То, что в 91-м Ельцин, приветствуя восстановление независимости Латвии, забыл обсудить с ней права миллиона русскоговорящих жителей, теперь списывают на специфику момента – «страна была на коленях, приходилось идти на жертвы». Что помешало вернуться к этому вопросу «вставшим с коленей»?
В начале 2000-х, когда перед русскими отчетливо замаячила перспектива закрытия русских школ, в Латвии поднялось настоящее народное движение. На улицы вышли учителя, ученики, родители и просто сочувствующие. С риском нажить себе крупные неприятности, но вышли. Так редко бывает в истории – чтобы все.
И этот единый порыв стал главным фактором, с которым были вынуждены считаться латвийские власти. Хотя публично этого не признавали, но было заметно по реакции. Перед Европой неудобно, да еще неизвестно во что выльется вся эта уличная борьба. Шаг влево-вправо – провокация – кровь…
В итоге компромисса добиться удалось какого-никакого (потом уже к этому движению примкнули политики, но по большому счету в решающий момент они были просто рядом).
Был еще один фактор, который заставил латвийских реформаторов считаться с той уличной силой – опасная непредсказуемость соседней России. Точнее, ждали как раз ее реакции. А на реакцию эту она тогда имела право по всем статьям.
Ждали ее и протестанты. Но - не дождались. Не считать же поддержкой мидовские заявления и телевизионные приветствия отдельных депутатов.
Если бы Россия в самый горячий момент те, действительно искренние и массовые протесты поддержала, вопрос о русских школах был бы закрыт здесь очень надолго (а школы оставались бы открытыми).
«Так вы хотели крови?!» - возразят оппоненты. Вовсе нет. Как показала практика, есть гораздо более действенные средства для разрешения подобных споров.
К примеру, накануне вступления Латвии в ЕС, когда уже практически все условия нашей маленькой страной были выполнены, выяснилось: не примут ее в ЕС ни при какой погоде до тех пор, пока она не уладит свой давний пограничный спор с Россией. Никого те территории Абрене-Пыталово сроду здесь не беспокоили, но тут поднялся дикий шум.
Помните, группа латышских нацпатриотов под руководством Райвиса Дзинтарса тогда оголилась на морозе, раскрасилась и топлесс пела народные песни у дверей Сейма? Призывали не уступать ни пяди родной земли (на этом они вскоре и вошли в сейм уже депутатами).
Российские общественники тогда тоже намекали послу РФ на ситуацию (Виктор Калюжный в то время руководил дипмиссией в Риге). Самое время было брать реванш за просчеты 91-го и обменять пограндоговор на гарантированные права русского населения, покончив разом со всеми спорами.
И Латвия в тех условиях наверняка бы согласилась на многое, но господин Калюжный отреагировал интересно. Сказал прямо и конкретно: вас это не касается. Он вообще советовал поднимать поменьше шума, переставлял отношения двух стран на прагматичные рельсы.
Вскоре, окончив свой посольский срок, он (кстати, бывший министр топлива и энергетики России) уехал в родную Москву, где был награжден высокой государственной наградой. А латвийский премьер Калвитис, при котором произошло скорое и беспроблемное подписание пограндоговора между РФ и Латвией, оставил премьерство и ушел руководить крепкой газовой конторой. И руководит ею до сих пор, и не жалуется. Заметим, латыши ему этого в упрек не ставят. Чем он хуже Шрёдера, в конце концов.
А теперь некоторые недоумевают: отчего это возмущаются русские ликвидацией своих школ так тихо и малолюдно? Да потому, что все всё про всех тогда ещё поняли, и каждый стал спасаться самостоятельно. Разве что с диванов посетуют на привычные несправедливости - по привычке.
Что остается "высшим силам" - ветераны почти что вымерли, неграждане медленнее, но тоже двигаются в том же направлении. Остаются русские школы – предмет более-менее подходящий для начала торга. Перед очередными выборами. И наверняка, перед разделом чего-то еще более интересного, чем даже теплые кресла.
Елена Бобрикова