— 30 лет назад здесь были наши ученые, делали анализы мха на камнях, угля и воска, соскребали разные "органические наросты" (вроде крови, которая попала сюда во время ритуалов с жертвоприношением животных), а потом определили, что возраст этой кладки — минимум 4 тысячи лет. К тому же под камнями нашли украшения и костяные ножи еще доскифского времени, а это примерно X тысячелетие до нашей эры!
На следующий год в этих местах хотят провести полномасштабные археологические работы. Под камнями могут быть кости жертвенных животных, что позволит установить время, когда здесь стали совершать ритуалы. И, судя по всему, это из совсем седой старины. Некоторые мои коллеги из Питера и Москвы уверены: здесь может идти речь о народе, предки которого жили на севере, за Уралом, а потом ушли дальше через эти места — в сторону Китая и Индии. Но, когда мы говорим о столь глубоком прошлом, можем лишь гадать, — признался ученый.
Мы решили подняться на соседние хребты, где, по словам местных жителей, вообще никто не бывал лет 300. "Там, судя по рельефу, обязательно должны располагаться святилища!" — сказал Николай Иванович. И весь оставшийся день мы посвятили лазанию по хребту, у подножия которого в советские годы нашли разные предметы быта, датировавшиеся IV и V веками до нашей эры. И удача улыбнулась нам!
На самом гребне хребта нашли не одно ритуальное место, а целый ряд из оваа, расположенных на расстоянии примерно в сотню метров друг от друга. И, судя по всему, к ним сюда люди не поднимались последние несколько сотен лет, а значит, и ни в каких научных изданиях эти святилища не описаны — ни в монгольских до 1930 года, ни в советских после 1940–го (в промежутке границы Тувы вместе с грядой Монгун–Тайга кочевали из одной страны в другую). Теперь об этих святилищах, куда украдкой положил камень автор этих строк — чтобы задобрить духа горы, будет написано в умных научных книгах…
Хомяк и барс бесценны!
На следующий день к лагерю подъехал директор заповедника Монгун–Тайга Владислав КАНЗАЙ и рассказал, что со дня на день его люди должны отправиться проверять фотоловушки — в местах, где бродят снежные барсы.
— Тут у нас самые большие популяции снежного барса, дикой кошки — манула, барана — аргали и, конечно, редчайшего в мире дикого хомяка Роборовского и карликового пятипалого тушканчика. Наша цель — и сохранить этих животных, и улучшить систему наблюдения за ними. А эти места хороши тем, что тут даже браконьеры не бывают: чересчур далеко, высоко, и горы исключительно опасные — осыпаются.
Снежный барс здесь чувствует себя вольготно, а мы каждую кошку отличаем не только по внешнему виду, но и по следам. Знаете, что каждый след кошки и пятна на ее задних лапах так же уникальны, как и линии на подушечках пальцев человека? У животного есть не только собственный номер — цифровой код, но и имя, скажем, Вася или Монгол. У нас тут в горах даже Владимир Путин был — оценил, как ученые следят за снежным барсом, — с гордостью произнес Владислав Канзай…
Как появляются снежные люди
На рассвете вашему автору предложили подняться на одну вершину — около 2 800 метров, где точно можно увидеть снежного барса, а еще и сделать яркие снимки горных пейзажей. "Подъем простой!" — убеждали меня все и показывали, где проходит тропа (у каждого показывающего она проходила в разных местах). Ну, простой — так простой!
В 4.00 я начал подъем. Сперва надо было пройти через густую горную тайгу, где все вперемежку — кедры, пихты, кусты, корни, мох, гнилые коряги в заболоченных местах. Потом предстояло идти по стабильной скалистой породе, после чего начинались гольцы — голые, открытые участки, где почти всегда гуляет ураганный ветер. И только затем можно уже ступить на снежную шапку со следами барса.
Таежную часть я прошел довольно легко, второй этап тоже преодолел, но вот третий — гольцы — это уже было нечто. Оказалось, там еще во многих местах и сыпа — осыпающиеся камни разной величины. Иногда, стоило мне сделать шаг наверх, вниз съезжал целый пласт камней, некоторые булыжники были чуть ли не метровыми в обхвате. Можете представить мои ощущения?! Кто ходил в горы, тот может. И кто срывался — тоже…
В какой–то момент так и вышло: я съехал вниз на одном камне, а моя сумка, которую снял на время короткой передышки, на втором. Причем я–то отделался лишь ссадинами, а вот сумка, слетев со скалы, пропала бесследно где–то далеко внизу. А в ней было все: деньги, паспорт, билеты обратно из Тувы до Москвы и дальше до Риги, фототехника! Словом, если ее не найти, то жить мне на этой горе до конца дней: без денег и документов. "Кто такой?" — спросит меня первый встречный полицейский в долине у дороги. По внешнему виду меня и так каждый тувинец почему–то называл американцем, а тут еще в десяти километрах государственная граница с Монголией…
В общем, перспектива безрадостная. Уж лучше тогда оставаться на горе и жить на ней до конца дней. Я представил себе картину, как жители окрестных мест рассказывают детям страшные истории уже не о снежном барсе, но о снежном человеке, который бродит по горе, что–то там ищет, от людей убегает, питается подножным кормом, воет на луну и почему–то никуда с хребта Монгун–Тайги не уходит… Интересно, может, все остальные снежные люди в разных отдаленных уголках Земли примерно так и "появились на свет"?
Сумку я искал часа три на склоне горы, еще восемь — в тайге, потом выдохся, добрел до лагеря, договорился с тремя сотрудниками МЧС (за неделю до этого именно они сопровождали по Туве своего экс–начальника Сергея ШОЙГУ), чтобы "помогли, братцы, иностранному журналисту". И поиски моей сумки продолжались… ЧЕТЫРЕ ДНЯ!
Общими силами мы сумку наконец нашли: на ней под кедровым выворотнем среди кустов сидел бурундук и о чем–то громко пищал — никак специально привлекал наше внимание. Словом, спасибо всем: и МЧС России, и бурундуку. Ведь если бы не они, то ничего этого я бы уже не написал…
(!) Продолжение отчета о сибирской экспедиции "ВЕСТЕЙ" — в следующих номерах.
P. S. За помощь в организации поездки в Туву корреспондент "ВЕСТЕЙ" благодарит директора пивзавода Bauskas alus Владимира БАРСКОВА.