Уже десять лет председатель Ропажского сиротского суда Ингрида Зунде занимается детьми из горячих точек, которые прибывают в Латвию одни, без сопровождения. Она рассказала "Субботе" о сложностях поиска опекунов и приемных семей для таких детей.
Слишком далеко от Риги
16-летнего подростка из Афганистана Камрана Аюби получил статус беженца и поэтому больше не мог находиться в центре "Муцениеки". Но никто не соглашался принять его в семью. Жить мальчику было негде. В отчаянии Ингрида Зунде была вынуждена обратиться за помощью к общественной организации Drošās Mājas.
Наконец удалось найти приемную семью из Даугавпилса. Но приехать в Ригу для знакомства с мальчиком семья не захотела: у них хозяйство, овцы. А уезжать далеко от соотечественников, которые живут в Риге и поддерживают подростка, Камран тоже не захотел. По этой же причине он отказался ехать и другую приемную семью из из Вецпиебалги. Есть и еще она причина: языковый барьер.
Камран по-русски не говорит, латышского, естественно, тоже не знает. Живя в семье, где он пока не сможет объясниться, ребенку будет дискомфортно, и попросить помощи случись что, он не сможет..
-- Инспекторы мне, конечно, говорят, что у него нет выхода и надо идти туда, куда предлагают, но я все же защищаю интересы ребенка. Когда он приехал в Латвию, он был с тетей, которую назначили опекуном в Даугавпилсе. Но она была задержана там, и он сюда приехал один. Здесь ему сразу же назначали опекуна -- это был опять кто-то из родственников. Но он, едва получив статус, сразу же уехал.
18 марта Ингрида Зунде наконец нашла Камрану нового опекуна -- женщину из его этнической общины. Они будут помогать друг другу и вдвоем искать жилье. В этом им поможет организация Drošās Mājas.
Среди подопечных Ингриды один парень остался в Латвии. Вначале он находился под опекой одной латвийской женщины, потом снимал квартиру с несколькими своими земляками, а затем поступил в один из латвийских университетов. Он очень хорошо выучил латышский язык и теперь изучает точные науки..
Трудности перевода
Как сиротский судья объясняется с подопечными? У министерства переводчиков с арабского нет, у пограничников есть, но они нарасхват. Ингриде переводят сами беженцы, кто владеет русским. Но есть одно "но". Поинтересоваться, было ли совершено какое-то насилие против подростка, через такого переводчика она не может. Ведь она не может ручаться за этого человека, не знает, не навредит ли он ребенку. Да и нет уверенности, что сосед по приюту все переводит верно.
-- В простых ситуациях, когда нужно съездить оформить паспорт или сходить в магазин, мы с Камраном еще объяснимся. А вот когда нужно узнать его мнение об определенном опекуне, без переводчика не обойтись.
Камран очень ждал своего опекуна, так как только взрослый может получить для него пособие. Парень ждал его три месяца. Ингрида думала временно поместить Камрана в детский дом, чтобы там его всем обеспечили. Но рижский детский дом отказал: мол, не готовы, не знают, как с ним объясняться.
Сельские детские дома тоже отказали - они не могут ручаться, что ребенка там не обидят. Ведь деревенские дети могут быть очень жестокими..
Собаки в доме и свинина на столе
Другой афганский мальчк, в отличие от Камрана, успел пожить в латвийской семье в сельской местности. Но выдержал всего месяц.
-- Возможно, сам он был из города, и ему была не по душе сельская жизнь. Ему многое было там чуждо: хозяйские собаки, спокойно заходящие в дом и свободно гуляющие по двору. Смущали его дети, жившие вместе с ним в доме. Среди них были не совсем здоровые ментально. Еще ему не понравилась латышская еда, где преобладают блюда из свинины. Но в доме готовили на всю семью, и выбора у мальчика не было.
Представьте, что вас сейчас посадят за стол, где подают, например, конину или собачатину, как в Корее, -- для нас это неприемлемо.
Зато жить в рижском детском доме ему понравилось. Хотя он хотел все делать по-своему и ему приходилось приспосабливаться. Он прожил в детском доме около пяти лет, ходил в школу, выучил немного латышский язык, но когда ему исполнилось 18 лет и Ингрида начала искать ему квартиру, он отказывался от всего, так как боялся начинать самостоятельную взрослую жизнь. В итоге он уехал в другую страну.
Дети с бородой
Бывают случаи, когда и взрослые беженцы выдают себя за подростков. А проверить дату их рождения невозможно. Просто кто-то им рассказал о том, что в страну проще попасть, будучи несовершеннолетним.
-- В таких случаях мне приходилось вести их к врачу, на интервью, писать за них заявления о получении пособия, потом искать им опекунов.
Чаще всего опекунов надо искать для ребят 15-16 лет. Судя по рассказам беженцев, иногда целый поселок скидывается, чтобы собрать деньги на дорогу одного подростка. Младшие дети обычно прибывают с родителями.
Получают статус и сбегают
Ингрида Зунде говорит, что для большинства детей, оказавшихся без сопровождения, она находит опекунов непосредственно в "Муцениеки" среди их же родственников или среди тех, кто ехал вместе с ними. Но как только Ингрида Зунде принимает решение об опекунстве, тот вместе с этим ребенком сбегают из центра "Муцениеки" в другие страны.
-- Их бегство незаконно, но никто их не ищет, и никто не знает, куда они едут дальше. Были случаи, когда кого-то из наших беженцев потом задерживали в Германии и привозили обратно в Латвию. За тебя отвечает та страна, на земле которой тебя схватили за руку.
Раньше после получения статуса можно было оставаться в центре "Муцениеки", если было место. Но теперь центр переполнен, беженцев становится все больше и больше. А искать приемные семьи среди латвийских жителей все труднее. Особенно тяжело это стало после недавних событий в Брюсселе, -- говорит Ингрида. -- Но я от этого должна дистанцироваться и обязана относиться к несовершеннолетним как к детям, а не как к террористам.
Виктория СТИЕБРЕ.