считанные минуты удалось сделать то, что оказалось не под силу ледоколам. Льды трескались, вставали на дыбы, майны дымились, словно варево в адских котлах. По флоту последовал приказ искать укрытия в бухтах во избежание аварий. Несколько промысловых судов, кажется Приморрыбпрома и хабаровских колхозников, все–таки вышвырнуло на берег. А СРТМ "Сковородино", ведомый опытным капитаном Антошкиным и рулевым, матросом первого класса Старых, через один из Курильских проливов благополучно вышел в океан и спрятался в тихой бухте на восточном побережье Камчатского полуострова, которая на поверку оказалась базой дивизиона ракетных катеров. Командир базы, поднявшись на борт "Скородки" (?), поначалу хотел нас арестовать, на после, связавшись со своим командованием, сменил гнев на милость, и мы втроем отметили Старый–Новый бутылкой коньяка из запасов Антохи и "шилом", т.е. чистым спиртом из запасов ракетного дивизиона. Ну а потом шторм утих, мы вернулись в район лова, и жизнь пошла своим чередом. Путина удалась несмотря ни на что. Александр ЧЕРЕВЧЕНКО.