Видео
В мире
То, что Белоруссия предсказуемо оказалась в сегодняшней ситуации, было понятно задолго до. Проблема всех постсоветских республик (включая и Россию) в том, что концепция суверенитета и независимости работает плохо. Не потому что плохая, а потому что есть факторы, вынуждающие ее постоянно корректировать.
Крах Советского Союза поставил вопрос о технологической деградации всего постсоветского пространства. Сколько бы ни рассказывали нам разные чубайсы про то, что в СССР рынка не было, это, безусловно, наглая ложь. Хотя, возможно, что чубайсы в силу своей ограниченности просто не знали, что он был. Управление было директивным, но все рыночные законы вполне себе работали. А потому понятие «рынок» к советской системе можно применять без малейших натяжек.
СССР сумел создать свой собственный рынок, который назывался СЭВ, с полумиллиардом потребителей. А также занял весьма устойчивые позиции в странах Третьего мира (тогда их было принято называть неприсоединившимися странами). Это давало ограниченный доступ еще примерно к двум миллиардам потребителей.
На такой базе переход от четвертого к пятому укладу прошел практически как по маслу. Более того – на этой базе можно было смело готовиться к будущему выходу и на технологии Шестого. Здесь работает вполне очевидная зависимость уровня технологий от ёмкости рынка, который они будут обслуживать. Четвертый индустриальный уклад чувствует себя уверенно в рынке с 200-300 миллионами потребителей, пятому требуется уже полмиллиарда. После Шестого уклада эта зависимость, видимо, работать перестанет, так как для Седьмого просто не хватит численности всего населения Земли, но до него еще очень далеко, чтобы строить модели и прогнозы.
Распад Союза привел к обособлению рынков и в значительной мере их утрате. По сути, деиндустриализация постсоветских республик произошла не только потому, что к власти пришла серая немочь бездарностей, но и по объективным причинам – даже индустриальный четвертый уклад не может существовать в рынке, который недостаточен для него. Поэтому и остались исключительно экспортные отрасли и сегменты, работающие кое-как, но в рамках именно индустриальных технологий. Поэтому (к примеру) потеря Газпромом европейского рынка приведет к его развалу – российский внутренний рынок слишком мал для поддержания технологического уровня Газпрома. Банкротство Газпрома в таких условиях – вопрос времени, причем короткого.
Единственным альтернативным вариантом технологической деградации и удержания уровня технологий постсоветских экономик хотя бы на самом простом индустриальном уровне был проект ЕАЭС – рудиментарный остаток прежнего чисто советского рынка с емкостью в 200 млн потребителей – самая нижняя граница индустриального уклада. Но мудрая путинская политика привела к тому, что Украина вышла из проекта (выстрелив себе в колено из авиационной пушки, конечно), а значит – ни малейшего шанса удержать даже индустриальный уровень не осталось ни у кого. Все без исключения постсоветские экономики за исключением редких островков производств, работающих на экспорт, или являющихся подразделениями крупных иностранных корпораций, утратили шанс окончательно.
Собственно, это ответ на то, что произошло с Белоруссией. Политика Лукашенко на удержание, пусть и в стагнационном сценарии, остатков советской экономики, в условиях краха проекта ЕАЭС перестала иметь хоть какие-то перспективы. Белорусская экономика перешла из режима стагнации в режим деградации. От Лукашенко потребовалось отрефлексировать и создать проект кризисного управления, однако он с задачей не справился. Правда, некоторые шаги в данном направлении были сделаны – попытка диверсификации поставок в первую очередь, но этого критически мало.
Здесь, кстати, кроется ответ на вопрос о резко прохладном отношении Минска к идее Союзного государства. В рамках ЕАЭС членство в Союзном государстве позволяло получать Белоруссии преференции внутри единого пространства. Но раз ЕАЭС тихо умер, то смысл в преференциях оказался утрачен, зато дополнительные уступки в вопросах суверенитета начали перевешивать сомнительные теперь выгоды.
Будем говорить прямо и откровенно: ни у одной постсоветской республики нет никаких шансов на удержание даже сегодняшнего критически низкого положения. Объективно мы все вошли в состояние новой волны деградационных процессов. Теоретически возвращение на исходные позиции и перезапуск интеграционных процессов возможен. Но во-первых, он должен быть инициирован самой крупной экономикой – российской, а во-вторых, Россия должна будет сама вначале сформулировать новый проект интеграции – причем теперь задача усложняется тем, что вначале России придется создать и воплотить внутренний интеграционный проект, предложив регионам принципиально иные подходы к сохранению уже самой России. И только после этого новая федеративная Россия сможет создать новый интеграционный проект постимперского пространства, где единое экономическое пространство будет жестко увязано с политической независимостью всех его участников. ЕАЭС, как идея отказа от суверенитета в обмен на общий рынок, скончалась. И повторять ее заново не имеет ни малейшего смысла.
Оба проекта России – и федерализация, и интеграция – должны быть привлекательными как внутри России, так и для ее соседей. Только демонстрация успешности этих проектов может перезапустить восстановление общего экономического пространства. Но не ранее.
И конечно, нет ни малейших сомнений, что правящие группировки в постсоветских странах не способны на что-либо новое. Ни в России, ни за ее пределами. Все, что они делают и будут делать – это удерживать свою власть в рамках тех систем, которые уже обанкротились. Поэтому без внутриполитических перетрясок и появления новых элит все эти процессы, скорее всего, будут невозможны по определению.
