На вопрос, как он себя чувствует, композитор отвечает, что как-то передвигается с этой тростью: «Нам нужно отработать концерт послезавтра. Как я все это выдерживаю? Не имею ни малейшего представления. Придется начать принимать какие-нибудь таблетки», — смеется он.
Паулс уверен, что все, что он делал в своей жизни, стоило того: «Иногда моя музыка была хороша, иногда не очень... Как было, так было. Можно спросить: был ли тот путь, по которому я шел, правильным? Для меня - да. Определенно да. Время все равно расставит все на свои места. Я никого не прошу петь мне дифирамбы или ругать меня. Лучше оценивать все честно. Может, давайте задумаемся над тем, что мы сделали другим людям – что хорошего и что плохого? Это один из самых важных вопросов в жизни».
Паулс уточняет, что его музыка была бы ничем без живости его внучек и дочери Анете: «Они наполняют мою жизнь. Я чувствую себя безопаснее, я знаю, что мой мир продолжается, хотя все вокруг меня, вероятно, рушится».
«Рождение дочери Анеты изменило не только мою повседневную жизнь, но и меня самого: я избавился от пьянства, которое часто губительно для музыкантов. Только я и мои самые близкие люди знаем, какой была цена этого этапа жизни... Кажется, только тогда я понял смысл жизни. Моя музыка тоже стала сильнее, глубже. Анету мы воспитывали вместе с женой, я не пытался переложить отцовские обязанности на плечи Ланы... Если проанализировать, то я старался воспитывать Анету так же, как это делали мои отец и мать. Только... Они оба были теплее, я гораздо холоднее», - поясняет он.
Есть у маэстро и мнение о латышской нации: «Если мы говорим о сохранении нашей нации, то нам следует больше думать о празднике песни, о праздновании Янова дня – о том, что специфично для нас. Почему каждый год на «Skroderdienas Silmačos» распродаются все билеты? Это феномен! И никто не может этого объяснить. Может быть, потому, что в этом спектакле хорошо видно, какие мы? И мы идем на это шоу и смеемся над собой. Это маленькая модель общества: мы наивны, иногда, возможно, глупы, хитры, но при этом теплы, сентиментальны и доброжелательны. Но латышскость не должна быть прикреплена, как брошь к лацкану пиджака, она должна быть в самом человеке, в его мышлении, в его творчестве».
Музыкант не считает себя легендарным: «...Кажется, мне удалось сохранить себя таким, каким я был всю жизнь. Я даже не знал, как использовать те огромные преимущества, которые давала мне популярность, а если и умел, то, может быть, процентов на десять…»