«Во времена холодной войны было чего бояться. Мы ходили вдоль норвежского берега и в Баренцевом море с торпедами наготове и находились в непосредственной близости от советских военно-морских сил. Но все равно: больше всего я боялась, как бы меня не разоблачили как трансвестита», — рассказывает норвежка Джон Жанетт Сульстад Ремё журналу Forsvarets forum.
Ремё много лет вела двойную жизнь. В будние дни она была крутым капитаном с бородой и эмблемой с подводной лодкой на груди, а в выходные меняла в номере гостиницы форму на платье и высокие каблуки.
«Я переодевалась в женщину всегда, когда это было возможно. Но признаться было невозможно. Я представляла собой риск для вооруженных сил страны, поскольку вплоть до 2010 года трансвестизм считался психическим расстройством. Если бы меня разоблачили, то выгнали бы с флота в тот же день», — говорит Ремё Dagbladet.
Ремё выросла в маленькой деревушке Ульстейнвик в губернии Мёре и Румсдаль. Ей было всего четыре, когда она сказала родителям, что она — девочка.
«Нельзя сказать, что они пришли от этого в восторг», — признается Ремё.
«Однажды вечером я была дома одна, и искушение было слишком велико. Мне было 15 лет, и я решила прогуляться в маминой одежде, чтобы ощутить, что же такое свобода. Внезапно откуда ни возьмись показались трое парней, они шли домой с вечеринки. Я пустилась бежать изо всех сил, но один из них меня догнал.
Отчаяние было огромным, и она, подумав, решила все это бросить. Но после бессонной ночи Джон Жанетт приняла решение продолжать бороться. Но решила играть роль парня, поскольку боялась потерять друзей и родственников.
«Играла я хорошо. Так хорошо, что все закончилось тем, что я поступила в военно-морское училище».
Она хранила тайну больше 60-ти лет
Ремё служила в вооруженных силах с 1969 по 1982 годы. Из них четыре года она была капитаном подводной лодки.
Но женская одежда была с ней в плавании всегда. Хранилась она в самом надежном месте на подводной лодке — в сейфе вместе с сверхсекретными («Nato Cosmic Top Secret») документами НАТО.
«Удивительно, как никто из коллег меня не разоблачил. Хотя держать эту тайну в себе было нелегко».
Сама служба в вооруженных силах и ее график Ремё вполне устраивали. Потому что после долгого плавания наступало продолжительное свободное время. Время, когда она могла быть самой собой. А потом она женилась на женщине.
«Больше всего я сожалею о том, что не рассказала ей о том, что я — транссексуал. Это с моей стороны было ужасно гадко и так же отвратительно, как супружеская измена. Впрочем, у меня была слабая надежда, что все это у меня пройдет. Но не прошло», — рассказывает Ремё.
Позже они развелись. У них есть сын, который узнал папину тайну, когда ему было уже за 20.
«Когда я ему все рассказала, он немного помолчал, я потом сказал: „Папа, ты — самый крутой чувак из всех, кого я знаю“. Было приятно».
Психически больной капитан подводной лодки
По мнению Департамента здравоохранения, Джон Жанетт страдала психическим заболеванием.
«Только подумайте, что было бы, если бы командование выяснило, что командиром подводной лодки является психически больной человек — и это в разгар холодной войны, и он к тому же отвечает за восемь торпед. Но я не была больна. Я просто была транссексуалом», — рассказываем Ремё Dagbladet.
В 1982 году она закончила службу в вооруженных силах и стала работать лоцманом. Не сразу, но все более уверенно она начала рассказывать родственникам и близким друзьям о своих склонностях. Когда в 2010 году транссексуалов перестали считать психически больными людьми, Джон Жанетт перестала скрываться.
«Кое-кто перестал со мной разговаривать. Кто-то сказал, что я мужественный человек. Один из бывших флотских коллег сказал позже, что если бы он с кем-то пошел на разведку, то только со мной».
«Потолок терпимости» в вооруженных силах
Джон Жанетт прожила 60 лет в страхе, что ее разоблачат, и наконец-то ее стали воспринимать такой, какая она есть. Сегодня она занимается политикой: борется за соблюдение прав человека и за улучшение положения транссексуалов.
«Мне кажется, признаться в том, что ты транссексуал — вообще непросто, но в армии это трудно особенно. Я лично знаю трех-четырех офицеров, которые на самом деле транссексуалы, но не признаются в этом. В армии говорят, что они там все открытые, готовы принять любого, но им по-прежнему предстоит проделать очень долгий путь. Настало время отнестись к многообразию всерьез», — считает Ремё.
«Нулевая терпимость» по отношению к издевательству и травле
«За те три года, что я был омбудсманом в вооруженных силах, к нам на рассмотрение не поступало ни одного дела, которое касалось бы трансексуальности или половой идентичности среди тех, кто служил, или среди военнообязанных», — признается Роалд Линакер в беседе с Dagbladet.
Сколько транссексуалов в вооруженных силах страны, — неизвестно. Да и планов выяснить это тоже нет.
«В вооруженных применяется „нулевая терпимость“, когда речь идет об издевательстве и травле, они тратят много времени на то, чтобы научить военнообязанных уважать друг друга», — говорит Линакер.
Омбудсман указывает на то, что, хотя к ним и не поступали жалобы, это тема, которой, конечно же, не уделяется достаточно внимания.
«И в обществе в целом, и в вооруженных силах».
«Солдат все равно солдат»
«Я получила пять-шесть обращений от транссексуалов, отбывающих воинскую повинность. В одном из случаев человек хотел остаться на военной службе, но в ситуации, когда возникают неудобства по ходу службы, из этого ничего не вышло», — говорит представительница профсоюзной организации Tillitsvalgordningen (TVO) Камилла Хансен в беседе с Dagbladet.
Самая большая проблема — это отношение и предрассудки.
«Мы активно боремся за то, чтобы понизить порог реагирования на физические или психосоциальные проблемы. Потому что солдат всегда солдат, независимо от того, к какому меньшинству он принадлежит. Армия — одно из немногих мест, где человек должен выполнять свои рабочие задачи независимо от пола, религии или сексуальных наклонностей», — говорит Хансен.
На следующей неделе военные впервые примут участие в гей-параде в Осло — это официальное задание.
«Мы видим, что тех, кто на срочной службе, эта тема волнует. Мы хотим, чтобы нас видели на параде, таким образом мы дадим понять, что армия должна быть открытой, и что в ней должно быть место для всех».