Видео
В мире
Однако Путин, судя по тому, что говорит он сам и его приближённые, сравнивает предполагаемую операцию не с текущей ситуацией, а с будущей ситуацией. Потому что ситуация его ухудшается, и в близком будущем положение дел без операции представляется ему гораздо худшим, чем с операцией. Иными словами, сейчас у Путина есть окно, в течение которого такая операция вообще выглядит возможной. В дальнейшем она станет либо невозможной, либо будет предполагать неприемлемые издержки.
Есть три основных фактора, которые создают этот эффект закрывающегося окна.
1. Поддержка и легитимность внутри страны. Усталость от Путина накапливается, и вероятность того, что он сможет ещё раз перезагрузить повестку, низкая – в это уже мало кто верит. Молодые и средние группы устали от Путина гораздо сильнее, его электорат сокращается объективно и ещё быстрее уходит благодаря эпидемии. Вместе с этим снижается эффективность его медиаканалов, так как люди обучаются поликанальному потреблению информации (то есть учатся не доверять только одному источнику).
2. Внешнеполитическая ситуация ухудшается. Очевидно, минские соглашения не дали желаемого эффекта, Украина дрейфует в сторону мягкой ассоциации с НАТО, и даже очаг нестабильности на украинской территории не стал страховкой от этого. При этом союзников на западном направлении у России осталось минимум, и опереться практически не на кого. Из статьи Путина об Украине следует, что он рассматривает только два варианта – либо в результате экономического удушения в Киеве приходят к власти пророссийские политики, и Украина становится протекторатом России, либо проблема решается военными средствами. Первый вариант предпочтителен, но шансы на него снижаются. Вместе с тем, хотя бы часть территории Украины должна контролироваться Россией, никакие другие варианты несовместимы с существованием Путина и России в среднесрочной перспективе.
Без сомнений, приближение НАТО и усиление глухого недовольства внутри страны воспринимаются Путиным не как два разных фактора, а как примерно один и тот же – враг приближается физически и по мере приближения ведёт подрывную работу.
3. Из некоторых заявлений Путина понятно, что он считает, что Россия в настоящий момент обладает неким военно-технологическим преимуществом, которое в скором времени будет нейтрализовано. Это означает, что заставить принять собственные условия с помощью военной угрозы можно сейчас, но будет невозможно в ближайшем будущем.
Иными словами, Путин исходит из того, что если не устранит угрозу сейчас, то через два-три года риски станут неприемлемыми. Поэтому попытки повысить его издержки сейчас со стороны стран НАТО, вероятно, только убеждают его в том, что грядущая опасность от НАТО слишком высока, чтобы ждать.
Может ли всё это просто рассосаться, если Путин всё же решит, что сейчас издержки слишком велики? С одной стороны, вряд ли что-то может помешать ему сказать: «Ну, не хотят принимать наши условия, и чёрт с ними, займёмся чем-нибудь другим». Условия для достойного отхода ему по итогам переговоров обеспечат.
С другой стороны, оценки грядущих рисков как неприемлемых наверняка находятся не в голове Путина, а разделяются российским военно-политическим руководством. Текущая тактика наверняка является результатом обстоятельного коллективного планирования. Это значит, что просто так выйти из штопора, куда Путин уже залез, не получится – придётся как-то объяснять, что поменялось, и каким-то образом существенно корректировать представление о рисках, стоящих перед страной и перед элитой. Поэтому если текущее напряжение не закончится военной операцией того или иного рода, оно почти наверняка будет иметь следствием серьёзную перетряску в элитах. И неизвестно, удержится ли в ней сам Путин – в чьей цепкости вообще-то сомневаться не приходится.
Поэтому то, чем занят Путин – это не лихая атака, а отчаянная оборона. Это делает ситуацию гораздо опаснее. Но окно для резких действий постепенно закрывается, и если до этого удастся не сорваться, то ситуация в России существенно изменится.
