Видео
В мире
Кинокритик Антон Долин рассказал КиноПоиску, почему в России народное кино похоже на кашу из топора и к чему это может привести.
В октябре на российские экраны вышли сразу два фильма, которые вызвали бурную положительную реакцию у зрителей и сдержанную, а порой недоуменную у критиков. Это военная драма «28 панфиловцев», чей релиз сопровождался дискуссиями в обществе и скандалами на уровне государственных учреждений, и «Землетрясение», повествующее о трагедии 1988 года в Армении, когда мощное землетрясение унесло жизни десятков тысяч людей.
На своей странице в сети Facebook кинокритик Антон Долин написал о том, что посмотрел оба фильма «вне обязательств рецензента», и возмутился отсутствием возможности критиковать качество подобных картин. «Упоительная новая тактика русского кино: выбирай тему, жанр и способ производства (сделано русским народом при участии Министерства культуры РФ) так, что любая критика будет объявлена предвзятой», — написал Долин.
По просьбе КиноПоиска кинокритик прокомментировал ситуацию, в которой народные фильмы получают одобрение государства и массовой аудитории, но при этом совершенно подменяют само понятие «кино».
Кадр из фильма «Землетрясение»
Каша из топора
Критик — это всего лишь профессиональный зритель. В кино он точно так же плачет, когда грустно, смеется, когда смешно, и спит, когда скучно. Единственное отличие критика от простого зрителя — он смотрит очень много кино, и от этого чувствительнее к штампам. Когда он видит, что что-то откуда-то украдено, а какой-то прием повторен в 70-й раз, он это опознает. В моих глазах, хотя не все со мной согласятся, выстраивать кино на клише и штампах — это довольно серьезный грех, если мы исходим из того, что кино — это все же отчасти творчество, а не только индустрия.
Меня расстраивает, что создатели некоторых картин, которые недостаточно талантливы или недостаточно старательны, для того чтобы сказать своим фильмом что-то новое (или сказать старое, но новым способом), выезжают за счет рефлексов зрителя. Рефлексов, которые похожи на рефлексы собаки Павлова. Разговор о землетрясении для людей, которые пережили его или просто слышали о нем, сразу вызывает давление на слезные железы. Допустим, эксплуатация таких тем, как холокост, уже начинает раздражать отдельных зрителей (слишком много этого в кино), но другие темы не так широко исследованы. Игровых фильмов о землетрясении, которое было действительно беспрецедентным, не существует. Патриотическая нота, ностальгическая нота, сентиментальная нота — все это складывается в предсказуемую реакцию зрителя.
Кадр из фильма «28 панфиловцев»
Я бы назвал это эффектом каши из топора. Солдат из гениальной русской сказки завлек прижимистую хозяйку топором, из которого вроде как сварит кашу, а на самом деле использовал продукты, которые доверчивая, но любопытная женщина бросала в котелок. Съемочные группы фильмов «Землетрясение» и «28 панфиловцев» выступают в роли вот такого топора — совершенно бесполезного, хотя тяжеловесного и на вид даже действенного. Они не сообщают новой информации, не дают неожиданных эмоций — вообще ленятся. Но некоторые темы работают сами по себе. Особенно если организовать грамотную информационную поддержку и не забыть сообщить публике о непатриотичных врагах такого кинематографа, которым надо дать отпор.
Те, кто после объявления о создании фильма о 28 панфиловцах кричал, что такого подвига не существовало (как будто это имеет какое-то значение для художественного фильма), как и те, кто кричал, что отрицающие этот мифологический подвиг — «конченые мрази», идеально подогрели публику, которой стало любопытно посмотреть фильм. Результат: немалая часть аудитории «28 панфиловцев» и «Землетрясения» выдает запрограммированную реакцию, которая никак не связана с достоинствами или недостатками фильма.
Кадр из фильма «28 панфиловцев»
Почему это вредно?
Это опасный прецедент по простой причине. Кино — это искусство. Искусство должно бороться со штампами и клише, а не пропагандировать их, подменяя догмой и готовым рецептом тот поиск, в котором суть культурной деятельности и заключается. Никакого поиска нового, конечно, в «28 панфиловцах» нет. Кто-то очень точно сравнил этот фильм с исторической реконструкцией. Но, позвольте, картина показывается в кинотеатрах, а со зрителей берут деньги за вход. Значит, это все-таки кино. Говорите, «кино-памятник»? Что ж, памятники обычно стоят на площади — бесплатно и для всех. Снимите кино и бесплатно показывайте на площади. Государство, думаю, поддержало бы.
Когда люди в поле, где когда-то состоялось сражение, собираются, одеваются в мундиры или доспехи и чувствуют себя одержимыми духами тех воинов, которые когда-то на этом самом месте не на жизнь, а на смерть схватились друг с другом, — это историческая реконструкция. Но представьте, что приходите вы в Большой театр, а там вместо «Князя Игоря» реконструкция битвы князя Игоря с половцами. И никто при этом не умеет петь, не играет на инструментах — просто дерутся.
Всему свое место. Почему «28 панфиловцев» со своими крайне скромными художественными достижениями существуют на одном поле с настоящим кино, будь оно американское, российское, французское или какое угодно еще, мне не очень понятно. Его делали явно люди увлеченные, патриотичные, искренние. Намерения могут быть благими, но я не понимаю, какое отношение это имеет к кино, в котором должны быть идея, метафора, интересный сюжет, незабываемые персонажи, самобытный художественный язык?
Кадр из фильма «Землетрясение»
Из ничего не выйдет ничего
Отсутствие серьезного разбора художественных составляющих «Землетрясения» или «28 панфиловцев» в прессе красноречивее всего говорит о качестве этих фильмов. Если то, из чего состоит собственно искусство кино — операторская работа, актерская игра, сценарий, характеры, — не обсуждается, а люди начинают обходиться общими словами о подвиге народа (или — вспомним «Землетрясение» — о страданиях другого народа), значит, говорить просто не о чем.
На месте авторов фильма я бы не радовался такого рода комплиментам. Даже самый кондовый патриот осознает, что персонажи «28 панфиловцев», имена и лица которых, я думаю, мало кто запомнил, не могут сравниться с героями фильмов «Летят журавли», «Судьба человека», «Иваново детство», «Восхождение». Можно назвать любые хорошие советские фильмы о войне, на которые «28 панфиловцев» как бы ориентируются. В каждом из них мы увидим совсем мало сцен сражений. Речь идет о психологических ситуациях, в которых оказывается человек на войне. Мы помним актеров, их реплики, имена героев. И везде идет речь об индивидуальных судьбах, а не об обобщенном подвиге народа.
Впрочем, этим фильмам не нужен умный и злой критик, который их разгромит, показав через собственную эрудицию их низкие художественные качества. Хвалебных рецензий, состоящих из общих слов, и скромных кассовых сборов достаточно, чтобы показать истинное значение этих картин. Как говорил король Лир, «из ничего не выйдет ничего».
Тимур Бекмамбетов
Индустриальный фильтр
Опыт таких народных фильмов, конечно, трансформирует наш кинематограф, и это тревожный знак. Но не катастрофа. Ведь чтобы показывать выдающиеся результаты, надо быть экстраординарным и коммерсантом, и художником. Бекмамбетов или Бондарчук, например, на это способны. Никто не будет спорить, что это личности. У каждого свой стиль, свой подход, каждый рискует чем-то, создавая свою художественную вселенную. Без этого не будет и серьезной коммерции! В Голливуде и во всем мире то же самое. Мы можем ненавидеть Спилберга, Майкла Бэя или Люка Бессоназа коммерциализацию искусства, но в каждом случае речь идет о яркой личности.
Коллективный подвиг безвестных кинематографистов и будущих зрителей, скинувшихся на фильм, не создает индивидуальности, на которой строится индустрия. Это фильм, который может не провалиться; самое серьезное достижение — выйти в ноль. Но индустрия держится на проектах, которые зарабатывают, совершают прорывы. Это разговор, уже не связанный с искусством, качеством, идеологией. Публика хочет видеть в кино то, чего раньше не видела.
Кадр из ток-шоу «Вечерний Ургант»
Лоцман в безбрежном мире кино
Мне не кажется, что критики сегодня никому не нужны. Мой персональный опыт — конечно, он не универсален — свидетельствует об обратном. Уверен, людям необходимы кинокритики, которые будут им внятно, доходчиво, простыми словами помогать ориентироваться в безбрежном мире кинематографа. Кино по-прежнему самое народное из искусств, все его смотрят, и людям необходимы лоцманы. Я в этой роли выступаю. Возможно, многие мои коллеги хотят разговора с аудиторией на более высоком интеллектуальном уровне (я и сам был бы не прочь) и расстраиваются, что аудитория этот уровень не желает воспринимать. Печально, но со временем и это пройдет.
Отчасти дело в том, что в стране давно и планомерно ведется работа по уничтожению свободных независимых средств массовой информации. Понятно, что, когда средство информации становится средством пропаганды, первое, что отваливается за ненадобностью, — отдел культуры и вообще критики — люди, которые учат анализировать действительность. Сейчас такого рода деятельность не приветствуется. Но потребность в ней колоссальная. Я это вижу не только по аудитории «Вечернего Урганта», но по реакции людей в провинции, где я бываю довольно часто. Так что все разговоры про невостребованность критики преждевременны, по-моему. А то, что появилась рядом с профессиональной кинокритикой народная — есть видеоблогеры, есть просто люди, которым нравится ставить оценки и писать комментарии, — это прекрасно. У всех есть возможность высказать свое мнение. И это точно никак не может повредить критикам. Просто наша профессия трансформируется, и это неплохо. Значит, она жива.
kinopoisk.ru
