Видео
В мире
75 лет назад, 22 июня 1941 года, началась Великая Отечественная война. В России эта дата отмечается как День памяти и скорби. А в Латвии обычно говорят о Второй мировой войне… Все меньше остается живых свидетелей тех страшных лет. Яков Поляк был одним их тех, кто сражался с гитлеровцами в составе 130–го латышского стрелкового корпуса Красной армии.
"Итак, что будем пить?" — спросил Яков Мейерович голосом, не терпящим возражения. "А что есть?" — поинтересовался я. "Есть все, что надо: водочка, коньячок, шотландский виски, Рижский бальзам и даже самогонка, которую мне принес сосед. Кстати, очень вкусная, так что рекомендую!" — рассмеялся мой собеседник.
Честно говоря, я поразился остроте ума 90–летнего ветерана, который, к тому же, ведет активный образ жизни. Выпускник историко–филологического факультета Латвийского университета до сих пор преподает.
Конечно, интересно было выяснить, как уроженец латгальского города Резекне оказался в 130–м латышском стрелковом корпусе Красной армии.
— У нас служили и латыши, граждане Латвии, и нелатыши, тоже граждане Латвии, а также российские латыши, граждане Советского Союза, — пояснил Яков Мейерович. — Последние нередко не знали латышского. Кроме того, в дивизии было большое количество евреев. Потому что многие мои соотечественники убежали в Советский Союз, когда немцы наступали.
Возьмите хотя бы мою семью. А самый яркий пример — знаменитый Иосиф Пастернак из Риги. После войны он был большим руководителем в Министерстве культуры Латвийской ССР, а потом директором Рижской оперы. Его прославленная жена, актриса Лидия Фреймане, получила высокое звание народной артистки СССР.
— А где формировали ваш корпус?
— Формирование происходило в старинных военных Гороховецких лагерях, которые появились на шоссе Москва — Нижний Новгород еще в конце XIX века. Главная их задача — ускоренное обучение ратному делу. Под Горьким (так с 1932 по 1990 год назывался Нижний Новгород. — Прим. авт.) я попал в учебный батальон, после чего мне присвоили звание сержанта. Стал командиром отделения минометчиков.
В нашем взводе было 30 курсантов. Абсолютно все латыши, кроме меня. Причем только я, единственный еврей, умел говорить и писать на латышском языке. Я ведь учился в латышской гимназии. Потом нашу 308–ю Краснознаменную стрелковую дивизию направили на фронт, чтобы мы освобождали республику.
— Когда вы перешли границу Латвии?
— В июле 1944 года. Нашему 130–му латышскому стрелковому корпусу (он был в составе 22–й армии 2–го Прибалтийского фронта) было дано торжественное право первыми вступить на землю освобождаемой Латвии. Как сейчас помню, стояла отличная погода. Надо сказать, что вступление было очень торжественным. Играл наш военный оркестр. Исполняли латышские марши.
Крестьяне встречали молоком
— Как вас встречали?
— С восторгом. Крестьяне вдоль дорог поставили бидоны с молоком. Пей бесплатно сколько хочешь!
Мы были очень рады, потому что солдатам молоко не давали. Обычно ели кашу на воде. Поскольку многие бойцы были местные, то они сразу старались найти своих родственников.
Конечно, люди были счастливы снова увидеться с близкими… А потом начались жесточайшие бои под Крустпилсом. В прямом смысле не на жизнь, а на смерть. Форсировали реку Айвиексте, правый приток Даугавы. После чего в моем батальоне осталось всего 19 человек. Из трех сотен! Вода в реке была красной от крови.
Мне было всего 18 лет. Повезло остаться в живых. Видимо, родился в рубашке. Хотя мы все время находились под обстрелом. Мы тоже стреляли — из минометов.
Вот говорят: пуля — дура. А вы знаете, как стреляет миномет? Вверх. Можно снаряд запустить через дом. Вы сидите за стеной, и вдруг — бац! — рядом с вами страшный взрыв.
С другой стороны, по нам ведь тоже стреляли. Так что не нужно было даже ходить в атаку, чтобы погибнуть где–нибудь в лесу на пенечке. Сидишь, а вокруг воронки от разорвавшихся снарядов. Смерть могла застать даже не в любую минуту, а в любую секунду. Меня, я считаю, спасло чудо.
В это трудно поверить, но я даже ни разу не был ранен. Хотя фашистов уничтожил немало. Даже несмотря на то, что конкретной цели не видел. Мы, минометчики, ориентировались на данные разведчиков, которые корректировали наш огонь. Только потом, когда подходили уже ближе, могли увидеть результаты своей огнеметной работы. Кругом лежали мертвые гитлеровцы.
Мы всегда действовали максимально близко к линии фронта. А вот артиллерийские установки могли стоять от нее порой в 20 км.
— Где встретили День Победы?
— В 19–летнем возрасте я стал младшим лейтенантом, и меня направили комсоргом 355–го латышского стрелкового полка нашей дивизии. В Елгаве я работал с только что призванными солдатами Красной армии. В легендарный день 9 мая 1945 года ночью меня разбудили страшная канонада и радостные крики "Победа!".
Так лично для меня закончилась страшная война. Знаете, это действительно великое счастье — остаться в живых! Ну а вскоре по дорогам уже шли бесконечные колонны пленных фашистов. Я запомнил, что за ними вели огромных лошадей, а затем шли немецкие медсестры. Вот такая последовательность.
После войны наш полк дислоцировался в Резекне. Командир батальона тоже, как и я, был его уроженцем. Он даже дал мне лошадь, на которой я гордо въехал в родной город. Здание гимназии, в которой я учился, было разрушено.
Интересно, что латышских легионеров не гнали по дорогам, как немцев, а посадили в теплушки. Помню, я стоял на перроне Резекненского вокзала. Подали состав. И тут из окна высунулся парень и назвал меня по имени. Я подошел. "Привет!" — "Привет!" Это был один из легионеров, мой одноклассник.
По разные стороны фронта
— А как его звали?
— Не хочу называть. Потому что после войны он был директором школы. Вернулся из Сибири…
Наш герой в молодости.
— А чем вы занимались в мирное время?
— После войны нашу 130–ю латышскую дивизию расформировали и меня перевели во флот. Служил на Балтике в Лиепае. Но так как у меня не было прочного военного образования, то вскоре направили в высшее училище пропагандистов в Смоленск. Я ведь в партию вступил в 18–летнем возрасте на фронте.
В училище встретил свою супругу и женился. Поступил в военную академию. Стал отцом двоих детей. Кстати, когда мы, курсанты военно–морского факультета, несли знамена, то увидели Иосифа Виссарионовича Сталина. Еще я его видел во время похорон, когда прибыл с ним попрощаться… А до войны видел живьем Улманиса…
А потом, по словам Якова Мейровича, он окончил историко–филологический факультет Латвийского государственного университета. Работал директором профессионально–технических училищ. Возглавлял и русскую 17–ю школу, которую в новые времена, увы, закрыли.
Интересно, что когда он был учителем истории в 1–й рижской средней школе (сейчас это 1–я рижская гимназия), то среди учеников были и будущие премьеры Латвии — Иварс Годманис, Индулис Эмсис, Марис Гайлис.
На пенсию педагог с необычной фамилией Поляк ушел в 1990 году. Но и поныне к нему приходят ученики.
Сыновья — офицеры
— Чем дети занимаются?
— У меня два сына — Александр и Дмитрий. Один — подполковник в отставке. Второй — тоже бывший военный Советской армии. Конечно, они поздравили меня с Днем Победы.
Яков Поляк вспомнил свою покойную жену Ларису, с которой они в апреле 2009 года отметили бриллиантовую свадьбу, то есть 60–летие совместной жизни.
А познакомились супруги в Смоленске. Лариса была дочерью замначальника того самого высшего училища пропагандистов, в которое после войны из Лиепаи направили молодого Яшу Поляка, чтобы он получил прочное военное образование. "Как сейчас помню: я стоял часовым, вдруг открылась дверь, и она прошла мимо меня к отцу. Лариса тогда училась в 9–м классе", — улыбнулся гость кабачка.
А через год бравый боевой офицер сделал девушке предложение руки и сердца. Еще через год родился первый сын. После того как родители невесты благословили молодых, жених повез ее в Латвийскую ССР — показать своей семье.
Лариса Васильевна была замдиректора в музыкальном училище им. Дарзиня, в котором учились многие мировые звезды: скажем, танцовщики Михаил Барышников и Борис Годунов. Среди ее учеников был и знаменитый скрипач Гидон Кремер. Она не только учила его истории, но и была классной руководительницей.
— Напишите, что Яков Поляк еще не старый. Мне ведь еще нет 100 лет. Так что впереди — масса всего интересного. А на прощание хочу поднять еврейский тост: "Выпьем за 120 лет!" — улыбнулся 90–летний ветеран.
Дмитрий МАРТ.
