Видео
В мире
С отцом - человеком жестким и нервным – отношения у Миши не задались. А мама приучила сына к театру. Ходила с ним в оперетту и драмтеатр. Барышников любил маму искренне и нежно. Он потерял ее очень рано - она свела счеты с жизнью.
Вот что он вспоминал:
"Мама умерла, когда я был совсем еще мальчишкой, мне было 11 лет. Был отец, с которым я несколько лет провел вместе… Потом у него появилась новая семья, и я скоро понял, что я там лишний. Но я был не один. Меня приютили две семьи. Миша Майский из школы Эмиля Дарзиня, его семья, с одной стороны. С другой - семья Витиньшей, так как Андрис Витиньш был моим одноклассником. Эрика, мама Андриса, вообще была мудрая женщина. Она заменила мне мать. Одна семья была еврейская, другая - латышская, а посередине я, русский…"
Он мог не стать солистом: был маленького роста. Но его педагог, выдающаяся русская балерина Елена Александровна Тангиева, перебравшаяся в Латвию из Петрограда вскоре после 1917-го и еще до войны заложившая здесь основы классического балета, сказала: нужно дорасти. И он добрал, дотянул эти 3-4 сантиметра, решившие его будущее.
Танцор вспоминал:
"Это именно Тангиева мне сказала: если вырастешь, то станешь. Она не надеялась, но очень хотела. Она все видела. Замечала, когда у меня что-то получалось. Например, хорошо станцевал в «Щелкунчике", и она мне за кулисами дает шоколадку… Я был на седьмом небе. А когда я уехал в Ленинград, она приезжала смотреть на мой класс. Занятия в школе начинались рано, в восемь тридцать, сугробы были до ушей, а она все равно приходила. Память почему-то сохранила эту картинку с сугробами. Может быть, потому что сугробы и женщина в них - красивый, благородный образ, разве нет?"
Когда другого 10-летнего мальчика привезли из Уфы в Ленинград, вряд ли кто-нибудь мог предположить, что потом будет значить его фамилия - Рудольф Нуреев. Кроме одного человека – педагога Александра Ивановича Пушкина. Позже именно он взял к себе Барышникова, определив его судьбу. Михаил появился в хореографическом училище, когда Нуреев остался за границей.
Барышников вспоминает:
"То, что я попал в Петербург, было почти случайностью. Конечно, я хотел пойти в училище сам, но у меня была покровительница, которая сама училась несколько лет в Петербурге в Вагановском. Она знала Александра Ивановича Пушкина и тайком, поскольку была близкой приятельницей Тангиевой, моего педагога, организовала эту встречу. Все. Остальное - это уже вопрос истории. Пушкин отвез меня к Шелкову, директору Вагановского училища, и заставил сделать два тура перед его носом, прямо на каблуках. Маленький экзерсис в кабинете, и Пушкин просто сказал: «Беру!» Шелков, естественно: «Надо подождать, посмотреть. Пусть он придет на экзамен!» Но потом, когда мы уже спустились вниз, Александр Иванович успокоил меня: «Не волнуйся, я записал тебя к себе в класс"...»
Однажды на приеме в вашингтонском Белом доме Барышников оказался за одним столом рядом с принцессой Дианой. Она обратила к нему затуманенный взор и самым трогательным из своих голосов спросила:
- Вы меня, конечно, не помните?
- Простите, Ваше высочество?
- До замужества я не пропустила ни одного вашего выступления в «Ковент–Гардене". А однажды вместе с другими вашими поклонницами дождалась вас после спектакля, и вы мне даже дали автограф.
- И что же я вам тогда написал?
- Только фамилию. Мне кажется, вы тогда очень торопились…
Михаил Николаевич, кажется, не может простить себе эту оплошность, как и то, что Джон Траволта (американский актер, танцор и певец), а не он танцевал с Дианой в тот вечер.
«Невозвращенец Барышников, оставшийся в Канаде во время гастролей в 1974 году, после независимости не раз приезжал в Ригу. Впервые - вместе с двумя старшими детьми, чтобы показать им город, в котором родился. Сыном Питером и Александрой - дочерью знаменитой голливудской киноактрисы Джессики Лэнг.
От отца Александра унаследовала только прозрачные светлые глаза, а от матери - несколько тяжеловатый, тевтонский тип лица и золотистые волосы.
О своем давнем романе с Лэнг Барышников однажды заметил:
"Я сожалею, что с Джесси у нас все сложилось не так, как мы оба хотели. Это останется со мной на всю жизнь. Она одна из очень немногих женщин, которых я любил…"
Однако, по отзывам биографов, Лэнг не слишком-то подходила ему. Может быть, потому, что одна независимость плохо уживается рядом с другой. Двум суперзвездам, озабоченным прежде всего собственной карьерой, сосуществовать было трудно. Их союз длился ровно шесть лет…
Однажды Барышникова страшно рассмешила фраза, произнесенная кем-то из солистов Большого театра. Он и сейчас часто любит ее повторять, разговаривая перед спектаклем: «Эх, кабы не горькая нужда, разве стал бы я этим заниматься?"
Но это всего лишь фраза. Барышников уже давно может безбедно существовать, напрочь забыв о балетном станке. Его финансовое положение это позволяет. Как и положено западной звезде, Барышников живет в Нью–Йорке в большом загородном доме, который напоминает хорошую русскую усадьбу.
В его доме много коллекционных предметов, старинных картин, гравюр, антикварной мебели - во всем этом он знает толк.
Конечно, к нему постоянно обращаются с просьбами. В большинстве случаев Барышников вынужден отказывать. И потому, что «денежные вопросы - всегда личное решение: кому, сколько и за что". И потому, что всех страждущих не накормишь. Но если Барышников берется помочь, то делает это результативно и без всякой огласки. Он давал деньги на издательские проекты в России, оплачивал лечение друзей, делал благотворительные взносы.
Танцор любит повторять, что его страна - Америка, что сам он американец, поскольку там его дом, жена и дети. Но сам (может быть, до конца не сознавая) он продолжает существовать как бы в двух измерениях, в двух культурах, намеренно стараясь их не смешивать и не пересекать. Его друзья из Риги, Петербурга и Москвы у него в гостях никогда не встречаются с американскими...
Илья ДИМЕНШТЕЙН
