Видео
В мире
Часто, сетует автор, из рядов патриотически настроенных латышей, живущих во власти девизов и догм, слышно, сетует автор, что в Латвии надо общаться только по-латышски, что всегда и везде оккупантам надо говорить то, что про них думаешь и указывать им на их место, чего бы это не стоило. Однако, всегда ли патриоты сами так поступают — это уже другой вопрос.
Как пишет Инкинс, предъявляя им требование, что им необходимо учить государственный язык (думаю не надо уточнять, кому это «им» в рамках этого текста, уточняет он), что они должны уметь говорить и им надлежит говорить только на латышском, на самом деле мы соглашаемся с тем, что они тут могут оставаться и жить. Иначе какой смысл им учить государственный язык, если надо будет уезжать на историческую родину? Где еще они знание этого языка смогут использовать?
“Мы, выдвигая такое требование, на самом деле и им и себе открыто даем знать, что никаких деоккупации и деколонизации не будет, что мы этого не желаем и они смогут здесь остаться. Что все наши пылкие и патриотичные речи о латышском языке на самом деле открыто демонстрируют, что мы с таким положением дел смирились, к нему привыкли, приспособились с ними выживать и ничего в этом смысле менять не хотим», - утверждает автор.
Похоже дело обстояло с референдумом в конце 90-х о детях неграждан. Голосуй за любой вариант, но в итоге ты все равно своим голосов подтверждаешь, что им полагается гражданство Латвии, различаются только детали. В любом случае вы подтверждаете, что «они» могут здесь оставаться, что они принадлежат Латвии и им положено гражданство. Какой Латвии они принадлежат — это уже другой вопрос.
Так оккупант, колонист и их потомок, выучивший латышский язык, из оккупанта и его потомка, из советского милитариста становится нормальным и приемлемым человеком. И только нормально, что им предоставляется право участвовать в управлении государством. Которое из участия может превратиться в управление.
Приучили к стакану!
Инкенс утверждает, что из 100 латышей 99 скажут вам, что заставить русских уехать к себе на родину не представляется возможным и «нам этого и не надо». Но невозможно, потому что большинству «не надо». - Замкнутый круг, сокрушается автор, который, вероятно, относится к тому самому 1%.
Инкенс приводит в пример мирную семью, к которой в дом врываются чужие люди, выбивая дверь ногой, заходят на кухню. Идут годы, и «носители культуры» приучают бывших хозяев пользоваться не бокалами, а (о ужас!) граненными стаканами! Кроме того, приучают к чужим песням, чужому языку, нормам поведения, одновременно отучая от колбасы, денег, имущества, земли и другого, что им было нужнее, чем нам.
Когда климат на Земле изменился и лед растаял, настоящие хозяева квартиры настояли на том, чтобы им вернули имущество предков. Тогда законные хозяева и непрошенные арендаторы создали специальную комиссию из обеих сторон. И решили, что непрошенные гости, все-таки, также оплачивали коммунальные расходы, делали ремонт.
Поэтому им разрешили оставаться жить там, где они живут, обеим сторонам это показалось справедливым. Ведь у арендатора не было другого имущества и другой родины. Это все равно, как собака, родившаяся в стойле у лошадей, может претендовать на то, что она — лошадь, прибегает автор к красивому сравнению из мира животных.
