Отправляясь побеседовать с сыном погибшего Валдиса Раупса, я предполагал встретить парня, настроенного, как ярый патриот, ликующий по поводу разрушенного наконец "оккупамятника", пишет Метузалс. Однако в реальности Кристс Раупс, работающий поваром, - тихий и довольно застенчивый парень, в жизни которого разрушение памятника - вовсе не в топе приоритетов.
"Честно говоря, я даже не уделил этому особого внимания. Мимо проезжал, но специально смотреть не ходил, - отвечает Кристс на вопрос, какие эмоции у него вызвало разрушение памятника. - Что было, то было, нечего ворошить старое. Всему свое место и свое время. То, что делал отец, было не ко времени. Да, можно рассуждать и так: теперь ему нужно было бы орден дать! Но в то время ничего подобного не было возможно".
Когда отец погиб, Кристс был еще маленьким, только пошел в школу. Поэтому воспоминаний об отце у него немного: "Последние эпизоды, где помню отца, связаны со школой, так как тогда я учился в первом классе. Вспоминаю, как был у него на работе - он был мастером по каминам. Наверное, хорошим мастером, поскольку еще долго после гибели люди звонили и его искали, чтобы предложить работу. Я был и в тренажерном зале, где он занимался, - не знаю, он считался залом "Перконкрустса" или был обычным залом. Помню, что у "Перконкрустса" были регулярные совместные тренировки, на которые отец ходил".
Чем занимался отец в свободное время, в семье никто не знал. То, что он национально настроен и состоит в "Перконкрустсе", не было тайной, но о планах членов организации он дома никому не рассказывал. Конечно, все знали, что он тренируется вместе с единомышленниками. Кристс вспоминает, что дома был стек и весьма популярные в 90-х нунчаки, но это и все. Помогали ли впоследствии его семье оставшиеся на свободе перконкрустовцы, Кристс не знает - только один из друзей отца навещал их довольно часто.
Конечно, гибель отца для детей была сильной моральной травмой, однако матери удалось хотя бы их защитить от внешнего давления и дурных речей. Насколько уж это было возможно, так как во время следствия дома у Раупсов был обыск, а на машину наложили арест - считалось, что ее могли использовать для совершения преступления. Тогда семья жила в весьма стесненных условиях, поэтому мама нашла решение, как раздобыть денег: так как машину продать было нельзя, продавала ее детали - например, фары. Матери еще долго приходилось надрываться на нескольких работах, чтобы прокормить детей. Кристс, вспоминая те времена, говорит: хорошо, что тогда не существовало соцсетей, а то детям пришлось бы пережить изрядную волну негатива. 90-е в этом смысле были более щадящими, и Кристс не помнит, чтобы в школьные годы кто-то попрекал его отцом.
"Время от времени я думал, зачем отец тогда так поступил и в результате оставил нас одних. Ясно, что он не предполагал погибнуть при взрыве, просто так вышло. Некоторое время я думал, что ему как национально настроенному человеку не нравились русскоязычные, но, наверное, было не совсем так, потому что с нами по соседству жили русские и наши семьи были хорошими друзьями. Значит, видимо, эта ненависть скорее была именно против оккупации и этого памятника. Мама потом рассказывала: в тот день, когда он отправился в свою миссию, назовем это так, отец сказал, чтобы в этот день нам с сестрой давали конфеты. И мама несколько лет давала нам конфеты именно в тот день - правда, я тогда не понимал, с чем это связано...
Я думал и о том, почему он сделал такой выбор, ведь было ясно: то, что они задумали, считается преступлением. Надеялся, что его не поймают? Или считался с тем, что попадет в тюрьму? Семья ведь тогда тоже осталась бы без кормильца... А еще я сейчас представляю себе, как было бы, если бы отец тогда не погиб. Сейчас он вышел бы из тюрьмы - и увидел бы, как рушится памятник. Интересно, что он сказал бы об этом..." - размышляет Кристс.