Об уровне мастерства этого непревзойденного графика свидетельствует один только факт: экслибрисы для своих личных библиотек у него заказывали Шаляпин и Бенуа, художник Коровин и архитектор Антонов, писатель Алексей Толстой и секретарь Льва Толстого Булгаков.
Известный русский график и искусствовед Александр Бенуа, получив в эмиграции в 1938 году книги с работами Юпатова, был поражен. "Хоть и не так часто, а все же бывают и в наши дни приятные сюрпризы, — писал он. — К числу таковых я могу отнести присылку мне из Риги нескольких книг, вернее, брошюр, изданных там и посвященных главным образом графике. Одна из них знакомит с ксилографией Пузыревского, другая — с его книжными знаками, третья — с книжными знаками Алексея Юпатова…
Все они изданы стараниями Алексея Юпатова и все обладают как бы фамильными чертами: необыкновенным изяществом при большой тщательности. Разглядывание этих книжек дает весьма выгодное представление о состоянии художественно–культурного уровня в столице Латвии, и в то же время доказывает лишний раз, что за пределами России русское искусство не умерло и что оно местами придерживается все еще тех же благородных традиций, которые некогда были насаждены нашим "Миром искусства".
Я не имею удовольствия лично знать г. Юпатова, но мне известно, что это настоящий энтузиаст искусства, бескорыстно ему служащий и с неостывающим рвением преодолевающий всякие препятствия, выдвигаемые косностью, равнодушием, а также и тем прямым недоброжелательством, что проявляется в иных (увы, многочисленных) людях, вообще враждебно настроенных против всяких подлинных проявлений художественного начала…"
Алексей Илларионович Юпатов родился в Риге в 1911 году в семье староверов. Родителей он потерял рано, одно время воспитывался в приюте, в Межапарке, потом его забрала к себе тетка. В 1930 году оканчивает рижскую Правительственную гимназию. Первые рисунки появляются еще в гимназии — на страницах рукописного гимназического журнала "Досуг".
В том же году Алексей — студент Академии художеств. Но получить диплом не удалось — нужда заставила бросить учебу и устроиться скромным учителем рисования. Впрочем, уже в 1936 году о молодом графике заговорили — с успехом прошла его первая персональная выставка. На следующий год его приглашают декоратором в Театр русской драмы. В качестве сценографа он с блеском создает декорации к пушкинскому "Борису Годунову". С этого момента пушкинская тема становится одной из главных в его работах.
Это иллюстрации к книгам поэта, статьи в газете "Сегодня", довоенных русских журналах и, конечно, экслибрисы. Кстати, первый экслибрис Алексей выполнил еще гимназистом — в 1929 году, для своего дяди Михаила Юпатова. Первые экслибрисы несколько схематичны, постепенно появляется своя манера.
"Он вырабатывает собственную оригинальную манеру письма с использованием особой техники, легко узнаваемой и придающей работе бархатистость, — писал один из искусствоведов. — В отличие от других графиков, пользовавшихся различной техникой, Юпатов остается верен в основном одной, в которой он достигает совершенства.
Техника исполнения приближает его работы к лучшим образцам старинной графики: рисунок выполняется точками, так называемой манерой "пуантильи", которая применяется обычно в углубленной гравюре или литографии. В этой области Юпатов поражал тематическим разнообразием: здесь отразились увлечения русской стариной, древнерусской иконописью, мистикой, русской классической литературой".
В 1938 году художник переезжает в Прагу. Принимает участие в работе Русского культурно–исторического музея, созданного и возглавляемого известным российским литератором Валентином Булгаковым. Здесь же Юпатов пишет статью для альбома–каталога художественного собрания музея "Русское искусство за рубежом". Предисловие к книге написал другой выдающийся представитель культуры русского зарубежья — Николай Константинович Рерих.
Одна из интереснейших работ этого периода — экслибрис, созданный для известного русского живописца и театрального художника Константина Алексеевича Коровина. Экслибрис, как и жизнь самого Коровина, разделен на две части.
В верхней — дивный пейзаж среднерусской равнины, старинный русский город с православной церковью, высокой колокольней и толстыми крепостными стенами на берегу широкой полноводной реки, величаво несущей свои воды к далекому горизонту. В нижней — книжный развал на Мон–Мартре в Париже, в городе, где Коровин провел вторую половину своей жизни.
"Еще одна история, рассказанная книжным знаком Юпатова, — экслибрис "Книга В. В. Гадалина", — пишет коллекционер Герман Беркович–Зима. — Сумеречным днем по глубокому снегу через монастырские ворота к далекой православной часовенке понуро бредет лошадка, запряженная в широкие сани. Рядом с санями сгорбившись, медленно вышагивает человек, сопровождающий скорбный груз.
Но в санях не гроб. В санях — толстый фолиант с надписью "Кузовок" на корешке и обложке. Старый русский литератор Василий Владимирович Васильев–Гадалин, создатель и главный редактор журнала "Наш Огонек", выходившего в Риге с 1924 года, заказал Юпатову экслибрис для своей библиотеки. В это самое время к выпуску в печать готовилась книга В. Гадалина "Кузовок".
Экслибрис еще не был готов, когда писатель внезапно скончался. Его последняя книга так никогда и не увидела свет. Выполняя долг памяти перед писателем, Алексей Юпатов создал экслибрис, размножил его и лично вклеил в книги из библиотеки В. Гадалина".
К концу 1930–х — началу 1940–х годов Алексей Юпатов — уже известный мастер книжного знака. На многих экслибрисах, созданных в довоенный период, иконописные лики монахов, купола православных соборов, стены древнерусских городов–крепостей, старинные фолианты, какие хранились, наверное, в неведомо когда и куда исчезнувшей библиотеке Ивана Грозного.
Во время немецкой оккупации художник остался в Риге. Сразу после освобождения города "компетентные органы" приступили к проверке "подозрительных элементов": не сотрудничали ли с немцами. В общем, причины были.
Например, известный русский довоенный журналист Клопотовский, писавший под псевдонимом Лери, стал редактором "Русского вестника" — власовской газетенки, издававшейся в оккупированной фашистами Риге. Впрочем, ему повезло — он умер весной 1944–го, до прихода Красной армии.
Юпатов ни в чем подобном замешан не был. Много позже дочь художника вспоминала, как в конце 1944 года в только что освобожденной от немецких войск Риге "…отец ушел на час–два, а вернулся только через четверо суток. Подробностей мы особых не услышали, отец не любил вспоминать этот злополучный эпизод его жизни. Но пришел он бледный, молчаливый…".
Новая власть не стала чинить препятствия в творческой деятельности Юпатова. Работает над экслибрисами, книжной графикой. По оценке специалистов, наиболее плодотворный период его творчества в жанре книжного знака начался в 1958 году. С конца 1950–х — в 1960–е годы художник создает наибольшее количество книжных знаков, причем среди них практически нет "проходных" работ.
Выполненные им книжные знаки считают за честь иметь для своих библиотек Вилис Лацис и Андрейс Упитс; доктора медицинских наук, профессоры Паулс Страдыньш и Янис Зутис; ученый, коллекционер Илья Зильберштейн и и исследователь экслибрисов, ученый–экономист Сергей Фортинский.
Жизнь Алексея Илларионовича Юпатова трагически оборвалась 12 ноября 1975 года. Он погиб во время пожара на даче под Ригой, где любил уединяться от шума и суеты и где ему так хорошо работалось. Памятник Юпатову — на его могиле в Риге, на Ивановском кладбище. Но лучшая память о нем — его работы. Они в престижных музеях Германии и России, Чехии и Америки, в чаcтных коллекциях и в лавках антикваров. Имя Юпатова о Риге знатокам рассказывает больше, чем фильмы и рекламные ролики, созданные после независимости для "узнаваемости образа Латвии в мире".
Илья ДИМЕНШТЕЙН.