Перенес он их, конечно, не в прямом смысле. Скорее, полностью воспроизвел атмосферу легкого дачного быта, совместного отдыха большой разношерстной компании, бесконечных шуток и разговоров, надежд и воспоминаний, неожиданных поворотов и внезапных потрясений.
Даже персональные параллели напрашиваются: герои Александра Калягина и Олега Меньшикова, героини Елены Соловей и Ингеборги Дапкунайте. Красный комдив Котов – герой самого Михалкова, если присмотреться, оказывается «реинкарнацией» героя Анатолия Ромашина – богатея из народа, на деньги которого существует все непринужденное дачное безделье.
Зачем, казалось бы, снимать эту историю по второму разу? Дело в том, что история, несмотря на сходство характеров и обстоятельств, оказалась в иной реальности совершенно иной. Если в первый раз Михалков снял экзистенциальную драму, то во второй – драму социальную.
Если в первый раз герои по-чеховски страдали от бессмысленности жизни, от того, что не вышло из них ни шопенгауэров, ни достоевских, то во второй – от того, что в иных социальных обстоятельствах оказалось невероятно трудно сохранить хотя бы эту унылую, осточертевшую, но такую желанную жизнь. Жизнь – как возможность существовать, растить детей, болтать и отдыхать на дачах, не задумываясь ни о каких высоких смыслах, ни о каких великих идеях.
Поскольку идеи эти уже свое слово сказали, перевернув чеховскую Россию и превратив драму в настоящую трагедию, где гибнут уже не отдельные тонко чувствующие герои, а весь хор (как сказал бы Иосиф Бродский).
Та старая жизнь была настоящим солнцем. Но солнцем, которое утомило белеющий в море парус, и от которого русская культура отказалась ради бури.
Монолог Калягина о студенте, потерявшем возлюбленную, практически полностью воспроизводится в рассказе Меньшикова малышке Наде про мальчика Ятима и девочку Ясум. Но вот дальше начинаются отличия. Чеховский герой уныло страдает, проживая пустую деревенскую жизнь.
А герой «счастливой советской эпохи», чудом оставшийся жив после суровой гражданской войны и нищей эмиграции, идет служить чекистом для того, чтоб сохраниться и в удобный момент отправить за решетку хозяина новой жизни – нувориша, уничтожившего своей шашкой ту страшную бессмысленную чеховскую жизнь, которая на поверку оказалось прекрасной жизнью, оставшейся лишь во снах и воспоминаниях.
Принято считать, что Михалков снял дилогию, в которой «Утомленные солнцем» являются первой частью, а «Предстояние» и «Цитадель» – раздвоенной второй. Однако тот кошмар, который представляет творчество позднего Михалкова, вряд ли вообще можно всерьез воспринимать. Тогда как истинной дилогией о русской культуре, русской истории, русской трагедии и русском человеке является «Неоконченная пьеса…», которую через 17 лет автору удалось окончить.
Мне представляется, что «Утомленные солнцем», несмотря на появление в середине девяностых, являются последним советским фильмом, завершившим целую эпоху. И запоздавшим слегка лишь потому, что в советское время подобную трагедию о советской стране снять было невозможно.
И еще мне кажется, что «Утомленные солнцем» – самый личный фильм Никиты Сергеевича Михалкова. Фильм о том, почему старый дворянско-интеллигентский род стал родом приспособленцев и гимнотворцев. Принять эту трансформацию я так и не смог, даже посмотрев и многократно пересмотрев «Утомленные солнцем». Но понять истинную трагедию моей страны этот фильм мне помог лучше, чем множество разнообразных книг о сталинизме.