Видео
В мире
Мы устали. Даже самый преданный сторонник Украины, русский либерал, зажмурившись и закрыв уши, вот-вот отвернется. Попробую объяснить, почему.
Образ украинской нации в украинском политическом дискурсе, в украинской публицистике всегда получается сложным, изменяющимся. А нация российская предстает в образе застрявшего в XVIII веке неграмотного мужика.Если речь заходит о провалах первого и второго Майданов, украинский интеллектуал в лучшем случае скажет: «Что ж, мы ошибались и теперь в очередной раз готовы работать над ошибками». Зайдет речь о том, почему нынешний официальный Киев ведет себя порой так нагло и глупо, интеллектуал возразит: «Власть — это не народ». Спросишь, кто же были те люди, что вышли в Киеве глумиться над жертвами иркутского «Боярышника», нам ответят: «Это были нелюди, а не украинцы».
Поинтересуешься, почему, со слов украинских же СМИ, бойцы АТО воевали порой за свой счет, а провиант им поставляли просроченный, украинская мыслящая элита отвечает: «Что ж, это не украинцы воруют, а подонки».
Обратишься к истории и спросишь, почему в ВОВ среди украинцев было так много не только коллаборационистов, но и военных преступников, поступит обязательный ответ: «Так то разве были украинцы?»
И когда, наконец, говоришь им, что жители Донбасса, приветствовавшие сепаратистов, имели украинские паспорта, следовательно, они, а не россияне, в первую очередь виноваты в войне, нам снова отвечают: «Ну какие же это украинцы? « Это, мол, ватники, быдло, плесень нации…»
Украинская мыслящая элита и себя, и страну видит сложно. А нас, россиян, считает простыми, как двугривенник. От всего плохого, что есть в украинской истории и политике, украинцы как нация себя дистанцируют. Но ждут, что по эту сторону границы российская культурная, интеллектуальная элита возьмет на себя ответственность за все: за Кремль, за Екатерину II, за аполитичное большинство, за сталинские лагеря, за Моторолу.
Нас всех они называют виноватыми, они не допускают мысли о том, что наше общество так же разделяется, изменяется. И это самое неприятное, что я вижу от украинцев. Год за годом они оставляют нам все меньше права не быть одинаковыми. Я мерзла на антивоенных митингах, дважды сторонники присоединения Крыма и Донбасса ударяли меня, из-за антиукраинской цензуры вся наша редакция была вынуждена уволиться. Неудивительно, что
мне по-человечески неприятно оказаться в одном ряду с Моторолой. И непонятно, почему я должна нести ответственность за решение Кремля. Особенно перед теми украинцами, которых, в отличие от меня, за свободную Украину не били.
Я вообще считаю, что за решения, принимаемые внутри периметра этого фортификационного сооружения, ни один россиянин, не имеющий к нему доступа, — уже давно не несет. Да, есть понятие «коллективной вины» и «коллективной ответственности». Но есть и такое же твердое понятие нации, как «заложника собственного режима». Я уверена, что действенное сопротивление Кремлю было возможно в России года до 2002—2003-го.
После — уже нет, потому что к этому времени власть реально наладила механизм подавления свободы слова, укрепила силовые структуры, наладила систему предупреждения массовых протестов. И тот факт, что в декабре 2011 года в Москве вышло, по самым щедрым оценкам, не больше 150 тысяч человек, — лишь подтверждает мой тезис: к 2011 году в стране были почти полностью задавлены механизмы массового оповещения, были взяты под контроль транспортные артерии.
Да, мы стали жертвами не только власти, но и глупости, аполитичного собственного прогрессивного класса. Того самого класса, который первым должен был дать отпор устанавливающейся диктатуре. Но мы — все равно жертвы.
Понимание такой простой истины — что жертвы агрессивного режима и его заложники есть не только снаружи, но внутри страны — это фундаментальная международная норма. Наличие у режима оформившейся репрессивной машины снимает с населения ответственность за внешнеполитические преступления этого режима. Упорное нежелание украинской элиты понимать это лично меня окончательно от Украины отвратило. Как и попытки устыдить россиян двумя Майданами.
Знаете, по уровню оформленности репрессивного инструмента киевская власть конца 2013 года соответствовала российской власти года примерно 2000-го. Почему не случилось протеста в 2000 году? Мне тогда было 15 лет, я не знаю, почему. А позже он не произошел потому, что риски оказались слишком высоки. Гораздо выше, чем участие в вооруженном сопротивлении Януковичу. Нельзя осуждать заложников за то, что они не бросились грудью на автоматы.
Это второе большое замечание: мы не только разные, мы еще и сами жертвы, и заложники своего режима.
Замечание третье: мы — все равно россияне. И большинство из нас — русские. И я вижу, что в какой-то момент украинцы массово стали ждать от российской оппозиции презрения к собственному народу. Ждать, что мы полюбим Украину сильнее, чем свою страну. На этом, собственно, роман российской политизированной интеллигенции с интеллигенцией украинской, патриотической, закончился. Стихийные митинги и пикеты против присоединения Крыма и войны на Донбассе утихли в наших мегаполисах, как только на них пришли люди, обернутые в украинский флаг.
Потому что одно дело — требовать прекращения войны, совсем другое — встать под флаг чужой страны. Американские хиппи не выходили на демонстрации с вьетнамским флагом, а сопротивление Третьего рейха не вставало под флаг СССР. Такова норма приличия, и она не обсуждается. В России ее чувствуют даже самые яростные противники Кремля. Не удивлюсь, если оборачиваться во флаг Украины демократических российских активистов надоумили в администрации президента, — не было более верного способа превратить проукраинские митинги в сборище городских сумасшедших.
Примечательно, что как украинской публичной общественностью, так и нашей ультраукраинизированной частью оппозиции этот минимальный патриотизм, это мизерное ощущение родины и нации, которое не позволяет тебе брать в руки флаг другой страны и, размахивая этим флагом, называть своих сограждан быдлом, — оказался беспощадно осмеян. Если ты планируешь жить и работать в своей стране, ты не должен заворачиваться в украинский флаг, радоваться гибели россиян так же, как украинцы, и рассуждать о том, какие россияне против украинцев отсталые. Писать антивоенные письма можешь. Сжечь себя в знак протеста на Красной площади можешь!
Ругать собственный народ можешь: ему это лишь на пользу. Но ругать свой народ в угоду украинцам, да еще с помощью примитивной лжи, — не смей!
Врать, будто у русских есть какой-то генетический код рабства, — не смей! Почему? Это правила игры.
Но украинцев такие правила не устраивают. Одно время среди них и среди не очень умных политизированных россиян было модно распространят фальшивки о том, что по уровню распространения канализации, водопровода и горячего водоснабжения Украина оставила Россию далеко позади. Я не поленилась проверить. И выяснилось, что по всем позициям, кроме газификации, Украина значительно отстает от России.
Как только я опубликовала эти цифры, меня засыпали оскорблениями. Потому что украинский патриот отказывает россиянину вправе быть хоть в чем-то лучше, умнее, современнее. Украинский патриот считает кремлевскими шлюхами всех журналистов, которые берутся не в пользу Украины сравнивать хоть что-то: уровень жизни, доступность медицины, стоимость топлива. У них свое правило игры: украинец — жертва, поэтому он всегда прав. Я по таким правилам играть не хочу.
Анастасия Миронова, "Новая газета".
