Всем смертям назло

Ни в одной из книг о выдающихся русских латвийцах не упоминается имя Ольги Александровой Нейман–Катеневой. Между тем это человек с большой буквы. Во время войны помогала военнопленным, укрывала узников гетто. Нацисты упрятали ее в Салапилсский концлагерь, Советы — в Сибирь. Но она не сломалась. Ольга Нейман–Катенева родилась в Индии, недалеко от Калькутты. Причем в тот день, когда там произошло землетрясение, — 15 февраля 1908 года. Вероятно, это было знаком, что ей уготована необычная судьба. Отец девочки, Александр Федорович Мычко–Мегрин, молодым человеком отправился в Индию из России — учиться искусству дегустации чая. Через несколько лет перевез и невесту — рижанку Елизавету Лабутину. После Октябрьской революции семья переехала в независимую Латвию, где у Елизаветы осталась родня. Ольга поступила в известную женскую гимназию Олимпиады Лишиной. Уже здесь проявились ее творческие способности — хорошо рисовала, лепила. После окончания гимназии поступила в театральную студию, начала играть в Русской драме. В 1932 году ее семья стала полностью актерской — Ольга вышла замуж за актера Театра русской драмы Владимира Ивановича Неймана–Катенева. Однако об артистической карьере пришлось забыть — по просьбе мужа она оставила сцену. Нет худа без добра. Два рисунка Ольги Александровны, висевшие в гримерной мужа, случайно увидели представители Кузнецовского фарфорового завода. Они предложили женщине, которая нигде не училась живописи, стать художницей по фарфору. Через два месяца самоучке стали доверять роспись сложнейших заказов… С июля 1941 года в Риге — фашисты. С завода, где работала Ольга Александровна, тут же уволили сорок человек — как советских активистов. В их числе и ее — начальницу заводской сандружины. Безработных немцы отправляли на принудительные работы в Германию. Но вновь счастливая случайность. Бывший коллега по работе отвел Ольгу на фарфоровую фабрику в Милгрависе. Хозяин завода Фокрот принял ее на работу художницей, хотя она честно призналась, что уволена с "Кузнецовки". Немец Фокрот помог русской избежать рабства в Германии. Позже он спасет ее еще раз из Саласпилсского концентрационного лагеря. А вскоре в квартире у Ольги нашла приют узница еврейского гетто Каролина Тайц. Ее привел в дом брат Володя. На складе, где он служил, ему часто поручали приводить на работу пленников из еврейского гетто. Именно к Владимиру Александровичу обратилась молоденькая Лина с просьбой спасти. Родители Лины были расстреляны в Румбульском лесу, муж и брат воевали в рядах Советской армии. Владимир решил помочь. В гостиной под столом, покрытым свисающей до пола скатертью, было подготовлено подполье. Владимир придумал, как Лина может незаметно выйти из гетто, когда он будет забирать людей на склад. Со старостой Шурой Марьяновским они прикрыли шуцмана, который сидел в узком проходе под яркой лампой и считал выходящих из гетто "по головам". Лина за их спинами выскользнула на улицу. Через несколько кварталов она сбросила плащ с нашитыми шестиконечными звездами. Когда Ольга Александровна пришла с работы домой, на маминой кровати сидела худенькая девушка с косичками. Мама спокойно сказала: "Она будет у нас жить". Все пятеро — мать, отец, брат, муж и Ольга Александровна — отлично знали, что если Лину найдут, им уготована виселица. Но никому не пришла в голову мысль, что можно поступить иначе. Накануне Рождества 1941–го арестовали мужа Ольги Александровны, который с приходом немцев ушел из театра и устроился ночным сторожем. Бывший российский морской офицер не желал служить фашистам. На следующий день в гестапо вызвали саму Ольгу. В гестапо выяснилось, что они с мужем арестованы по чьему–то доносу за помощь русским военнопленным. Напротив их дома был завод, куда пригоняли на работу этих замученных людей. Они действительно помогали пленным: едой и одеждой. Советский солдат, которого они несколько раз кормили у себя в доме, на очной ставке не выдал их. Но это не спасло. Супругов упрятали в Саласпилсский концлагерь. "Перевоспитание" в "санатории", как называют Саласпилсский концлагерь многие нынешние политики, продолжалось почти год. Выйдя на свободу, Ольга Александровна пошла на завод, особо не рассчитывая, что бывшую заключенную примут на работу. Немец Фокрот только улыбнулся. Ведь это он добился от гестапо освобождения Ольги Александровны и ее мужа. А вскоре — новые испытания. В течение десяти месяцев она похоронила мать, отца и мужа. В октябре 1944–го в город вошла Красная армия. Казалось, самое тяжкое уже позади. Хотелось хоть немного перевести дух. Она радовалась за Лину, которая дождалась своего мужа и брата. Но судьба готовила Ольге Александровне новый удар. Когда стали менять старые латвийские паспорта на новые, советские, то начальнику ОВИРа Гудкову показалось подозрительным, что Ольга Александровна родилась в Индии. Он приказал ей в течение трех дней покинуть Ригу и поселиться не ближе чем в двухстах километрах от столицы. Ольга Александровна получила очередной "подарок" под Рождество. Друзей или родственников нигде, кроме Риги, у нее не было. Выручила Лина. Когда–то они жили в Виляны и хорошо знали начальника узкоколейки Красовского. Она написала ему письмо с просьбой помочь Ольге Александровне. Без документов на дрезине, прочесывающей окрестные места в поисках "лесных братьев", добралась она в этот провинциальный городок. Десять дней прожила Ольга Александровна в гостинице на одной воде и сахарине — местные боялись продавать продукты высланной русской. Заканчивались деньги и на гостиницу. Но ей повезло: телефонистка на станции уходила в декрет. Красовский взял Ольгу Александровну на ее место. Почти год муж и брат Лины Тайц писали во все инстанции, вплоть до Сталина: объясняли, что за Ольгой Александровной нет никакой вины, что во время фашистской оккупации она спасла еврейскую девушку и сама сидела в концлагере за помощь советским военнопленным. Помогло. Ей разрешили вернуться в Ригу. Она опять устроилась работать на фарфоровый завод художницей. Потихоньку налаживалась мирная жизнь. Но накануне Рождества 1949 года Ольгу Александровну вызвали в НКВД — на сей раз как члена Рериховского общества. Осудили по печально известной 58–й статье — "За контрреволюционную агитацию и пропаганду". Десять лет лишения свободы и пять лет лишения прав. В апреле 1950 года Ольга Александровна прибыла в Воркуту. Отбывать наказание только за убеждения и чтение книг пришлось в лагерях строгого режима. Правда, назывались они вполне безобидно: 2–й кирпичный завод. Работала Ольга Александровна поначалу на сортировке кирпича. От недостатка кислорода кружилась голова, подташнивало. Уставали руки, разжимались пальцы, а кирпичи все шли и шли непрерывным потоком. После смерти Сталина с заключенных сняли номера, стали называть по фамилиям. Постепенно начали освобождать. До Ольги Александровны очередь дошла в апреле 1956 года. Когда ее вызвали к начальнику лагеря и впервые за шесть лет предложили сесть, она поняла: это — освобождение Она получила на дорогу скудный паек, немного денег и билет до Ленинграда. Ехать через Москву, где жили родственники, ей не разрешили. Добралась до Воркуты и села на поезд. В Ленинграде дала телеграмму брату. Он встретил ее на перроне в Риге. Засиживаться дома Ольга Александровна не стала, а сразу пошла на родную "Кузнецовку". На завод ее приняли без всяких расспросов. Там она отработала художницей до пенсии. Ольга Александровна прожила долгую жизнь — она умерла в 2001 году на 94–м году жизни. Судьба не подарила ей своих детей. Но недаром говорится, что тот, кто спас хоть одну жизнь, — спас целый мир. У девочки, которой она подарила вторую жизнь, Лины Тайц, — дети и внуки. В 1998–м она приезжала в Ригу из Америки, чтобы повидаться с той, которую она могла бы назвать второй мамой. Имена Ольги Александровны и ее брата Владимира Мычко высечены на мраморной стене иерусалимского мемориального центра катастрофы "Яд–Вашем". А в 1998 году на аллее Праведников "Яд–Вашема" в честь брата и сестры были посажены деревья. Когда–нибудь именем Ольги Катеневой–Неймане будут называть улицы в нашей стране. Мне кажется, эти времена не за горами. Но все в наших собственных руках. Твари мы дрожащие или право имеем? Дмитрий ИЛЬИН. 29 января 2015. №04