«Не Вторая мировая, а Великая Отечественная!»

— Конечно, нам, детворе, хотелось поиграть в лапту, в "чижа", в "испорченный телефон", но мы понимали, что должны работать на общее благо. Я пас скотину, помогал колхозному пастуху стеречь стадо, развозил по колхозным бригадам на хромой лошади по кличке Стрела воду. Без скидки на возраст мы вкалывали на уборке урожая. При этом я еще должен был чистить конюшню, скотный двор. Не забывал и о своем доме: запасал хворост, бегал на болото за диким луком. Подбирал на полях колоски пшеницы, проса, ржи. Они падали после жатвы. Мы собирали их в наволочки. У наших латышских семей была своя коллективная собственность — каменные жернова. Мы собирались все вместе и прокручивали очищенные колосья. Получалось порой всего несколько горстей муки. Но все равно это была хоть какая–то добавка к маминым трудодням. А 1 сентября 1941 года я пошел в начальную школу. В первом классе впервые вывел по–русски "ма–ма мо–ет раму". Это было очень трудно, но я справился. Из окон школы было видно поле, на котором росла капуста. Местные на переменах притаскивали в класс тяжеленные кочаны и щедро делились добычей с нами, латышами. До сих пор помню эти белые, сочные, хрустящие сахарные листья. Для нас это было настоящее лакомство. Все до звонка мы съесть, естественно, не успевали, поэтому на уроках потихонечку (во всяком случае, так нам казалось) хрумкали. Учителя специально ничего не замечали. Они нас, вечно голодных детей–беженцев из Риги, жалели. И никогда не делали замечаний. Мы для них были родными. Такими же детьми, как и остальные. В деревне жили русские, чуваши, татары, а благодаря нам появились и латыши. "Коренные" ребята никогда не задирались. Не припомню ни единого случая, чтобы кого–то даже пальцем тронули. У нас был полный интернационал! Письма с фронта — Письма с фронта приходили редко. Написанные на листках, вырванных из ученических тетрадей, они были сложены треугольниками, без марок, не заклеенные. Понятное дело, их проверяла военная цензура, чтобы в них не было ничего лишнего. В каждом письме отец интересовался, как мы живем, не нуждаемся ли в чем–нибудь. Мать отвечала таким же треугольником, в котором химическим карандашом писала, что у нас все в порядке. Пусть не беспокоится и, насколько это возможно, пусть сильнее бьет врага. О том, что от воспаления легких умерла моя сестренка, отец так и не узнал… В одном из писем мама сообщала: "Тетя Дона приходит к нам 150 раз в день и все находит, о чем поболтать. Дети всегда радуются ее приходу. Для них это настоящий праздник. Они весело кричат: "Доныня пришла! Доныня пришла!" Цензоры пропустили этот кусок. Они ведь не знали, что по–латышски dona — это "горбушка хлеба". То есть мама "тайно" извещала отца, что нам выдают по 150 граммов хлеба в день. Вот такая конспирация. Но для него было очень важно, чтобы мы не голодали. Правда, еды все равно не хватало. И тогда я ходил в соседние села просить милостыню. Наизусть выучил фразу: "Подайте милостыню Христа ради — хлеба корочку или вареную картошечку!" То, что скажу, прозвучит кощунственно, но самым большим праздником для меня были поминки. Несмотря на тяжелые времена, когда кто–то покидал этот мир, родственники непременно накрывали поминальные столы. Мы, дети латышских беженцев, были завсегдатаями этих мероприятий. Нас никто не прогонял. Когда я наедался досыта, то непременно думал: "Когда же будут следующие поминки?" Голод брал свое… …Ригу освободили в октябре 1944 года. В Лудзу мы вернулись в этом же году — в декабре. Без отца и без сестренки. Война продолжалась, но уже явно подходила к своему концу. Как–то началась жуткая стрельба. Наскоро одевшись, мы с матерью побежали в сторону городской площади. Справа — церковь, слева — здание милиции. Из окон последней палят из всех видов оружия. На площади — возбужденная толпа. В небе рвутся цветной россыпью ракеты. Что случилось? И тут мы тоже попали в объятия совершенно незнакомых людей, которые, целуя нас, радостно воскликнули: "Победа! Война закончилась! Ура!!!" Слезы потекли по моим щекам… Десятилетку я окончил в вечерней школе. А жарким летом 1955 года отправился в Ленинград поступать на юридический. Увы, приехал с опозданием. Однако ответственный секретарь, узнав, что я из Риги, сказал: "На фронте мы были соседями с латышской дивизией. Храбрые бойцы. А твой отец погиб, не струсил…" И протянул мне направление в общежитие и экзаменационный листок со словами: "Иди, готовься!" Царствие небесное этому человеку, который поверил в мои силы — силы моего поколения, выросшего из военного детства…