Лично в моем лексиконе слово «старый» имеет только положительное содержание. Лишь в прошлом столетии в западной цивилизации слово «старый» автоматически стало означать что-то плохое, бесполезное и выброшенное. Единственная страна в Европе, сохранившая первоначальное значение этого слова, — это Италия, где слово «веккьо» обозначает нечто превосходное и сохранившееся. Во всем мире все старое сносят и выбрасывают на помойку, а все туристы мира как сумасшедшие съезжаются в Италию, ведь это единственное место, где уважают старые вещи и старую культуру. У нас почему-то все должно быть инновационно. В наше время Старый Рижский театр звучал бы полно самоуважения и смысла. Но если есть Новый, пусть будет Новый.
Поскольку Латвия тоже довольно провинциальная территория в плане театра, мы отстаем лет на десять от того, что происходит, например, в Германии. Латвийский театр уже несколько лет пытается подражать немецкой эстетике. Немецкий театр, которому все подражали много лет, теперь уперся в бетонную стену. Я сам долгое время был частью немецкого театра и видел, как происходила его эволюция. Современный театр все время дегуманизируется, становясь все менее эмоциональным, менее человечным, он имеет дело с какими-то социальными конструкциями и понятиями. Здесь не по-человечески тепло, и становится все меньше и меньше тепла. Зрители показали немецкому театру красную карточку. Они больше не хотят смотреть такой театр. Немецкие актеры также заявили, что они, наконец, «на высоте», потому что им не удается играть настоящие, нормальные роли. Они являются элементами постмодернистской композиции. Вот буквально за последний год произошел бунт – актеры и зрители сказали – все, хватит! Энтропия сокрушает все и превращает в стулья IKEA. Нашему поколению этого будет достаточно. У нас все еще есть воспоминания, и мы даже не знаем другого. Что будет дальше, я не знаю. Я думаю, будет какой-то синтетический театр ТикТок и, возможно, этого будет достаточно.